Синий бант
Часть 46 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Отринь отца да имя измени,
А если нет, меня женою сделай,
Чтоб Капулетти больше мне не быть.
– Ну все, готово! – провозгласила Дуня.
– Шут! – Таня тут же двинулась в сторону балкона. – Перестань кричать на всю улицу.
– Выходите оба оттуда! Простынете! – раздался вслед материнский голос.
Но брат и сестра Тобольцевы ее не слышали. Оба смотрели вниз и молчали. Там, около высоких раскидистых яблонь, стоял зеленый спортивный «мерседес».
– Мне пора, – наконец прошептала Таня.
Ваня в ответ лишь присвистнул.
Она на ходу поцеловала в щеку маму, схватила с крючка верхнюю одежду, уже обуваясь, поприветствовала отца, который только-только зашел в дом, и выбежала на лестничную клетку под крик брата: «Передавай привет Ромео!»
– Это она куда? – поинтересовался Тобольцев, провожая взглядом дочь, прежде чем закрыть дверь.
– На свидание.
– В таком виде?
– Ее пригласили на балет в Большой театр, – ответила Дуня, все еще держа в руках лак для волос.
– Однако.
Она смотрела на дверь таким взглядом – завороженным, что вопрос сам слетел с языка:
– Дуня, что случилось?
– Она влюбилась, – последовал ответ, и взгляд наконец переместился на мужа. – Наша дочь влюбилась.
– Нашла в кого, – проворчал Ваня.
– В кого?
Две пары родительских глаз внимательно смотрели на сына в ожидании ответа. И что им сказать? И вообще, с чего он взял, что знает ухажера Таньки, да и мало ли в Москве… зеленых спортивных «мерседесов»?
– В Монтекки! – торжественно произнес Ваня, помахав для наглядности книгой.
* * *
С ним все было не так, как с другими. Совсем не так. К своим двадцати четырем Таня решила, что знает о мужчинах если не все, то многое. Она рано начала нравиться, у нее был большой опыт свиданий, самых разных, и с каждым очередным становилось все скучнее и скучнее. Ничего нового, все одинаковое, предсказуемое, и поклонники быстро надоедали и получали отставку. Ей просто было неинтересно.
С ним все не так. И никогда не знаешь, что дальше. Что сделает, что скажет, как поведет себя. Это интриговало, затягивало и… довело до свидания. В Большом театре.
Никому из ее бывших поклонников даже в голову не пришло бы пригласить девушку в такое место. По дороге Таня слушала рассказ о том, что балет был написан в 1936 году, а его премьера впервые прошла в Чехии и только через несколько лет – в СССР, и первой Джульеттой стала легендарная Уланова. Он не читал заученную лекцию, не пытался произвести впечатление – просто рассказывал. И Таня слушала. И вдруг поняла, что ей нравится тембр его голоса – тоже необычный, обволакивающий.
«Мерседес» остановился недалеко от театра. Вскоре дверь с ее стороны открылась, Таня увидела перед собой протянутую руку и вспомнила, как давным-давно, в детстве, считала себя всамделишной принцессой. И вот сейчас она снова вдруг почувствовала себя ею.
Элегантное платье, красивая прическа, протянутая мужская рука и впереди – залитый огнями Большой.
Что-то прошлось внутри легкой волной, а потом замерло. Наверное, предвкушение.
Таня вложила свои пальцы в ладонь Ильи и вышла из машины.
– Знаешь, мне никогда не нравился финал. В юности я даже придумала свой, где Джульетта проснулась вовремя, и оба остались живы.
– А мне всегда было интересно, из-за чего Монтекки и Капулетти оказались по разные стороны. В чем причина?
– Думаешь, причина существует?
– Обязательно.
ИИТТИИ
Для раздавшейся трели домофона трудно было подобрать более неподходящий момент. Когда пальцы сплетены, дыхание смешалось, да и вообще – общее уже все, и только тела еще в секунде от того, чтобы стать единым – в этот момент самое последнее, что ты хочешь слышать, – звук домофона. С учетом того что на тебе из одежды только часы, а на любимой – тату на левом бедре.
Илья уперся лбом в женское плечо и замер. А вот домофон – нет. Заливался особенно громкими пассажами турецкого марша, перекрывая все, включая шумное двойное дыхание.
– Может, уйдут? – без особой, впрочем, надежды.
Трель раздалась, кажется, с утроенной силой.
– Вряд ли, – хмыкнула Таня, и Илье пришлось с ней соглашаться. И с неохотой разъединять тела и тянуться за штанами. Мало ли что видеофон не включается автоматически. Не разговаривать же нагишом с неизвестным некто, которого в данный момент остро хотелось придушить. Да и вообще убийство лучше совершать одетым.
– Это я! – тут же бодро отозвалась трубка, едва хозяин квартиры взял ее в руки.
«Я» не утрудился представлением. Может, рассчитывал на камеру. Но и без камеры этот голос – низкий прокуренный бас, который мог непредсказуемо сорваться в уникальный по своей высоте альтино, – в представлении не нуждался. И принадлежал уникальному же человеку, единственному и лучшему другу Ильи Ильича Королёва – Ивану Ивановичу Тобольцеву.
– Открой, я на минутку всего! – продолжала верещать трубка.
Илья вздохнул.
– У нас все дома.
– Меня нету! Открой, а? А то я завтра контрольную завалю. И это будет на твоей совести!
Хозяин квартиры еще раз вздохнул, прислушиваясь к шороху одежды за спиной. С самого начала было очевидно, что этот гость просто так не уйдет, и романтический вечер полетел к черту. Продев-таки ремень в петлю, Илья нажал на кнопку домофона.
– Репетируешь? – Иван Тобольцев, а для хороших знакомых – просто Иня, пожав другу руку, шустро двинулся в сторону гостиной. – Что там у тебя сегодня? Шопен? Рахманинов? Чайко-о-о… О!?
Последнее «О» было адресовано Ваниной сестре, невозмутимо стоявшей у занимающего добрую четверть комнаты рояля.
Брат и сестра несколько секунд молча смотрели друг на друга.
– …-вский… – растерянно закончил наконец фразу Иня.
– Чай будешь? – спокойно спросила Татьяна.
– А… – Ваня почесал в затылке. О романе между другом и сестрой он знал. Но знать и видеть – не одно и то же. Картинка начала стремительно складываться. – Ну да… буду…
– Давай сюда свою контрольную! – у Вани из рук резко выдернули листы с задачками.
Иня тряхнул головой, словно прогоняя наваждение, и затараторил:
– Ну там немного, просто непонятно ничего. Финансовая математика – ну совсем не мое, ты же знаешь, что у меня с математикой…
Илья молча листал бумаги. Досада все еще оставалась, ничего с ней не поделаешь. Как и с Иней. Он такой, какой есть. Лучший на свете друг и невероятный балбес одновременно.
– Там какой-то среднедисперсный анализ, – Ваня заглянул товарищу через плечо. – Ты знаешь, что это такое?
Илья повернул голову. Глаза Ваньки смотрели с наивной и практически детской надеждой. И что вот с ним делать?
– Ваня, до сих пор не понимаю, как ты поступил в финансовый вуз, – озвучила мысли Ильи Таня. В руках ее была чашка на блюдце. – Лимон положить?
Ванька кивнул и виновато шмыгнул носом.
– Я тоже не понимаю, как у него это получилось, – досада Ильи потихоньку уходила. – Сейчас разберемся с твоим анализом.
Однако для решения задачек нужны были очки. А он их снял – ну мешают же, когда… И куда дел?
– Таня, ты не видела мои очки?
В поиски включились все, но приз достался Ине. Он первым делом сунул нос в недра музыкального инструмента, тут же был награжден окриком «Не трогай мой рояль!» от хозяина квартиры, но трогать не прекратил. Выудил из-под крышки рояля свой трофей и теперь недоуменно разглядывал его. Спустя пару секунд к тому, что держал в руках Иван, было приковано внимание всех троих.
Ярко-бирюзовая кружевная деталь явно дамского туалета.
А если нет, меня женою сделай,
Чтоб Капулетти больше мне не быть.
– Ну все, готово! – провозгласила Дуня.
– Шут! – Таня тут же двинулась в сторону балкона. – Перестань кричать на всю улицу.
– Выходите оба оттуда! Простынете! – раздался вслед материнский голос.
Но брат и сестра Тобольцевы ее не слышали. Оба смотрели вниз и молчали. Там, около высоких раскидистых яблонь, стоял зеленый спортивный «мерседес».
– Мне пора, – наконец прошептала Таня.
Ваня в ответ лишь присвистнул.
Она на ходу поцеловала в щеку маму, схватила с крючка верхнюю одежду, уже обуваясь, поприветствовала отца, который только-только зашел в дом, и выбежала на лестничную клетку под крик брата: «Передавай привет Ромео!»
– Это она куда? – поинтересовался Тобольцев, провожая взглядом дочь, прежде чем закрыть дверь.
– На свидание.
– В таком виде?
– Ее пригласили на балет в Большой театр, – ответила Дуня, все еще держа в руках лак для волос.
– Однако.
Она смотрела на дверь таким взглядом – завороженным, что вопрос сам слетел с языка:
– Дуня, что случилось?
– Она влюбилась, – последовал ответ, и взгляд наконец переместился на мужа. – Наша дочь влюбилась.
– Нашла в кого, – проворчал Ваня.
– В кого?
Две пары родительских глаз внимательно смотрели на сына в ожидании ответа. И что им сказать? И вообще, с чего он взял, что знает ухажера Таньки, да и мало ли в Москве… зеленых спортивных «мерседесов»?
– В Монтекки! – торжественно произнес Ваня, помахав для наглядности книгой.
* * *
С ним все было не так, как с другими. Совсем не так. К своим двадцати четырем Таня решила, что знает о мужчинах если не все, то многое. Она рано начала нравиться, у нее был большой опыт свиданий, самых разных, и с каждым очередным становилось все скучнее и скучнее. Ничего нового, все одинаковое, предсказуемое, и поклонники быстро надоедали и получали отставку. Ей просто было неинтересно.
С ним все не так. И никогда не знаешь, что дальше. Что сделает, что скажет, как поведет себя. Это интриговало, затягивало и… довело до свидания. В Большом театре.
Никому из ее бывших поклонников даже в голову не пришло бы пригласить девушку в такое место. По дороге Таня слушала рассказ о том, что балет был написан в 1936 году, а его премьера впервые прошла в Чехии и только через несколько лет – в СССР, и первой Джульеттой стала легендарная Уланова. Он не читал заученную лекцию, не пытался произвести впечатление – просто рассказывал. И Таня слушала. И вдруг поняла, что ей нравится тембр его голоса – тоже необычный, обволакивающий.
«Мерседес» остановился недалеко от театра. Вскоре дверь с ее стороны открылась, Таня увидела перед собой протянутую руку и вспомнила, как давным-давно, в детстве, считала себя всамделишной принцессой. И вот сейчас она снова вдруг почувствовала себя ею.
Элегантное платье, красивая прическа, протянутая мужская рука и впереди – залитый огнями Большой.
Что-то прошлось внутри легкой волной, а потом замерло. Наверное, предвкушение.
Таня вложила свои пальцы в ладонь Ильи и вышла из машины.
– Знаешь, мне никогда не нравился финал. В юности я даже придумала свой, где Джульетта проснулась вовремя, и оба остались живы.
– А мне всегда было интересно, из-за чего Монтекки и Капулетти оказались по разные стороны. В чем причина?
– Думаешь, причина существует?
– Обязательно.
ИИТТИИ
Для раздавшейся трели домофона трудно было подобрать более неподходящий момент. Когда пальцы сплетены, дыхание смешалось, да и вообще – общее уже все, и только тела еще в секунде от того, чтобы стать единым – в этот момент самое последнее, что ты хочешь слышать, – звук домофона. С учетом того что на тебе из одежды только часы, а на любимой – тату на левом бедре.
Илья уперся лбом в женское плечо и замер. А вот домофон – нет. Заливался особенно громкими пассажами турецкого марша, перекрывая все, включая шумное двойное дыхание.
– Может, уйдут? – без особой, впрочем, надежды.
Трель раздалась, кажется, с утроенной силой.
– Вряд ли, – хмыкнула Таня, и Илье пришлось с ней соглашаться. И с неохотой разъединять тела и тянуться за штанами. Мало ли что видеофон не включается автоматически. Не разговаривать же нагишом с неизвестным некто, которого в данный момент остро хотелось придушить. Да и вообще убийство лучше совершать одетым.
– Это я! – тут же бодро отозвалась трубка, едва хозяин квартиры взял ее в руки.
«Я» не утрудился представлением. Может, рассчитывал на камеру. Но и без камеры этот голос – низкий прокуренный бас, который мог непредсказуемо сорваться в уникальный по своей высоте альтино, – в представлении не нуждался. И принадлежал уникальному же человеку, единственному и лучшему другу Ильи Ильича Королёва – Ивану Ивановичу Тобольцеву.
– Открой, я на минутку всего! – продолжала верещать трубка.
Илья вздохнул.
– У нас все дома.
– Меня нету! Открой, а? А то я завтра контрольную завалю. И это будет на твоей совести!
Хозяин квартиры еще раз вздохнул, прислушиваясь к шороху одежды за спиной. С самого начала было очевидно, что этот гость просто так не уйдет, и романтический вечер полетел к черту. Продев-таки ремень в петлю, Илья нажал на кнопку домофона.
– Репетируешь? – Иван Тобольцев, а для хороших знакомых – просто Иня, пожав другу руку, шустро двинулся в сторону гостиной. – Что там у тебя сегодня? Шопен? Рахманинов? Чайко-о-о… О!?
Последнее «О» было адресовано Ваниной сестре, невозмутимо стоявшей у занимающего добрую четверть комнаты рояля.
Брат и сестра несколько секунд молча смотрели друг на друга.
– …-вский… – растерянно закончил наконец фразу Иня.
– Чай будешь? – спокойно спросила Татьяна.
– А… – Ваня почесал в затылке. О романе между другом и сестрой он знал. Но знать и видеть – не одно и то же. Картинка начала стремительно складываться. – Ну да… буду…
– Давай сюда свою контрольную! – у Вани из рук резко выдернули листы с задачками.
Иня тряхнул головой, словно прогоняя наваждение, и затараторил:
– Ну там немного, просто непонятно ничего. Финансовая математика – ну совсем не мое, ты же знаешь, что у меня с математикой…
Илья молча листал бумаги. Досада все еще оставалась, ничего с ней не поделаешь. Как и с Иней. Он такой, какой есть. Лучший на свете друг и невероятный балбес одновременно.
– Там какой-то среднедисперсный анализ, – Ваня заглянул товарищу через плечо. – Ты знаешь, что это такое?
Илья повернул голову. Глаза Ваньки смотрели с наивной и практически детской надеждой. И что вот с ним делать?
– Ваня, до сих пор не понимаю, как ты поступил в финансовый вуз, – озвучила мысли Ильи Таня. В руках ее была чашка на блюдце. – Лимон положить?
Ванька кивнул и виновато шмыгнул носом.
– Я тоже не понимаю, как у него это получилось, – досада Ильи потихоньку уходила. – Сейчас разберемся с твоим анализом.
Однако для решения задачек нужны были очки. А он их снял – ну мешают же, когда… И куда дел?
– Таня, ты не видела мои очки?
В поиски включились все, но приз достался Ине. Он первым делом сунул нос в недра музыкального инструмента, тут же был награжден окриком «Не трогай мой рояль!» от хозяина квартиры, но трогать не прекратил. Выудил из-под крышки рояля свой трофей и теперь недоуменно разглядывал его. Спустя пару секунд к тому, что держал в руках Иван, было приковано внимание всех троих.
Ярко-бирюзовая кружевная деталь явно дамского туалета.