Синан и Танечка
Часть 10 из 23 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но потом, подумав, неожиданно согласилась:
– А у тебя, Танька, может, и пойдет. Тут главное свою нишу найти. Давай съездим, в конце концов, что мы теряем? Поглядим, что там у него за боты.
– Конечно, поехали, – убеждал Мустафа. – Тем более хозяин ваш земляк, из СССР.
– Пфф, СССР, когда это было? – хохотнула Ирка. – Ладно, уговорил. Скатаемся.
Тане ехать к торговцу обувью не хотелось, думалось, что в последний день перед отъездом они наконец смогут погулять по Стамбулу, за эти дни покорившему ее сердце. Но Ирка, не любившая терять времени даром, настояла:
– Поехали-поехали, нечего прохлаждаться. Гулять будешь, когда бабла заработаешь и приедешь сюда как турист. А пока нам кайфовать некогда.
Магазинчик Отара, немолодого выходца из Грузии, в самом деле оказался совсем небольшим. Сам Отар, высокий статный мужчина с крупным носом, под которым жесткой щеткой топорщились седые усы, и черными с серебром волосами, красивой волной спадавшими на лоб, принял девушек радушно. Сам показывал изящные босоножки из тонких ремешков, сандалии, ботинки.
– В нашей семье все занимались сапожным делом, – рассказывал он глухим голосом, по-русски, но с сильным акцентом. – У прадеда мастерская была – весь Тбилиси к нему за обувью ходил. Сапоги шил – сносу не было. А туфельки… Каждая невеста хотела такие себе на свадьбу, бывало, жениху отказывали, если не соглашался купить возлюбленной туфли от Георгадзе.
– Неужели и при советской власти удалось сохранить свое дело? – спросила Таня, с изумлением разглядывая тончайшие белые ремешки босоножки, которую Отар вложил ей в руки.
Отар усмехнулся в усы.
– Как вам сказать, Танюша. Конечно, лавку у моего деда большевики отобрали. Пришлось становиться пролетарием, устраиваться на обувную фабрику. Но ведь талант и мастерство никакая власть отобрать не в силах. Потому и при Советах и к деду моему, и к отцу продолжали приходить на дом люди, которые ценят и понимают хорошую обувь. Приходилось скрываться, были и доносы от завистников, и обыски. А все же желающих меньше не становилось.
Таня медленно двигалась вдоль полок, на которых расставлены были многочисленные туфельки и ботинки. Эти полки располагались в глубине магазина, и Таня сразу заметила, что обувь, представленная на них, очень отличалась от той, что рядами высилась возле входных дверей. Изысканная, элегантная, тонкой выделки, она явно была пошита с фантазией и большим вкусом.
– А сейчас вы тоже сами делаете обувь? – спросила она, потянулась к изящным замшевым туфелькам светло-бежевого цвета.
Какие же они были мягкие на ощупь! Кажется, никогда еще ей не доводилось держать в руках такой обуви.
– Не всю, конечно, – объяснил Отар. – Сейчас массовое производство в ходу, туфли на заказ – слишком дорого, мало кто берет. Вон там, – он кивнул на стеллажи у входа, – вы правильно поняли, ширпотреб с фабрики. А здесь, – он указал на полки, которые сразу привлекли Танино внимание, – эксклюзивный товар, для ценителей. Его я делаю сам.
В магазине приятно пахло тонко выделанной кожей и сандалом. Ирка и Мустафа, забыв про Таню, что-то жарко обсуждали у передних стеллажей, трясли коробками, шелестели оберточной бумагой.
Отар взял из рук Тани замшевую туфельку, задев кожу своими крупными загрубевшими от работы пальцами.
– Чтобы носить такую обувь, нужно быть особенной женщиной. Стильной, элегантной, изысканной. Вот вам бы эти туфли подошли.
– Мне? – изумилась Таня.
Неужели ее, нищую челночницу в дешевеньких джинсах и кроссовках с рынка, можно было принять за женщину с шиком.
– Позвольте?
Отар усадил ее на низенькую банкетку, не обращая внимания на Танины смущенные возражения, стащил с ее ноги кроссовку и, бережно подержав ступню в горячих ладонях, надел на нее туфельку. Та ловко обхватила Танину ножку и оказалась такой же мягкой и удобной, как казалась на ощупь.
– Великолепно, – прогудел Отар, едва ли не с благоговением разглядывая сделанную им обувь на Таниных ногах. – Как будто на вас сшито. Сразу видно, туфли нашли свою хозяйку.
– Ну что вы, это очень дорого. Я не могу себе позволить, – замотала головой Таня.
Отар сдвинул кустистые седые брови.
– Обижаете, Танечка! Я дарю вам эти туфли. Для меня счастьем будет, что их станет носить такая женщина.
– Нет-нет, я не возьму… Я не могу… – начала отказываться Таня.
Но тут из-за коробок с обувью вынырнула неугомонная Ирка.
– Ах, какая прелесть, – заохала она, разглядывая Танины ноги, обутые в замшевые туфельки. – Отар, вы настоящий талантище! Вам нужно открыть собственный бутик в Милане. Здесь вам негде развернуться.
Таню же она ткнула в бок и зашипела:
– Бери, дура! В Москве продашь долларов за 500, не меньше.
– Танечка, не отказывайте мне, вы обижаете мастера, – глуховатым бархатным голосом уговаривал Отар. – К тому же я дарю вам эти туфли не совсем безвозмездно. У меня будет одно маленькое условие.
– Какое? – спросила Таня.
– Чтобы вы согласились встретиться со мной, когда в следующий раз будете в Турции.
Таня нахмурилась, слишком уж вся эта ситуация напоминала то, к чему ее в Москве склоняли приезжавшие в сауну проститутки. Подумаешь, делов-то, ляжешь под кого надо, постонешь полчаса – и все, легкий хлеб. Неужели этот пожилой благообразный грузин думал купить ее за какие-то туфли?
– Нет, Отар, извините, так не пойдет, – решительно заявила она и опустилась обратно на банкетку, чтобы снять обувь.
Но Отар оскорбленно замахал руками.
– Что вы, Танечка! Вы меня не так поняли. Я не имел в виду ничего грязного… Просто у меня пожилая мама, – проникновенно объяснил он. – Совсем старая больная женщина. Ей здесь очень одиноко, и она так рада бывает, когда к нам заходят гости, с которыми можно перемолвиться словом по-русски.
У Тани потеплело на душе. И даже неловко стало за то, что она так плохо подумала про Отара. Человек, который так заботится о матери, не может быть мерзавцем, покупающим женщин, как товар.
– Вот я и подумал, что, если такая милая девушка согласится навестить ее, – продолжал Отар, – это станет для моей несчастной матери настоящим праздником.
Таня ласково улыбнулась ему, словно извиняясь за свою резкость. Так приятно было хотя бы косвенно прикоснуться к настоящей семье, где все десятилетиями любят и берегут друг друга. И даже такой немолодой человек, как Отар, остается преданным и внимательным сыном.
– Ну, конечно, я приду. Обязательно, – заверила она.
Отар поймал ее руку и поднес к губам, уколов жесткими усами.
– Ловлю вас на слове. Будем очень ждать вас, Танечка! А туфли носите на здоровье.
После Отар отошел в подсобку с Мустафой – обсудить какие-то вопросы по бизнесу. А к Тане подскочила Ирка.
– Ну ты лиса, – сдавленно хохотнула она. – А с виду такая тихоня. Эк ты ловко его окрутила.
– Да ну тебя, – шикнула на нее Таня. – Ты вообще его видела? Ему лет шестьдесят, не меньше.
– Зато у него гражданство турецкое есть, – возразила Ирка.
– Ну и что? – пожала плечами Таня.
– А то, дуреха! Ты видела, как он на тебя смотрел? Так и пожирал глазами. А руки все же не распускал, церемонный такой весь, туфельки подарил.
– Просто приличный человек. Не все же козлы вроде твоего Жженого.
– Ну вот и взяла бы этого приличного человека в оборот, – зачастила Ирка. – Мало ли, а вдруг женится? Ты тогда в полном шоколаде будешь.
– Да почему это? – не поняла Таня.
– Да потому что, как жене гражданина, тебе гражданство за год дадут. И все, будешь себе жить в нормальной теплой стране, на берегу моря, а не мыкаться в Москве, среди бандюганов и шлюх.
– Да не собираюсь я переезжать в Турцию! – возмутилась Таня.
И все-таки смутная мысль в голову закралась. Завтра им уезжать, о дочери она так ничего и не узнала. И нет никаких гарантий, что что-то обнаружится, когда она приедет в следующий раз. Они тут никто, появляются на несколько дней и с тюками уезжают на перекладных. А имея турецкое гражданство, постоянно проживая в Турции, можно было бы спокойно, не торопясь, попытаться распутать весь этот узел.
Ирка, отвлекшись от попыток устройства Таниной судьбы, снова занялась обувью. Из подсобки появились Отар и Мустафа, оживленно разговаривавшие о чем-то по-турецки. И Таня вздрогнула – ей вдруг показалось, что в их певучей речи промелькнула фамилия Джафаров.
Тофик Джафаров… Тот самый бандит, который помогал Мазаю переправлять похищенных детей в Турцию. Неужели они говорят про него? Да нет, не может быть, чтобы так повезло…
Таня почувствовала, как у нее похолодели ладони, шагнула вперед и звонко весело спросила:
– Джафаров? Какой Джафаров?
– А? – с удивлением обернулся на нее Отар. – Джафаров? Это поставщик кожи, ничего интересного. А что такое?
– Да нет, просто у меня был в России знакомый с такой фамилией, – безмятежно отозвалась Таня.
А сама лихорадочно прикидывала про себя: «Поставщик кожи… Мог ли Джафаров заняться новым бизнесом, когда старый рухнул? Те бандиты в сауне говорили, что он торговал помидорами. Может, переключился на кожу?..»
Так или иначе, выяснить, о каком Джафарове шла речь, определенно стоило. И Таня дала себе слово, что в следующий свой приезд непременно выполнит условие Отара и встретится с ним. Но не только для того, чтобы доставить удовольствие его старушке-матери, но и чтобы разузнать что-нибудь про человека, который поставлял ему материал.
В поезде, по дороге обратно, Ирка, замахнувшая несколько стопок водки, чтобы снять стресс после напряженной поездки, внушала Тане:
– Слушай, Танюх, ты только не заводись. Давно сказать тебе хотела. Забудь ты про Аську, все, не найти ее. Вычеркни из сердца, как и не было. Знаю, тяжело, больно, но надо, Тань! Ты ж молодая баба, у тебя вся жизнь впереди. А ты ее гробишь, убиваешься почем зря. Подумай сама, тебе вон Турция светит, если с этим грузинским антиквариатом подсуетишься, клювом не прощелкаешь.
Таня на Ирку не злилась, понимала, что та желает ей добра. Но все же решительно пресекла этот разговор.
– Ир, давай я сама как-нибудь о себе подумаю. Договорились?
– Да пожалуйста, – обиделась та. Но к счастью, быстро переключилась на другое. – Ну слава богу, удачно съездили. Ща товар хорошо пойдет, долг мне уже через месяц вернешь. Да, ты ж еще туфли оторвала, безвозмездно, – она споткнулась спьяну на сложном слове и заливисто захохотала.
Правда, хорошее настроение Ирки испарилось, как только они, нагруженные тюками и сумками, вошли в квартиру, где снимали комнату. Замок на двери их каморки оказался взломан, и сама она криво висела на одной петле. Ирка, побросав сумки, влетела в помещение и заголосила:
– Обнесли, Танька! Обнесли нас! Я бля буду, это та сучка с третьего этажа, Натэлла, навела. Все расспрашивала меня – как вы, Ирочка, сама крутитесь с этими шубами? Елки, ты только посмотри! Товара тыщи на две зеленых вынесли. Хорошо, я бабло дома не оставила, с собой возила.
Таня, войдя в комнату вслед за Иркой, оглядывалась по сторонам, рассматривая опрокинутую мебель и выпотрошенный матрас на кровати. Ей убиваться было не из-за чего, все ценности в их комнате принадлежали Ирке, у нее еще пока ничего своего не было. Тут вдруг Таня вспомнила про картонную папку, в которой хранила документы, бросилась к старому колченогому письменному столу с вывернутыми ящиками и принялась рыться в куче выброшенных из них бумаг.
Папки не было.
Убедившись в этом, Таня села на пол и в прострации уставилась в стену.
Нет, никаких ценных бумаг в ней у нее не хранилось. Но там было свидетельство о рождении Асеньки. Единственное доказательство того, что когда-то у нее была дочь.
– А у тебя, Танька, может, и пойдет. Тут главное свою нишу найти. Давай съездим, в конце концов, что мы теряем? Поглядим, что там у него за боты.
– Конечно, поехали, – убеждал Мустафа. – Тем более хозяин ваш земляк, из СССР.
– Пфф, СССР, когда это было? – хохотнула Ирка. – Ладно, уговорил. Скатаемся.
Тане ехать к торговцу обувью не хотелось, думалось, что в последний день перед отъездом они наконец смогут погулять по Стамбулу, за эти дни покорившему ее сердце. Но Ирка, не любившая терять времени даром, настояла:
– Поехали-поехали, нечего прохлаждаться. Гулять будешь, когда бабла заработаешь и приедешь сюда как турист. А пока нам кайфовать некогда.
Магазинчик Отара, немолодого выходца из Грузии, в самом деле оказался совсем небольшим. Сам Отар, высокий статный мужчина с крупным носом, под которым жесткой щеткой топорщились седые усы, и черными с серебром волосами, красивой волной спадавшими на лоб, принял девушек радушно. Сам показывал изящные босоножки из тонких ремешков, сандалии, ботинки.
– В нашей семье все занимались сапожным делом, – рассказывал он глухим голосом, по-русски, но с сильным акцентом. – У прадеда мастерская была – весь Тбилиси к нему за обувью ходил. Сапоги шил – сносу не было. А туфельки… Каждая невеста хотела такие себе на свадьбу, бывало, жениху отказывали, если не соглашался купить возлюбленной туфли от Георгадзе.
– Неужели и при советской власти удалось сохранить свое дело? – спросила Таня, с изумлением разглядывая тончайшие белые ремешки босоножки, которую Отар вложил ей в руки.
Отар усмехнулся в усы.
– Как вам сказать, Танюша. Конечно, лавку у моего деда большевики отобрали. Пришлось становиться пролетарием, устраиваться на обувную фабрику. Но ведь талант и мастерство никакая власть отобрать не в силах. Потому и при Советах и к деду моему, и к отцу продолжали приходить на дом люди, которые ценят и понимают хорошую обувь. Приходилось скрываться, были и доносы от завистников, и обыски. А все же желающих меньше не становилось.
Таня медленно двигалась вдоль полок, на которых расставлены были многочисленные туфельки и ботинки. Эти полки располагались в глубине магазина, и Таня сразу заметила, что обувь, представленная на них, очень отличалась от той, что рядами высилась возле входных дверей. Изысканная, элегантная, тонкой выделки, она явно была пошита с фантазией и большим вкусом.
– А сейчас вы тоже сами делаете обувь? – спросила она, потянулась к изящным замшевым туфелькам светло-бежевого цвета.
Какие же они были мягкие на ощупь! Кажется, никогда еще ей не доводилось держать в руках такой обуви.
– Не всю, конечно, – объяснил Отар. – Сейчас массовое производство в ходу, туфли на заказ – слишком дорого, мало кто берет. Вон там, – он кивнул на стеллажи у входа, – вы правильно поняли, ширпотреб с фабрики. А здесь, – он указал на полки, которые сразу привлекли Танино внимание, – эксклюзивный товар, для ценителей. Его я делаю сам.
В магазине приятно пахло тонко выделанной кожей и сандалом. Ирка и Мустафа, забыв про Таню, что-то жарко обсуждали у передних стеллажей, трясли коробками, шелестели оберточной бумагой.
Отар взял из рук Тани замшевую туфельку, задев кожу своими крупными загрубевшими от работы пальцами.
– Чтобы носить такую обувь, нужно быть особенной женщиной. Стильной, элегантной, изысканной. Вот вам бы эти туфли подошли.
– Мне? – изумилась Таня.
Неужели ее, нищую челночницу в дешевеньких джинсах и кроссовках с рынка, можно было принять за женщину с шиком.
– Позвольте?
Отар усадил ее на низенькую банкетку, не обращая внимания на Танины смущенные возражения, стащил с ее ноги кроссовку и, бережно подержав ступню в горячих ладонях, надел на нее туфельку. Та ловко обхватила Танину ножку и оказалась такой же мягкой и удобной, как казалась на ощупь.
– Великолепно, – прогудел Отар, едва ли не с благоговением разглядывая сделанную им обувь на Таниных ногах. – Как будто на вас сшито. Сразу видно, туфли нашли свою хозяйку.
– Ну что вы, это очень дорого. Я не могу себе позволить, – замотала головой Таня.
Отар сдвинул кустистые седые брови.
– Обижаете, Танечка! Я дарю вам эти туфли. Для меня счастьем будет, что их станет носить такая женщина.
– Нет-нет, я не возьму… Я не могу… – начала отказываться Таня.
Но тут из-за коробок с обувью вынырнула неугомонная Ирка.
– Ах, какая прелесть, – заохала она, разглядывая Танины ноги, обутые в замшевые туфельки. – Отар, вы настоящий талантище! Вам нужно открыть собственный бутик в Милане. Здесь вам негде развернуться.
Таню же она ткнула в бок и зашипела:
– Бери, дура! В Москве продашь долларов за 500, не меньше.
– Танечка, не отказывайте мне, вы обижаете мастера, – глуховатым бархатным голосом уговаривал Отар. – К тому же я дарю вам эти туфли не совсем безвозмездно. У меня будет одно маленькое условие.
– Какое? – спросила Таня.
– Чтобы вы согласились встретиться со мной, когда в следующий раз будете в Турции.
Таня нахмурилась, слишком уж вся эта ситуация напоминала то, к чему ее в Москве склоняли приезжавшие в сауну проститутки. Подумаешь, делов-то, ляжешь под кого надо, постонешь полчаса – и все, легкий хлеб. Неужели этот пожилой благообразный грузин думал купить ее за какие-то туфли?
– Нет, Отар, извините, так не пойдет, – решительно заявила она и опустилась обратно на банкетку, чтобы снять обувь.
Но Отар оскорбленно замахал руками.
– Что вы, Танечка! Вы меня не так поняли. Я не имел в виду ничего грязного… Просто у меня пожилая мама, – проникновенно объяснил он. – Совсем старая больная женщина. Ей здесь очень одиноко, и она так рада бывает, когда к нам заходят гости, с которыми можно перемолвиться словом по-русски.
У Тани потеплело на душе. И даже неловко стало за то, что она так плохо подумала про Отара. Человек, который так заботится о матери, не может быть мерзавцем, покупающим женщин, как товар.
– Вот я и подумал, что, если такая милая девушка согласится навестить ее, – продолжал Отар, – это станет для моей несчастной матери настоящим праздником.
Таня ласково улыбнулась ему, словно извиняясь за свою резкость. Так приятно было хотя бы косвенно прикоснуться к настоящей семье, где все десятилетиями любят и берегут друг друга. И даже такой немолодой человек, как Отар, остается преданным и внимательным сыном.
– Ну, конечно, я приду. Обязательно, – заверила она.
Отар поймал ее руку и поднес к губам, уколов жесткими усами.
– Ловлю вас на слове. Будем очень ждать вас, Танечка! А туфли носите на здоровье.
После Отар отошел в подсобку с Мустафой – обсудить какие-то вопросы по бизнесу. А к Тане подскочила Ирка.
– Ну ты лиса, – сдавленно хохотнула она. – А с виду такая тихоня. Эк ты ловко его окрутила.
– Да ну тебя, – шикнула на нее Таня. – Ты вообще его видела? Ему лет шестьдесят, не меньше.
– Зато у него гражданство турецкое есть, – возразила Ирка.
– Ну и что? – пожала плечами Таня.
– А то, дуреха! Ты видела, как он на тебя смотрел? Так и пожирал глазами. А руки все же не распускал, церемонный такой весь, туфельки подарил.
– Просто приличный человек. Не все же козлы вроде твоего Жженого.
– Ну вот и взяла бы этого приличного человека в оборот, – зачастила Ирка. – Мало ли, а вдруг женится? Ты тогда в полном шоколаде будешь.
– Да почему это? – не поняла Таня.
– Да потому что, как жене гражданина, тебе гражданство за год дадут. И все, будешь себе жить в нормальной теплой стране, на берегу моря, а не мыкаться в Москве, среди бандюганов и шлюх.
– Да не собираюсь я переезжать в Турцию! – возмутилась Таня.
И все-таки смутная мысль в голову закралась. Завтра им уезжать, о дочери она так ничего и не узнала. И нет никаких гарантий, что что-то обнаружится, когда она приедет в следующий раз. Они тут никто, появляются на несколько дней и с тюками уезжают на перекладных. А имея турецкое гражданство, постоянно проживая в Турции, можно было бы спокойно, не торопясь, попытаться распутать весь этот узел.
Ирка, отвлекшись от попыток устройства Таниной судьбы, снова занялась обувью. Из подсобки появились Отар и Мустафа, оживленно разговаривавшие о чем-то по-турецки. И Таня вздрогнула – ей вдруг показалось, что в их певучей речи промелькнула фамилия Джафаров.
Тофик Джафаров… Тот самый бандит, который помогал Мазаю переправлять похищенных детей в Турцию. Неужели они говорят про него? Да нет, не может быть, чтобы так повезло…
Таня почувствовала, как у нее похолодели ладони, шагнула вперед и звонко весело спросила:
– Джафаров? Какой Джафаров?
– А? – с удивлением обернулся на нее Отар. – Джафаров? Это поставщик кожи, ничего интересного. А что такое?
– Да нет, просто у меня был в России знакомый с такой фамилией, – безмятежно отозвалась Таня.
А сама лихорадочно прикидывала про себя: «Поставщик кожи… Мог ли Джафаров заняться новым бизнесом, когда старый рухнул? Те бандиты в сауне говорили, что он торговал помидорами. Может, переключился на кожу?..»
Так или иначе, выяснить, о каком Джафарове шла речь, определенно стоило. И Таня дала себе слово, что в следующий свой приезд непременно выполнит условие Отара и встретится с ним. Но не только для того, чтобы доставить удовольствие его старушке-матери, но и чтобы разузнать что-нибудь про человека, который поставлял ему материал.
В поезде, по дороге обратно, Ирка, замахнувшая несколько стопок водки, чтобы снять стресс после напряженной поездки, внушала Тане:
– Слушай, Танюх, ты только не заводись. Давно сказать тебе хотела. Забудь ты про Аську, все, не найти ее. Вычеркни из сердца, как и не было. Знаю, тяжело, больно, но надо, Тань! Ты ж молодая баба, у тебя вся жизнь впереди. А ты ее гробишь, убиваешься почем зря. Подумай сама, тебе вон Турция светит, если с этим грузинским антиквариатом подсуетишься, клювом не прощелкаешь.
Таня на Ирку не злилась, понимала, что та желает ей добра. Но все же решительно пресекла этот разговор.
– Ир, давай я сама как-нибудь о себе подумаю. Договорились?
– Да пожалуйста, – обиделась та. Но к счастью, быстро переключилась на другое. – Ну слава богу, удачно съездили. Ща товар хорошо пойдет, долг мне уже через месяц вернешь. Да, ты ж еще туфли оторвала, безвозмездно, – она споткнулась спьяну на сложном слове и заливисто захохотала.
Правда, хорошее настроение Ирки испарилось, как только они, нагруженные тюками и сумками, вошли в квартиру, где снимали комнату. Замок на двери их каморки оказался взломан, и сама она криво висела на одной петле. Ирка, побросав сумки, влетела в помещение и заголосила:
– Обнесли, Танька! Обнесли нас! Я бля буду, это та сучка с третьего этажа, Натэлла, навела. Все расспрашивала меня – как вы, Ирочка, сама крутитесь с этими шубами? Елки, ты только посмотри! Товара тыщи на две зеленых вынесли. Хорошо, я бабло дома не оставила, с собой возила.
Таня, войдя в комнату вслед за Иркой, оглядывалась по сторонам, рассматривая опрокинутую мебель и выпотрошенный матрас на кровати. Ей убиваться было не из-за чего, все ценности в их комнате принадлежали Ирке, у нее еще пока ничего своего не было. Тут вдруг Таня вспомнила про картонную папку, в которой хранила документы, бросилась к старому колченогому письменному столу с вывернутыми ящиками и принялась рыться в куче выброшенных из них бумаг.
Папки не было.
Убедившись в этом, Таня села на пол и в прострации уставилась в стену.
Нет, никаких ценных бумаг в ней у нее не хранилось. Но там было свидетельство о рождении Асеньки. Единственное доказательство того, что когда-то у нее была дочь.