Синяя лилия, лилия Блу
Часть 59 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И тогда он сказал:
– Я иду в пещеру. Мы идем.
Это было невозможно, но какая разница? Невозможным было все. Он ожидал, что Калла возразит, но она молчала.
Отчасти Ганси хотелось, чтобы она попыталась их отговорить; это была та его часть, которая чувствовала ползущие по шее маленькие ножки.
«Трус».
Он потратил много времени, учась загонять эту мысль в глубины сознания, и теперь одержал верх.
– Я иду с вами, – сказала Калла, крепко сжимая в руке бокал. – Хватит этой самодеятельности. Я так зла, что могу…
Она швырнул бокал на пол, и он разбился у ног Орлы. Орла уставилась на осколки, потом на Ганси – лицо у нее было виноватое, но Ганси долго прожил бок о бок с горем Ронана и мог опознать его с первого взгляда.
– Вот! – крикнула Калла. – Вот, пожалуйста. Я его просто разбила безо всякой причины!
– Я за пылесосом, – сказала Джими.
– Я за успокоительным, – сказала Орла.
Калла вылетела на задний двор.
Ганси отступил и прокрался вверх по лестнице в телефонную (швейную, кошачью) комнату. Это было единственное место на втором этаже, куда его приглашали, и единственное, где, как он знал, имело смысл поискать Блу. Впрочем, там он ее не нашел – как и в соседней комнате, которая, очевидно, служила ей спальней. Ганси обнаружил Блу в конце коридора, в каморке, которая явно принадлежала Персефоне; там пахло ею, и все было странно и умно.
Блу сидела у кровати, яростно царапая лак на ногтях. Она посмотрела на Ганси. Вечерний свет резко и ярко падал на матрас у нее за спиной, заставляя девушку щуриться.
– Отчего так долго? – спросила она.
– У меня был отключен телефон. Прости.
Она соскребла на косматый коврик еще кусочек лака.
– Конечно, в любом случае не было смысла торопиться.
«Ох, Блу».
– Мистер Грей здесь? – спросила она.
– Я его не видел. Слушай, я сказал Калле, что мы собираемся в пещеру. Чтобы найти Мору… – и он поправился: – Твою маму.
– Ради бога, не говори со мной тоном Ричарда Ганси! – огрызнулась Блу, а потом вдруг заплакала.
Это было против правил, но Ганси присел рядом, коснувшись одним коленом ее спины, а другим ног, и обнял Блу. Она прижалась к нему, положив стиснутые руки на грудь Ганси. Он почувствовал, как горячая слеза упала в ямочку над ключицей. Ганси закрыл глаза от солнца, лившегося в окно, – ему было жарко в свитере, нога немела, в локоть впивалась металлическая рама кровати, Блу Сарджент лежала у него на груди, и он не двигался.
«Помогите», – подумал он. И вспомнил слова Гвенллиан: «Оно начинается». Он чувствовал это. Что-то раскручивалось, все быстрее и быстрее, как катушка, подхваченная ветром.
«Начинается, начинается…»
Он сам не знал, кто кого утешает.
– Я – часть бессмысленного нового поколения, – наконец сказала Блу, уткнувшись в него.
Желание и страх жили рядом друг с другом в его сердце и обострялись от такого соседства.
– Компьютерное поколение. Все время кажется, что можно нажать кнопку перезагрузки и обновиться.
Ганси отстранился и поморщился от колотья в ноге, а потом дал Блу листик мяты и прислонился к спинке кровати. Подняв голову, он обнаружил, что на пороге стоит Гвенллиан. Ганси понятия не имел, сколько времени она там провела. Она стояла, вытянув одну руку и ухватившись за косяк, словно боялась, что ее впихнут в комнату.
Она подождала, пока не убедилась, что Ганси смотрит на нее, а затем запела:
– Короли, королевы,
Королевы, короли,
Синяя лилия, лилия синяя,
Короны и птицы,
Мечи и безделушки,
Синяя лилия, лилия синяя.
– Ты пытаешься меня разозлить? – спросил Ганси.
– А ты злишься, маленький рыцарь? – нежно ответила Гвенллиан. Положив щеку на руку, она принялась качаться туда-сюда. – Мне часто виделась смерть. Я много раз пропела все песни, какие знала, пока лежала ничком в том ящике. Каждый глаз! Каждый глаз, к которому можно было обратиться, я умоляла посмотреть на меня. И – ничего в ответ, кроме тупости и слепоты!
– Как ты пользовалась чужими глазами, если ты такая же, как я? – поинтересовалась Блу. – Если у тебя нет собственных магических способностей.
Рот Гвенллиан приобрел самые презрительные очертания.
– Этот вопрос! Все равно что спросить, как можно вбить гвоздь, если ты не молоток.
– Ладно, – сказала Блу. – Проехали. Мне, в общем, дела нет.
– Меня учил Артемус, – продолжала Гвенллиан. – Когда не пытался опорочить моего отца. Вот тебе загадка, моя любовь, моя любовь, моя любовь, что растет, моя любовь, моя любовь, моя любовь, из темноты, моя любовь, моя любовь, моя любовь, в темноту, моя любовь, любовь, моя любовь.
Блу сердито поднялась на ноги.
– Хватит игр.
– Дерево ночью, – ответил Ганси.
Гвенллиан перестала раскачиваться на косяке и уставилась на него, по-прежнему сидевшего на полу.
– Многое от моего отца, – сказала она. – Многое от моего отца вижу в тебе. Артемус, дерево ночью. Твоя мать ищет его, синяя лилия? Тогда разыщи моего отца. Артемус будет рядом с ним, как можно ближе, если только ему ничего не помешает. Лучше говорить шепотом.
Она плюнула на пол рядом с Ганси.
– Я и ищу его, – сказал Ганси. – Мы спустимся под землю.
– Прикажи мне сделать что-нибудь для тебя, маленький принц, – проговорила Гвенллиан. – Покажи свой королевский нрав.
– Таким образом и твой отец заставлял других ему служить? – спросил Ганси.
– Нет, – ответила Гвенллиан с легкой досадой. – Он просил.
Хотя все это было неправильно и невероятно, ее слова согрели душу Ганси. Да, так: Глендауэр правил прося, а не приказывая. Это был король, которого Ганси искал.
– Ты пойдешь с нами? – спросил он.
44
Когда Колин Гринмантл вышел на крыльцо исторической фермы и посмотрел на поле, он обнаружил вдалеке стадо коров, а поблизости – двух молодых людей.
Точнее сказать, Адама Пэрриша и Ронана Линча.
Он посмотрел на них сверху вниз.
Они посмотрели на него снизу вверх.
Обе стороны молчали. Парни выглядели как-то тревожно – в частности, у Адама Пэрриша было интересное лицо. Не в том смысле, что он был интересным человеком. Скорее, что-то необычное крылось в его чертах. Он был чужаком, красивым образчиком представителей Западной Вирджинии – тонкие, как перья, скулы, впалые щеки, светлые, чуть заметные брови. Дикий и костлявый, как портреты времен Гражданской войны. «Брат убивал брата, а их фермы превращались в руины…»
А Ронан Линч походил на Ниалла Линча – иными словами, выглядел той еще сволочью.
Ох, молодость.
Поэтому Гринмантл первым разбил лед. Он спросил:
– Вы принесли домашнюю работу?
Они продолжали стоять там как пара близнецов из ужастика – один светлый, другой темный.
Адам Пэрриш слегка улыбнулся и сразу помолодел на два года. Зубов у него был полный набор.
– Я знаю, кто вы.
Это было интересно.
– Я иду в пещеру. Мы идем.
Это было невозможно, но какая разница? Невозможным было все. Он ожидал, что Калла возразит, но она молчала.
Отчасти Ганси хотелось, чтобы она попыталась их отговорить; это была та его часть, которая чувствовала ползущие по шее маленькие ножки.
«Трус».
Он потратил много времени, учась загонять эту мысль в глубины сознания, и теперь одержал верх.
– Я иду с вами, – сказала Калла, крепко сжимая в руке бокал. – Хватит этой самодеятельности. Я так зла, что могу…
Она швырнул бокал на пол, и он разбился у ног Орлы. Орла уставилась на осколки, потом на Ганси – лицо у нее было виноватое, но Ганси долго прожил бок о бок с горем Ронана и мог опознать его с первого взгляда.
– Вот! – крикнула Калла. – Вот, пожалуйста. Я его просто разбила безо всякой причины!
– Я за пылесосом, – сказала Джими.
– Я за успокоительным, – сказала Орла.
Калла вылетела на задний двор.
Ганси отступил и прокрался вверх по лестнице в телефонную (швейную, кошачью) комнату. Это было единственное место на втором этаже, куда его приглашали, и единственное, где, как он знал, имело смысл поискать Блу. Впрочем, там он ее не нашел – как и в соседней комнате, которая, очевидно, служила ей спальней. Ганси обнаружил Блу в конце коридора, в каморке, которая явно принадлежала Персефоне; там пахло ею, и все было странно и умно.
Блу сидела у кровати, яростно царапая лак на ногтях. Она посмотрела на Ганси. Вечерний свет резко и ярко падал на матрас у нее за спиной, заставляя девушку щуриться.
– Отчего так долго? – спросила она.
– У меня был отключен телефон. Прости.
Она соскребла на косматый коврик еще кусочек лака.
– Конечно, в любом случае не было смысла торопиться.
«Ох, Блу».
– Мистер Грей здесь? – спросила она.
– Я его не видел. Слушай, я сказал Калле, что мы собираемся в пещеру. Чтобы найти Мору… – и он поправился: – Твою маму.
– Ради бога, не говори со мной тоном Ричарда Ганси! – огрызнулась Блу, а потом вдруг заплакала.
Это было против правил, но Ганси присел рядом, коснувшись одним коленом ее спины, а другим ног, и обнял Блу. Она прижалась к нему, положив стиснутые руки на грудь Ганси. Он почувствовал, как горячая слеза упала в ямочку над ключицей. Ганси закрыл глаза от солнца, лившегося в окно, – ему было жарко в свитере, нога немела, в локоть впивалась металлическая рама кровати, Блу Сарджент лежала у него на груди, и он не двигался.
«Помогите», – подумал он. И вспомнил слова Гвенллиан: «Оно начинается». Он чувствовал это. Что-то раскручивалось, все быстрее и быстрее, как катушка, подхваченная ветром.
«Начинается, начинается…»
Он сам не знал, кто кого утешает.
– Я – часть бессмысленного нового поколения, – наконец сказала Блу, уткнувшись в него.
Желание и страх жили рядом друг с другом в его сердце и обострялись от такого соседства.
– Компьютерное поколение. Все время кажется, что можно нажать кнопку перезагрузки и обновиться.
Ганси отстранился и поморщился от колотья в ноге, а потом дал Блу листик мяты и прислонился к спинке кровати. Подняв голову, он обнаружил, что на пороге стоит Гвенллиан. Ганси понятия не имел, сколько времени она там провела. Она стояла, вытянув одну руку и ухватившись за косяк, словно боялась, что ее впихнут в комнату.
Она подождала, пока не убедилась, что Ганси смотрит на нее, а затем запела:
– Короли, королевы,
Королевы, короли,
Синяя лилия, лилия синяя,
Короны и птицы,
Мечи и безделушки,
Синяя лилия, лилия синяя.
– Ты пытаешься меня разозлить? – спросил Ганси.
– А ты злишься, маленький рыцарь? – нежно ответила Гвенллиан. Положив щеку на руку, она принялась качаться туда-сюда. – Мне часто виделась смерть. Я много раз пропела все песни, какие знала, пока лежала ничком в том ящике. Каждый глаз! Каждый глаз, к которому можно было обратиться, я умоляла посмотреть на меня. И – ничего в ответ, кроме тупости и слепоты!
– Как ты пользовалась чужими глазами, если ты такая же, как я? – поинтересовалась Блу. – Если у тебя нет собственных магических способностей.
Рот Гвенллиан приобрел самые презрительные очертания.
– Этот вопрос! Все равно что спросить, как можно вбить гвоздь, если ты не молоток.
– Ладно, – сказала Блу. – Проехали. Мне, в общем, дела нет.
– Меня учил Артемус, – продолжала Гвенллиан. – Когда не пытался опорочить моего отца. Вот тебе загадка, моя любовь, моя любовь, моя любовь, что растет, моя любовь, моя любовь, моя любовь, из темноты, моя любовь, моя любовь, моя любовь, в темноту, моя любовь, любовь, моя любовь.
Блу сердито поднялась на ноги.
– Хватит игр.
– Дерево ночью, – ответил Ганси.
Гвенллиан перестала раскачиваться на косяке и уставилась на него, по-прежнему сидевшего на полу.
– Многое от моего отца, – сказала она. – Многое от моего отца вижу в тебе. Артемус, дерево ночью. Твоя мать ищет его, синяя лилия? Тогда разыщи моего отца. Артемус будет рядом с ним, как можно ближе, если только ему ничего не помешает. Лучше говорить шепотом.
Она плюнула на пол рядом с Ганси.
– Я и ищу его, – сказал Ганси. – Мы спустимся под землю.
– Прикажи мне сделать что-нибудь для тебя, маленький принц, – проговорила Гвенллиан. – Покажи свой королевский нрав.
– Таким образом и твой отец заставлял других ему служить? – спросил Ганси.
– Нет, – ответила Гвенллиан с легкой досадой. – Он просил.
Хотя все это было неправильно и невероятно, ее слова согрели душу Ганси. Да, так: Глендауэр правил прося, а не приказывая. Это был король, которого Ганси искал.
– Ты пойдешь с нами? – спросил он.
44
Когда Колин Гринмантл вышел на крыльцо исторической фермы и посмотрел на поле, он обнаружил вдалеке стадо коров, а поблизости – двух молодых людей.
Точнее сказать, Адама Пэрриша и Ронана Линча.
Он посмотрел на них сверху вниз.
Они посмотрели на него снизу вверх.
Обе стороны молчали. Парни выглядели как-то тревожно – в частности, у Адама Пэрриша было интересное лицо. Не в том смысле, что он был интересным человеком. Скорее, что-то необычное крылось в его чертах. Он был чужаком, красивым образчиком представителей Западной Вирджинии – тонкие, как перья, скулы, впалые щеки, светлые, чуть заметные брови. Дикий и костлявый, как портреты времен Гражданской войны. «Брат убивал брата, а их фермы превращались в руины…»
А Ронан Линч походил на Ниалла Линча – иными словами, выглядел той еще сволочью.
Ох, молодость.
Поэтому Гринмантл первым разбил лед. Он спросил:
– Вы принесли домашнюю работу?
Они продолжали стоять там как пара близнецов из ужастика – один светлый, другой темный.
Адам Пэрриш слегка улыбнулся и сразу помолодел на два года. Зубов у него был полный набор.
– Я знаю, кто вы.
Это было интересно.