Синий бант
Часть 42 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Может быть, если получится, – ответил сын.
На следующий день сразу после работы Илья поехал в аэропорт – встречать своих победителей.
* * *
Юня увидел отца первым и тут же бросился сквозь толпу. Мальчику требовалось мужское очное утешение в поражении. А для самолюбивого гения третье место – это именно поражение. Поэтому Майя не торопилась, давая отцу и сыну обменяться несколькими такими важными фразами. Но когда она оказалась на расстоянии пары шагов…
Сначала она решила, что Юня говорит с кем-то другим. Но однако же… Пальто Ильи. Его фигура, рост, темные волосы с сединой на висках. Букет пионовых роз в руке. Его лицо, глаза, скулы и…
О, боже мой, нет.
Майя осознала, что стоит и смотрит, открыв рот. Поэтому срочно сомкнула губы и шагнула вперед.
– Юня, сколько раз я тебе говорила – не разговаривай с незнакомыми людьми!
И отец, и сын на нее удивленно уставились. Сын – особенно изумленно, потому что он явно оценил изменения в папиной внешности: Майя успела расслышать его фразу о том, что если папе поменять прическу, то будет вылитый Эйнштейн, и ровный ответ Ильи, что он подумает над этим предложением. И сейчас муж смотрел на нее, явно ожидая реакции. А вот она не могла смотреть на его лицо. Так, надо выдохнуть.
– Привет, – Майя старалась глядеть только в глаза и не опускать взгляд… ниже. – Я тебя только по букету узнала.
– Главное, что узнала.
«Мерседес» неспешно катил через заполненный автомобилями центр Москвы. Юня на заднем сиденье увлеченно копался в смартфоне. Мужчина за рулем молчал. А Майя на переднем пассажирском усердно пыталась успокоиться.
Она зажмурилась, а потом открыла глаза и скосила взгляд. Нет, они никуда не делись, не рассосались, не показались ей.
Усы. Господи, подумать только, усы!
На любимом, родном, знакомом до последней морщинки в углах глаз лице теперь красовался… УЖАС.
Неужели Илья не понимает, что с этой щеткой под носом он похож на черт знает что! На итальянского жиголо тридцатых годов. На гангстера из американских фильмов. На актера из мексиканского сериала. На… на… на… Нет, у Майи категорически не хватало слов, чтобы это описать! И как, скажите на милость, ей целовать собственного мужа?!
Верните Маю Июль!
– Останови, пожалуйста.
Он и бровью не повел, выполняя просьбу. И даже парковочное место словно по волшебству нашлось.
– Я сейчас.
Вернулась к машине она спустя пять минут. Остановилась около водительской двери, стекло которой тут же опустилось.
– Пойдем со мной, очень прошу.
Он снова и бровью не повел. Лишь уточнил:
– Очень?
– Вопрос жизни и смерти девушки Бонда.
Кажется, в его глазах мелькнул проблеск веселья, но разглядеть не удалось – стекло поднялось, за ним Илья, обернувшись, что-то говорил сыну, который любопытным носом прилип к окошку.
И вот они уже стоят на улице, рядом с автомобилем, в двадцати метрах от одного из лучших столичных барбершопов. Конечно, там принимают только по предварительной записи. Но Майя Михайловна Королёва умеет быть очень убедительной. Осталось убедить Илью Юльевича Королёва.
– Илья… – Майя говорила, старательно разглядывая виндзорский узел его галстука. Смотреть в лицо было очень сложно. – Я больше никогда не буду коротко стричься, клянусь нашим роялем! Только умоляю тебя, давай мы сейчас же сбреем этот… эти… ЭТО!
Она все-таки подняла взгляд. Самое красивое, когда у него улыбаются глаза. Не сказав ни слова, Илья взял ее за руку, переплел пальцы, и они пошли.
Возвращать назад Маю Июль.
И когда это произошло, и Майя выдохнула облегченно, и они снова сели в машину, Илья, поворачивая ключ зажигания, сказал сыну:
– Маме идея с Эйнштейном не понравилась. В следующий раз.
– Никакого следующего раза! – едва слышно за шумом мотора произнесла Майя.
Уголок узких губ едва заметно двинулся вверх, а машина тронулась с места. Сзади ехидно хмыкнул сын.
Майя с наслаждением провела языком над верхней губой мужа. Гладко! Нет этого кошмара. Потом переместилась на твердые узкие губы. Она ужасно соскучилась по нему за эту неделю.
Мужская ладонь привычно прошлась по женскому затылку, зарываясь в волосы. А потом они внезапно кончились, и ладонь замерла на тонкой шее. В темноте раздался негромкий и, несомненно, огорченный вздох.
– Ты теперь не будешь заниматься со мной любовью, пока волосы не отрастут?
– Я терпеливый, конечно. Но, боюсь, не до такой степени.
И Майю опрокинули на спину.
Ромашковый чай
Майя щурилась на солнце, заваривала чай и прислушивалась к шуму воды. В квартире было непривычно тихо – приглушенные звуки из душевой не в счет. А все дело в том, что Юня пятнадцать минут назад отбыл на занятия. И у них с мужем есть пара часов, чтобы обсудить… кое-что важное.
Звук воды стих, и Майя наклонила голову. Это стало уже прочно закрепившейся привычкой – если Илья дома, постоянно прислушиваться. Где он, что делает, чем занят. После того приступа восемь лет назад жизнь ее перевернулась. И теперь Майя настороже. Всегда.
Только вот делать это все сложнее. Ребенок-вундеркинд – гордость родителей. Но это также требует колоссальных усилий, затрат – временных, психологических, финансовых. Олимпиады и конкурсы, занятия и консультации, сборы и поездки. А кроме сына еще есть муж – горячо и нежно любимый. Ему пятьдесят три, и номер его кардиолога у Майи записан под цифрой один. А еще давление и его острая нелюбовь к обсуждению проблем здоровья. Надо контролировать всё: показания тонометра, прием таблеток, регулярные осмотры врача.
Совмещать это с работой первой скрипки в Большом сложно. Всегда было непросто, потом сложно, а в последнее время уже перешло в категорию «невозможно». И нужно принимать решение.
На кухню зашел тот, с кем данное решение предстоит обсудить.
– Садись, сейчас налью чаю.
Илья устроился за столом и покосился на то место, где когда-то стояла кофемашина. Кофе Июлю нельзя, агрегат давно изгнан из их дома, но Илья все равно туда смотрит. Скучает, наверное. Ничего, завтра воскресенье, а значит, они идут в любимую кофейню, и там Илья Юльевич получит свою законную, одну в месяц, порцию кофе. Потрепи, родной.
Майя подошла и обняла плечи в синей рубашке. Прижалась к макушке – волосы все такие же густые и гладкие, только больше чем наполовину седые. Вздохнула и решилась.
– Скажи, я покажусь тебе очень неблагодарной, если оставлю работу в Большом?
Чашка с ромашковым чаем отправилась на блюдце. Илья повернул голову, чтобы посмотреть в лицо жене. С возрастом у него потяжелели веки, и взгляд стал еще более… нечитающимся. Даже Майю он иногда пугал. Сейчас муж просто смотрел внимательно.
– Ты хочешь уйти из театра?
– Да.
Он молчал. Пил мелкими глотками люто ненавидимый травяной чай и молчал. Майя принялась ходить по кухне. По делу, не просто так. Вазочку с конфетами передвинуть, коробку с чаем убрать в шкаф, молоко – в холодильник.
– Почему?
Наконец-то! Майя оперлась спиной о столешницу и начала объяснять. Главное, не сказать лишнего! Чтобы Илья даже не догадался, что это хоть как-то связано с его здоровьем. Провести господина Королёва очень непросто, но она обязана это сделать.
– Мне приходится выбирать. Между своей карьерой и будущим Юни. Даже нет, не так. Карьеру музыканта я сделала. А у Юни талант, и им надо заниматься, и много, ты же это сам понимаешь. Я не успеваю все. Работа в оркестре занимает слишком много времени.
Она волновалась, поэтому повторила это несколько раз – только разными словами. А под конец монолога подошла, села рядом с мужем и залпом выпила его чай.
Илья без малейшего сожаления проследил за своей чашкой. Потом привычным жестом потер висок.
– Да, я понимаю, – сделал паузу, все так же массируя висок. – И все же… а ты? Ты же всю жизнь играла. Как ТЫ будешь без музыки? Ты думала об этом? Ты готова к этому?
Я не могу без тебя и сына. И музыки. Именно в таком порядке.
– А я… – тут Майя налила еще чаю и принялась его медленно пить. – На моей кафедре есть вакансия. – Последний глоток. Гадость редкая, как Илья этот чай выносит? – Я звонила.
– Ясно.
Она отлично держалась – безупречно. Только на последнем слове голос едва уловимо стал звонким. Почти незаметно. Но ему хватило.
Майя снова налила чаю, Илья вертел в руках блюдце. Оба молчали. Она ждала его слов. Он думал. Обо всем сразу. О том, что ведь ей нет еще сорока – самый расцвет, самый взлет. Кому как не Илье знать, что для Май значит играть. И эти слова об уходе из оркестра… они принесли с собой, нет, не разочарование, не обиду, а чувство потери. Майя, как же так? Девочка, ты уверена, что сможешь?
А в консерватории… там же преподаватели играют? Когда что-то показывают, объясняют. Есть же варианты совместных концертов учителей и учеников, в конце концов.
Илья понимал, что это переломный момент в жизни его жены, важный шаг, определяющий всю ее дальнейшую судьбу. Прежде чем высказать свое мнение, он хотел понять, насколько сказанные слова были выношенными и зрелыми.
– Как давно ты шла к этому решению?
На следующий день сразу после работы Илья поехал в аэропорт – встречать своих победителей.
* * *
Юня увидел отца первым и тут же бросился сквозь толпу. Мальчику требовалось мужское очное утешение в поражении. А для самолюбивого гения третье место – это именно поражение. Поэтому Майя не торопилась, давая отцу и сыну обменяться несколькими такими важными фразами. Но когда она оказалась на расстоянии пары шагов…
Сначала она решила, что Юня говорит с кем-то другим. Но однако же… Пальто Ильи. Его фигура, рост, темные волосы с сединой на висках. Букет пионовых роз в руке. Его лицо, глаза, скулы и…
О, боже мой, нет.
Майя осознала, что стоит и смотрит, открыв рот. Поэтому срочно сомкнула губы и шагнула вперед.
– Юня, сколько раз я тебе говорила – не разговаривай с незнакомыми людьми!
И отец, и сын на нее удивленно уставились. Сын – особенно изумленно, потому что он явно оценил изменения в папиной внешности: Майя успела расслышать его фразу о том, что если папе поменять прическу, то будет вылитый Эйнштейн, и ровный ответ Ильи, что он подумает над этим предложением. И сейчас муж смотрел на нее, явно ожидая реакции. А вот она не могла смотреть на его лицо. Так, надо выдохнуть.
– Привет, – Майя старалась глядеть только в глаза и не опускать взгляд… ниже. – Я тебя только по букету узнала.
– Главное, что узнала.
«Мерседес» неспешно катил через заполненный автомобилями центр Москвы. Юня на заднем сиденье увлеченно копался в смартфоне. Мужчина за рулем молчал. А Майя на переднем пассажирском усердно пыталась успокоиться.
Она зажмурилась, а потом открыла глаза и скосила взгляд. Нет, они никуда не делись, не рассосались, не показались ей.
Усы. Господи, подумать только, усы!
На любимом, родном, знакомом до последней морщинки в углах глаз лице теперь красовался… УЖАС.
Неужели Илья не понимает, что с этой щеткой под носом он похож на черт знает что! На итальянского жиголо тридцатых годов. На гангстера из американских фильмов. На актера из мексиканского сериала. На… на… на… Нет, у Майи категорически не хватало слов, чтобы это описать! И как, скажите на милость, ей целовать собственного мужа?!
Верните Маю Июль!
– Останови, пожалуйста.
Он и бровью не повел, выполняя просьбу. И даже парковочное место словно по волшебству нашлось.
– Я сейчас.
Вернулась к машине она спустя пять минут. Остановилась около водительской двери, стекло которой тут же опустилось.
– Пойдем со мной, очень прошу.
Он снова и бровью не повел. Лишь уточнил:
– Очень?
– Вопрос жизни и смерти девушки Бонда.
Кажется, в его глазах мелькнул проблеск веселья, но разглядеть не удалось – стекло поднялось, за ним Илья, обернувшись, что-то говорил сыну, который любопытным носом прилип к окошку.
И вот они уже стоят на улице, рядом с автомобилем, в двадцати метрах от одного из лучших столичных барбершопов. Конечно, там принимают только по предварительной записи. Но Майя Михайловна Королёва умеет быть очень убедительной. Осталось убедить Илью Юльевича Королёва.
– Илья… – Майя говорила, старательно разглядывая виндзорский узел его галстука. Смотреть в лицо было очень сложно. – Я больше никогда не буду коротко стричься, клянусь нашим роялем! Только умоляю тебя, давай мы сейчас же сбреем этот… эти… ЭТО!
Она все-таки подняла взгляд. Самое красивое, когда у него улыбаются глаза. Не сказав ни слова, Илья взял ее за руку, переплел пальцы, и они пошли.
Возвращать назад Маю Июль.
И когда это произошло, и Майя выдохнула облегченно, и они снова сели в машину, Илья, поворачивая ключ зажигания, сказал сыну:
– Маме идея с Эйнштейном не понравилась. В следующий раз.
– Никакого следующего раза! – едва слышно за шумом мотора произнесла Майя.
Уголок узких губ едва заметно двинулся вверх, а машина тронулась с места. Сзади ехидно хмыкнул сын.
Майя с наслаждением провела языком над верхней губой мужа. Гладко! Нет этого кошмара. Потом переместилась на твердые узкие губы. Она ужасно соскучилась по нему за эту неделю.
Мужская ладонь привычно прошлась по женскому затылку, зарываясь в волосы. А потом они внезапно кончились, и ладонь замерла на тонкой шее. В темноте раздался негромкий и, несомненно, огорченный вздох.
– Ты теперь не будешь заниматься со мной любовью, пока волосы не отрастут?
– Я терпеливый, конечно. Но, боюсь, не до такой степени.
И Майю опрокинули на спину.
Ромашковый чай
Майя щурилась на солнце, заваривала чай и прислушивалась к шуму воды. В квартире было непривычно тихо – приглушенные звуки из душевой не в счет. А все дело в том, что Юня пятнадцать минут назад отбыл на занятия. И у них с мужем есть пара часов, чтобы обсудить… кое-что важное.
Звук воды стих, и Майя наклонила голову. Это стало уже прочно закрепившейся привычкой – если Илья дома, постоянно прислушиваться. Где он, что делает, чем занят. После того приступа восемь лет назад жизнь ее перевернулась. И теперь Майя настороже. Всегда.
Только вот делать это все сложнее. Ребенок-вундеркинд – гордость родителей. Но это также требует колоссальных усилий, затрат – временных, психологических, финансовых. Олимпиады и конкурсы, занятия и консультации, сборы и поездки. А кроме сына еще есть муж – горячо и нежно любимый. Ему пятьдесят три, и номер его кардиолога у Майи записан под цифрой один. А еще давление и его острая нелюбовь к обсуждению проблем здоровья. Надо контролировать всё: показания тонометра, прием таблеток, регулярные осмотры врача.
Совмещать это с работой первой скрипки в Большом сложно. Всегда было непросто, потом сложно, а в последнее время уже перешло в категорию «невозможно». И нужно принимать решение.
На кухню зашел тот, с кем данное решение предстоит обсудить.
– Садись, сейчас налью чаю.
Илья устроился за столом и покосился на то место, где когда-то стояла кофемашина. Кофе Июлю нельзя, агрегат давно изгнан из их дома, но Илья все равно туда смотрит. Скучает, наверное. Ничего, завтра воскресенье, а значит, они идут в любимую кофейню, и там Илья Юльевич получит свою законную, одну в месяц, порцию кофе. Потрепи, родной.
Майя подошла и обняла плечи в синей рубашке. Прижалась к макушке – волосы все такие же густые и гладкие, только больше чем наполовину седые. Вздохнула и решилась.
– Скажи, я покажусь тебе очень неблагодарной, если оставлю работу в Большом?
Чашка с ромашковым чаем отправилась на блюдце. Илья повернул голову, чтобы посмотреть в лицо жене. С возрастом у него потяжелели веки, и взгляд стал еще более… нечитающимся. Даже Майю он иногда пугал. Сейчас муж просто смотрел внимательно.
– Ты хочешь уйти из театра?
– Да.
Он молчал. Пил мелкими глотками люто ненавидимый травяной чай и молчал. Майя принялась ходить по кухне. По делу, не просто так. Вазочку с конфетами передвинуть, коробку с чаем убрать в шкаф, молоко – в холодильник.
– Почему?
Наконец-то! Майя оперлась спиной о столешницу и начала объяснять. Главное, не сказать лишнего! Чтобы Илья даже не догадался, что это хоть как-то связано с его здоровьем. Провести господина Королёва очень непросто, но она обязана это сделать.
– Мне приходится выбирать. Между своей карьерой и будущим Юни. Даже нет, не так. Карьеру музыканта я сделала. А у Юни талант, и им надо заниматься, и много, ты же это сам понимаешь. Я не успеваю все. Работа в оркестре занимает слишком много времени.
Она волновалась, поэтому повторила это несколько раз – только разными словами. А под конец монолога подошла, села рядом с мужем и залпом выпила его чай.
Илья без малейшего сожаления проследил за своей чашкой. Потом привычным жестом потер висок.
– Да, я понимаю, – сделал паузу, все так же массируя висок. – И все же… а ты? Ты же всю жизнь играла. Как ТЫ будешь без музыки? Ты думала об этом? Ты готова к этому?
Я не могу без тебя и сына. И музыки. Именно в таком порядке.
– А я… – тут Майя налила еще чаю и принялась его медленно пить. – На моей кафедре есть вакансия. – Последний глоток. Гадость редкая, как Илья этот чай выносит? – Я звонила.
– Ясно.
Она отлично держалась – безупречно. Только на последнем слове голос едва уловимо стал звонким. Почти незаметно. Но ему хватило.
Майя снова налила чаю, Илья вертел в руках блюдце. Оба молчали. Она ждала его слов. Он думал. Обо всем сразу. О том, что ведь ей нет еще сорока – самый расцвет, самый взлет. Кому как не Илье знать, что для Май значит играть. И эти слова об уходе из оркестра… они принесли с собой, нет, не разочарование, не обиду, а чувство потери. Майя, как же так? Девочка, ты уверена, что сможешь?
А в консерватории… там же преподаватели играют? Когда что-то показывают, объясняют. Есть же варианты совместных концертов учителей и учеников, в конце концов.
Илья понимал, что это переломный момент в жизни его жены, важный шаг, определяющий всю ее дальнейшую судьбу. Прежде чем высказать свое мнение, он хотел понять, насколько сказанные слова были выношенными и зрелыми.
– Как давно ты шла к этому решению?