Швея из Парижа

– Это было бы чудесно… Самый обыкновенный, заурядный ланч, – с тоской проговорил Уилл. – Вот только Лисс… похоже, осталось не больше недели. Все собирался позвонить, да не знал, как сказать… – Он запнулся. Даже по голосу было понятно – у него разрывается сердце.

– Уилл…

Повисло молчание. Фабьен понимала, что он не в силах говорить, да и она тоже. А еще она понимала, почему он позвонил, а не воспользовался «Фейстаймом». Уилл просто не выдержал бы разговора лицом к лицу.

– Я могу навестить ее?

– Она была бы рада. Хотя ей очень неловко. Она не ест. Не встает с постели. Ее руки… Совершенно синие. В общем, выглядит…

– Мелисса всегда выглядит великолепно, – решительно возразила Фабьен. – Я зайду вечером после работы. У меня кое-что для нее есть. Она дома?

– Да. Дом для нее сейчас лучшее место.

– Уилл!

– Да?

– Я люблю тебя.

В трубке раздался резкий печальный всхлип и сразу же сигнал отбоя.





* * *


В тот день Фабьен в общих чертах наметила план работы. Фирменный стиль «Стелла Дизайн», хотя по-прежнему узнаваемый, в последние годы несколько отдалился от истоков. Эстелла стала слишком слаба, чтобы присутствовать в офисе, и переложила большую часть работы на модельеров, которые, хотя и выкладывались по полной программе, все-таки желали найти свой стиль. А Фабьен хотела продвигать только направление, созданное бабушкой.

Она провела день в архиве, просмотрела эскизы и отобрала те, что сохранились с самого первого показа в Грамерси-парке – показа, о котором Фабьен до сих пор не знала. Теперь, прочитав короткую заметку в Women’s Wear Daily, она догадалась – именно этот показ имела в виду Эстелла, когда призналась, что в свое время совершила ошибку, из которой тем не менее извлекла полезнейший опыт.

В архиве обнаружились пара фотографий и вырезка из «Вог» с портретом Эстеллы, до того юной и прекрасной, что Фабьен покачала головой. Не верится, что бабушка действительно умерла. На одной из фотографий была изображена группа людей: Джейни – несравненная Джейни, некогда научившая Фабьен держать спину прямо, – и Сэм, добрый и любящий дедушка.

Дедушка… Фабьен опять вспомнила свидетельство о рождении, где родителями ее отца были записаны незнакомые мужчина и женщина, и свидетельство о браке, фактически подтверждавшее, что папа не мог являться сыном Сэма и Эстеллы. Фабьен прикрыла глаза, словно опуская занавес над причинявшими боль мыслями.

Когда она снова открыла глаза, взгляд упал на строку в статье из «Вог»: «Первый модный показ «Стелла Дизайн» в доме Лены Тоу в Грамерси-парке». Фабьен поднесла листок ближе к лицу. Неужели она, утомленная перелетом, сразу ударилась в работу и теперь видит галлюцинации? Однако, хотя копия и плохого качества, имя «Лена Тоу» читается вполне разборчиво, да и часть стены на заднем плане с висящей над камином картиной Фриды Кало легко узнаваема. Это дом Эстеллы, нет никаких сомнений. Почему же в статье утверждается, что он принадлежал Лене Тоу, женщине, имя которой вписано в свидетельство о рождении отца Фабьен?

Фабьен затолкала бумаги обратно в коробку и схватилась за телефон. Она вбила в строку поиска «Лена Тоу», как и несколько месяцев назад, и снова поисковик выдал какие-то бессмысленные результаты. Тогда она зашла на сайт Нью-Йоркской публичной библиотеки и открыла коллекцию оцифрованных изображений. На этот раз по запросу «Лена Тоу» нашлись две фотографии, очевидно снятые на вечеринках. На обеих была изображена Эстелла, вот только в заголовках стояло совершенно другое имя. На втором снимке, со страниц светской хроники «Нью-Йорк таймс» за 1940 год, Лена – или Эстелла? – танцевала с мужчиной. Заголовок гласил: «Лена Тоу и Алекс Монтроуз».

Так, значит, они реальны – люди, от которых теперь остались одни лишь имена.





* * *


После такого шокирующего открытия осталось только нырнуть с головой в работу. Фабьен была слишком взбудоражена, чтобы сосредоточиться на проблемах «Стеллы», и потому достала платье, которое начала шить для Мелиссы, открыла знаменитую бабушкину коробку для швейных принадлежностей и уселась за швейную машинку – ту самую, которую Эстелла привезла из Парижа в 1940 году. Машинка стояла на особом месте в кабинете Эстеллы и работала, как всегда, безупречно. В последующие два часа Фабьен раскраивала ткань и шила, не занимаясь ничем другим. Разумеется, требовалось отточить навыки закройщицы, однако она была уверена, что справится с задачей.

Закончив работу, Фабьен улыбнулась. Платье вышло что надо, да к тому же помогло отвлечься. Она отложила его в сторону и принялась делать новые наброски, на которые ее вдохновили эскизы с первого модного показа Эстеллы. В шесть вечера, удовлетворенная тем, что начало новой коллекции положено, Фабьен упаковала платье для Мелиссы и взяла такси до Верхнего Вест-Сайда.

Уилл открыл дверь. В помятой белой футболке, джинсах и босиком, он выглядел еще хуже, чем ожидала Фабьен. Он несколько дней не брился, а под глазами от усталости проступили синяки.

– Заходи. – Он раскинул руки.

Фабьен с радостью шагнула навстречу его объятиям и ощутила, как Уилл судорожно втянул в себя воздух, отчаянно стараясь контролировать эмоции.

– Я скучала, – прошептала она ему в плечо.

– Я тоже, – жарко выдохнул он.

Они постояли какое-то время, поддерживая друг друга. Наконец Уилл отпустил Фабьен и сказал:

– В прошлый раз я обещал провести с тобой несколько дней в одном городе, и никаких такси и никаких поводов для печали. И уже не сдержал обещание.

– Два пункта из трех – лучше, чем ни одного. Идем к Мелиссе?

Уилл провел ее в комнату сестры. И хотя Фабьен велела себе не реагировать, это оказалось практически невыполнимо. Мелисса лежала сморщенная и исхудавшая; тело усохло так, будто душа его уже покинула, оставив лишь физическую оболочку. Фабьен бросились в глаза ее вытянутые поверх одеяла руки, предательски синие. Это значило, что кровь не желала больше циркулировать по венам. Мамина профессия подсказывала – смерть не за горами.

Веки Мелиссы приподнялись. Ей потребовалось некоторое время, чтобы вырваться из полузабытья, понять, где она находится и кто стоит рядом. Фабьен с болью в сердце заметила, как глаза Мелиссы наполнило осознание того, что она все еще жива; наверное, это случалось всякий раз, когда больная просыпалась.


Фабьен поцеловала подругу в обе щеки и заключила ее в объятия.

– Я принесла тебе кое-что. – Она в исступлении уставилась в точку на стене за плечом Мелиссы, чтобы удержаться от слез. – Ты говорила, что устала от ночных рубашек, так что… – Фабьен протянула ей сверток.

– Что это? – Голос Мелиссы, как всегда, был возбужден.

– Разверни.

Уилл присел по другую сторону постели и смотрел на сестру, такой несчастный, что Фабьен захотелось положить его голову себе на колени и гладить по волосам, чтобы утешить, хотя он явно находился уже по ту сторону надежды.

Мелисса долго теребила ленточку пальцами, когда ей наконец удалось развязать узел, из бумажной упаковки выпало золотое платье. И не просто золотое, а точная копия платья, перед которым они стояли в Метрополитен-музее в день знакомства и которое Мелисса назвала сказочно красивым.

– Пожалуй, платье не так великолепно, как оригинал, – призналась Фабьен. – Я несколько утратила навыки. И все равно оно великолепно. Тебе должно понравиться.

– Ты шутишь? – высоким голоском воскликнула Мелисса. – Для меня слишком шикарно.

Фабьен усиленно заморгала:

– Я помогу тебе переодеться.

– Отвернись, – скомандовала Мелисса брату.

Он послушно встал с кровати. Фабьен приподняла легкое тело Мелиссы, усадила ее, помогла снять ночную рубашку и надела через голову золотое платье. Затем достала из сумочки расческу, причесала подруге волосы. Взбила подушки, вновь опустила на них Мелиссу и слегка подкрасила ей губы помадой с блестками.

– Идеально. Как ты считаешь?

Уилл повернулся к сестре с таким лицом, что у Фабьен сжалось горло, а рана в сердце закровоточила еще сильнее. Боже, сейчас она разрыдается, сколько бы ни обещала этого не делать. Однако все обошлось. Мелисса сломалась первой. По ее щеке покатилась слеза. Затем Уилл – как он ни сдерживался, глаза все равно предательски заблестели. И наконец, к ним присоединилась Фабьен, потому что Мелисса, раскинув руки, прижала их с Уиллом к себе. Они сидели так, не двигаясь. Это объятие Фабьен будет помнить всю жизнь.





* * *


Спустя примерно час Мелисса снова уснула. Фабьен с Уиллом наблюдали за ней несколько минут, затем Уилл сказал:

– Фабьен, от меня в ближайшее время толку не будет. Мне кажется, я тебя вожу за нос. Ты могла бы сейчас развлечься с кем-нибудь другим, вместо того чтобы сидеть здесь.

– Ты в тот вечер слышал голос Джаспера, верно? – спросила Фабьен.

Уилл кивнул.

– Джаспер – мой бывший. По сути, это его заслуга, что я сейчас в Нью-Йорке. Он напомнил мне о том, что я любила раньше. Нет, не его любила, – осторожно уточнила она, – а любила придумывать фасоны модной одежды. Рисовать эскизы, делать выкройки. Менее чем через три месяца я должна представить коллекцию. Я здесь, потому что хочу этого; здесь моя работа. Однако, кроме того, я здесь из-за тебя и Мелиссы. И я ничего от тебя не ожидаю, пока ты не готов. Я буду счастлива подождать.

– Серьезно? – Его глаза вновь заблестели, и Фабьен больше не могла оставаться на другом конце кровати. Она села рядом и обхватила его руками.

– Серьезно. Я буду ждать тебя сколько потребуется.

– Я боюсь все испортить, – признался Уилл. – Мы встретились в неподходящее время. Может, через несколько месяцев я оглянусь назад и пойму, что это любовь и я должен был сделать все, чтобы удержать ее.

– У нас особый вид любви. И потому наша любовь может ждать сколько потребуется.

Фабьен протянула руку и вытерла слезы, скопившиеся под глазами Уилла, а затем нежно поцеловала его в губы. Он ответил поцелуем настолько мягким и ласковым, что Фабьен ощутила боль. И тут ее словно током ударило. В ушах зазвучали бабушкины слова – «любовь может ранить». Как же это больно, любить Уилла! Настолько, что Фабьен с трудом справляется с этой любовью. Потому что сам он испытывает ни с чем не сравнимую муку, и быть свидетелем его боли едва ли не тяжелее, чем самой оплакивать смерть Эстеллы.

Фабьен вытерла щеки.

– Пора идти, пока я совсем не раскисла. С завтрашнего дня буду забегать каждый вечер. Просто посидеть с Мелиссой и посмотреть, как ты.

– Я люблю тебя, Фабьен.

– Я знаю, – прошептала она. – Знаю.

И ушла.

Фабьен ехала в такси домой в Грамерси-парк. Мозг плавился. Мелисса умирает. Фабьен и Уилл еще долгое время не смогут быть по-настоящему вместе – горе должно хотя бы немного утихнуть. Предстоит работа над новой коллекцией, а значит, есть во что вложить душу и энергию. А еще есть тайна, которую нужно раскрыть. Вновь заглянуть в коробку с секретами. Да, Бабуля, любовь может ранить. Как мне больно, что ты на самом деле не моя родная бабушка. Но тогда чья же я внучка? Кто родители моего отца? Возможно, Фабьен сумеет найти ответ. Возможно, любовь к бабушке позволит ей принять правду, которую Эстелла, очевидно, хотела поведать внучке под занавес жизни.





Часть 9

Эстелла