Синий бант
Часть 47 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Установившуюся тишину нарушили Танины шаги.
– Спасибо, а я все никак не могла найти, – она аккуратно вытащила из рук оторопевшего брата находку. Поцеловала в щеку, пряча улыбку, а потом под пристальными мужскими взглядами прошла к столу и из-под вороха нот вытащила разыскиваемое.
– Вот твои очки, – Илье тоже достался поцелуй в щеку. Он почел за лучшее устроить оптику на законное место и заняться задачками по финансовой математике. Потому что сказать-то… хм… нечего.
– Я тихо посижу и мешать не буду, – голосом пай-мальчика внес свою лепту в замерший диалог Иня, устраиваясь на диване.
Какое-то время было и в самом деле тихо. Слышалось только, как Ваня предельно аккуратно отхлебывает чай. Получалось, правда, ровно наоборот, но с ним всегда так.
Молчание прервал Илья, обнаруживший нечто неожиданное среди листов с заданиями.
– А это по какому предмету задачка? – и продекламировал с чувством:
В моей душе четвертый день
Лишь пустота.
Все потому, что ты взяла
И вдруг ушла.
Мы Инь и Янь,
А ты ушла.
Как ты могла?
Как ты могла?
Мы Инь и Янь,
Мы Инь и Янь.
Таня поперхнулась чаем, а Иван подскочил с дивана.
– Отдай! Это вообще моя новая песня!
Илья уткнулся носом в лист с очередной задачей.
Так, главное, не смеяться. Тихо, Илья Ильич, ти-хо.
Удалось. И даже на задачах удалось снова сосредоточиться. Он бегло, но достаточно подробно записывал решения, параллельно прислушиваясь к диалогу за спиной.
– Вань, последнюю строку надо переписать, – это Танин голос с легкой музыкальной хрипотцой. Голос профессионального радиодиджея. Голос, с которым у Ильи связано уже столько всего – личного, интимного. Голос, который он любит отдельно. И этот голос продекламировал:
Твой телефон молчит
Уже четвертый день,
А я скучаю по тебе,
Я просто пень.
– Ну какой пень? Ты разве пень?
Я серьезен. Я занят. Я решаю задачи. У-ф-ф-ф.
– Там с рифмой засада, – басом вздохнул незадачливый поэт. – К «уже четвертый день».
Последнюю задачу Илья решал под перебор вариантов.
– Да, ты мой хмель.
– Но я кремень.
– Кто тот злодей?
«День – олень, день – хрень» – автоматом выстукивало в голове, пока Илья выводил финальные цифры. Разумеется, он не стал такие рифмы произносить вслух. А вместо этого, поставив последнюю точку, проговорил негромко:
Твой телефон молчит,
И снова я без сна.
Я так скучаю,
По тебе схожу с ума.
– Точно! – завопил Иня и стал спешно черкать на листе. Таня одарила Илью долгом внимательным взглядом, но ничего не сказала. А поэт-финансист, завершив свои каракули, уселся на кожаный табурет и стал двумя пальцами тыкать в клавиши.
– А мелодия примерно такая…
Илья резко шлепнул листами о стол.
– Сколько раз можно повторять – НЕ ТРОГАЙ МОЙ РОЯЛЬ!
Иня сделал фирменные бровки домиком, вздохнул, но руки с клавиш убрал. Обернулся к сестре и горестно вопросил:
– А наш отец знает, с каким вредным парнем ты встречаешься?
– Ну, он пока не знает и как ты «решаешь» на отлично контрольные, – парировала Таня.
Между Иваном и Татьяной вновь состоялся немой диалог взглядами. А потом оба широко улыбнулись.
– Как много у нас тайн…
На самом деле тайна у брата и сестры Тобольцевых была всего одна – Илья Королёв, любимый человек сестры и лучший друг брата. И сейчас он задумчиво смотрел на них, аккуратно постукивая свернутыми в трубку листами по ладони.
– Понял, не дурак, был бы дурак – не понял, – Иван споро выхватил бумажки из рук друга. – Уже ухожу! Тебе, Юня, должен по гроб жизни, как обычно.
Илья лишь поморщился детскому прозвищу. Но это было еще не все. На прощание Иня все же не удержался.
Уже стоя в дверях, пожав руку другу и расцеловавшись с сестрой, он картинно вздохнул:
– Как несправедлив этот мир. Мне даже пальцем не дают коснуться рояля, а у кого-то там целый гардероб хранится!
Танино «Удачи с финансовой математикой» настигло Ваню Тобольцева уже у лифта. Илья и вовсе предпочел не комментировать это хулиганское заявление. Вместо этого обнял Танечку и, поцеловав в висок, произнес:
– У тебя не брат, а сущий кошмар. И за что мы его любим?
– Потому что такого замечательного друга и брата больше ни у кого нет, – ответила Танечка в плечо.
И оба знали, что это сущая правда. Ваня жил душой и свою душу щедро дарил дорогим для него людям. Таня некоторое время молча терлась носом о мужское плечо, а потом все же сказала:
– Я не знала, что у тебя так неплохо с рифмами. Ты песни писать не пробовал?
– Нет.
Но она почему-то не поверила, подняла голову, чтобы посмотреть в глаза за стеклами очков. Глаза смотрели безмятежно, словно не врали.
– Зато я написал небольшую фантазию для фортепиано.
– Правда? – ее губы сами собой растянулись в улыбке.
– Правда.
– Я хочу послушать.
– Пойдем.
Илья долго копался в бумагах на столике рядом с инструментом. У него всегда был идеальный порядок: и в квартире, и в вещах, но когда они до прихода Вани начали целоваться и смахнули нечаянно все стопки нот… в общем, Илье потребовалось время, чтобы найти нужный лист.
– Это еще не до конца готово, – сказал он, садясь на табурет, – думаю, будут изменения, но…
И его пальцы коснулись клавиш.
На листе, который Илья поставил перед собой, Таня прочитала название пьесы. «Синий бант». И под ним – строки. Как эпиграф.
– Спасибо, а я все никак не могла найти, – она аккуратно вытащила из рук оторопевшего брата находку. Поцеловала в щеку, пряча улыбку, а потом под пристальными мужскими взглядами прошла к столу и из-под вороха нот вытащила разыскиваемое.
– Вот твои очки, – Илье тоже достался поцелуй в щеку. Он почел за лучшее устроить оптику на законное место и заняться задачками по финансовой математике. Потому что сказать-то… хм… нечего.
– Я тихо посижу и мешать не буду, – голосом пай-мальчика внес свою лепту в замерший диалог Иня, устраиваясь на диване.
Какое-то время было и в самом деле тихо. Слышалось только, как Ваня предельно аккуратно отхлебывает чай. Получалось, правда, ровно наоборот, но с ним всегда так.
Молчание прервал Илья, обнаруживший нечто неожиданное среди листов с заданиями.
– А это по какому предмету задачка? – и продекламировал с чувством:
В моей душе четвертый день
Лишь пустота.
Все потому, что ты взяла
И вдруг ушла.
Мы Инь и Янь,
А ты ушла.
Как ты могла?
Как ты могла?
Мы Инь и Янь,
Мы Инь и Янь.
Таня поперхнулась чаем, а Иван подскочил с дивана.
– Отдай! Это вообще моя новая песня!
Илья уткнулся носом в лист с очередной задачей.
Так, главное, не смеяться. Тихо, Илья Ильич, ти-хо.
Удалось. И даже на задачах удалось снова сосредоточиться. Он бегло, но достаточно подробно записывал решения, параллельно прислушиваясь к диалогу за спиной.
– Вань, последнюю строку надо переписать, – это Танин голос с легкой музыкальной хрипотцой. Голос профессионального радиодиджея. Голос, с которым у Ильи связано уже столько всего – личного, интимного. Голос, который он любит отдельно. И этот голос продекламировал:
Твой телефон молчит
Уже четвертый день,
А я скучаю по тебе,
Я просто пень.
– Ну какой пень? Ты разве пень?
Я серьезен. Я занят. Я решаю задачи. У-ф-ф-ф.
– Там с рифмой засада, – басом вздохнул незадачливый поэт. – К «уже четвертый день».
Последнюю задачу Илья решал под перебор вариантов.
– Да, ты мой хмель.
– Но я кремень.
– Кто тот злодей?
«День – олень, день – хрень» – автоматом выстукивало в голове, пока Илья выводил финальные цифры. Разумеется, он не стал такие рифмы произносить вслух. А вместо этого, поставив последнюю точку, проговорил негромко:
Твой телефон молчит,
И снова я без сна.
Я так скучаю,
По тебе схожу с ума.
– Точно! – завопил Иня и стал спешно черкать на листе. Таня одарила Илью долгом внимательным взглядом, но ничего не сказала. А поэт-финансист, завершив свои каракули, уселся на кожаный табурет и стал двумя пальцами тыкать в клавиши.
– А мелодия примерно такая…
Илья резко шлепнул листами о стол.
– Сколько раз можно повторять – НЕ ТРОГАЙ МОЙ РОЯЛЬ!
Иня сделал фирменные бровки домиком, вздохнул, но руки с клавиш убрал. Обернулся к сестре и горестно вопросил:
– А наш отец знает, с каким вредным парнем ты встречаешься?
– Ну, он пока не знает и как ты «решаешь» на отлично контрольные, – парировала Таня.
Между Иваном и Татьяной вновь состоялся немой диалог взглядами. А потом оба широко улыбнулись.
– Как много у нас тайн…
На самом деле тайна у брата и сестры Тобольцевых была всего одна – Илья Королёв, любимый человек сестры и лучший друг брата. И сейчас он задумчиво смотрел на них, аккуратно постукивая свернутыми в трубку листами по ладони.
– Понял, не дурак, был бы дурак – не понял, – Иван споро выхватил бумажки из рук друга. – Уже ухожу! Тебе, Юня, должен по гроб жизни, как обычно.
Илья лишь поморщился детскому прозвищу. Но это было еще не все. На прощание Иня все же не удержался.
Уже стоя в дверях, пожав руку другу и расцеловавшись с сестрой, он картинно вздохнул:
– Как несправедлив этот мир. Мне даже пальцем не дают коснуться рояля, а у кого-то там целый гардероб хранится!
Танино «Удачи с финансовой математикой» настигло Ваню Тобольцева уже у лифта. Илья и вовсе предпочел не комментировать это хулиганское заявление. Вместо этого обнял Танечку и, поцеловав в висок, произнес:
– У тебя не брат, а сущий кошмар. И за что мы его любим?
– Потому что такого замечательного друга и брата больше ни у кого нет, – ответила Танечка в плечо.
И оба знали, что это сущая правда. Ваня жил душой и свою душу щедро дарил дорогим для него людям. Таня некоторое время молча терлась носом о мужское плечо, а потом все же сказала:
– Я не знала, что у тебя так неплохо с рифмами. Ты песни писать не пробовал?
– Нет.
Но она почему-то не поверила, подняла голову, чтобы посмотреть в глаза за стеклами очков. Глаза смотрели безмятежно, словно не врали.
– Зато я написал небольшую фантазию для фортепиано.
– Правда? – ее губы сами собой растянулись в улыбке.
– Правда.
– Я хочу послушать.
– Пойдем.
Илья долго копался в бумагах на столике рядом с инструментом. У него всегда был идеальный порядок: и в квартире, и в вещах, но когда они до прихода Вани начали целоваться и смахнули нечаянно все стопки нот… в общем, Илье потребовалось время, чтобы найти нужный лист.
– Это еще не до конца готово, – сказал он, садясь на табурет, – думаю, будут изменения, но…
И его пальцы коснулись клавиш.
На листе, который Илья поставил перед собой, Таня прочитала название пьесы. «Синий бант». И под ним – строки. Как эпиграф.