Швея из Парижа

– Я люблю тебя, Эстелла.

На ее лице отразилось такое удивление, что он не удержался от смеха.

– А я-то надеялся хотя бы на спасибо.

– Я просто… не могу себе представить, чтобы ты в меня влюбился.

– Понимаю, может, я ненормальный и в реальной жизни так не бывает – разве что в кино, – но в ту минуту, когда ты ворвалась в театр Пале-Рояль и заговорила со мной, я ощутил нечто такое, чего в жизни ни к кому не испытывал. И это чувство не прошло.

– Не могу поверить, что я растратила впустую столько месяцев, недолюбливала тебя за все то, в чем ты не был виновен. Ну ладно, наверстаю, – улыбнулась она, – потому что я тоже тебя люблю. Очень люблю.

– Слава богу, – выдохнул Алекс и поцеловал ее.

Эстелла затянула поцелуй насколько могла. Затем объявила:

– Едем в Сонную Лощину! Хотя работать там все равно не получится. Мне нужна Джейни, чтобы примерять модели на нее, и Сэм как закройщик.

– Мы их тоже пригласим, – сказал Алекс, хотя, судя по голосу, перспектива не вызывала у него особого восторга.

Эстелла рассмеялась:

– Ага. Пригласим друзей в дом, а сами целый месяц будем ходить обнаженными? Ты именно этого хочешь?

Алекс застонал.

– Не смей такое говорить. Целый месяц с тобой и без одежды… Я этого не вынесу. Даже подумать страшно. – Он сделал паузу и добавил: – Хотя, если взглянуть реалистично, у меня тоже найдется работа. Безопасная работа, обещаю! – воскликнул он в ответ на ее подозрительный взгляд. – Всего пара встреч в правительственных кругах. Так почему бы нам сначала не провести неделю вдвоем, а потом пусть приезжают друзья, чтобы ты смогла работать? Я не возражаю. – Алекс запнулся, однако заставил себя произнести: – Ты и Сэм… вы же не…

– Сэм – мой друг. Очень хороший друг, но не более. Клянусь.

– Верю. Мне просто кажется, он тебе больше подходит.

– Мне не нужен более подходящий, – шепнула Эстелла. – Мне нужно другое. А еще спасибо. Немногие мужчины согласятся впустить в дом двух, по сути, незнакомых людей, чтобы разделить с ними так тяжело заработанный отпуск.

В мире не было ничего, что Алекс не сделал бы для нее! Он не мог поверить своему счастью – из всех женщин на свете единственная и самая удивительная каким-то образом влюбилась в него! Он не мог произнести ни слова, понимая, что готов разрыдаться, и просто яростно прижал Эстеллу к себе, чтобы она не видела его лица, не видела, что он вот-вот заплачет – от радости, от чувства благодарности и от того, что жизнь чертовски хороша.

Но, кажется, Эстелла все поняла, потому что она потянулась вверх, достала до его подбородка и наклонила к себе, а потом посмотрела прямо в лицо – так, как еще никто не смотрел.

– Я люблю тебя, Алекс.

И снова поцеловала.





* * *


Наконец Эстелла с Алексом сумели на время оторваться от своей импровизированной постели, чтобы сесть в машину и отправиться в долину Гудзона. Всю дорогу они болтали. Полная противоположность тому, что рассказывала Джейни о своем муже, ведь Эстелла знала Алекса лучше, чем кого-либо другого, хотя многие факты и события были ей неизвестны. Однако самое важное она выяснила. Например, по пути спросила:

– Сколько тебе лет?

– Исполнилось двадцать семь, как раз когда мы были в Париже.

Двадцать семь. Какой молодой.

– Помню, ты как-то говорил, что шесть лет работаешь в разведке. – Она взяла его руку. – Наверное, не так много людей начинают заниматься подобными вещами едва ли не сразу после двадцатилетия…

– Я работаю на британское правительство со дня окончания юридической школы. Вот почему в последние шесть лет не так часто бываю в Нью-Йорке. Разве что короткими наездами, туда и обратно. Этого достаточно, чтобы поддерживать легенду об американском гражданстве. А большую часть времени провожу в Европе.

– Ладно. – Эстелла поняла, что больше из него не вытянуть. – Вот сейчас приедем и отпразднуем твой день рождения как следует.

Что означало: едва успев поздороваться с домработницей, они помчались в спальню Алекса. У двери он хитро улыбнулся:

– Сейчас мы с тобой впервые вместе ляжем в постель. Даже такой бабник, каким меня считают, обычно удосуживается найти для подобных забав кровать. Похоже, это ты меня испортила.

– Мы с тобой уже лежали вдвоем в постели, – рассмеялась Эстелла. – В Париже.

Алекс притянул ее к себе и поцеловал лоб, щеки, шею.

– Это была пытка. И без того плохо, а тут еще надо лежать и прикидываться, будто ничего не чувствую к тебе, сидящей совсем рядом… Я чуть не умер.

– Зато сейчас можешь не скрывать своих чувств. – Эстелла увлекла его на кровать и коснулась шрама над левой бровью.


– След падения с парашютом.

Она поцеловала шрам, затем провела по второму, почти скрытому щетиной.

– Стычка с двойным агентом в Марселе, – пробормотал он.

Эстелла поцеловала и этот шрам, а затем продолжила свои исследования, расстегивая одну за другой пуговицы на рубашке и брюках, освобождая от одежды и изучая историю его тела, выясняя значение каждого шрама. Она коснулась губами и пальцами всех давних ран, и Алекс сознался в их происхождении, а потом она двинулась дальше и доверила своим губам доказать, как сильно она хочет его, как доверяет ему и как не в силах от него оторваться.

После каждого поцелуя Алекс шептал ее имя, повторял его громче, а затем еще громче, пока наконец не приподнял ее голову, и она безошибочно прочла в его глазах желание.

– Я люблю тебя, Эстелла!

Она позволила перевернуть себя на спину, и Алекс проделал с ней то же самое, что и она с ним: пометил все тело своими губами, повторяя с каждым поцелуем те же слова.





Часть 8

Фабьен




Глава 29

Июль 2015 года




В половине десятого утра Фабьен пришла в ателье, куда попросила собраться всех сотрудников. Вот он, ее единственный шанс убедить людей: у нее есть все качества, необходимые для того, чтобы сидеть за столом Эстеллы. Фабьен прилетела в Нью-Йорк только накануне и большую часть ночи размышляла, что сказать.

При ее появлении шум стих.

Настилочные машины прекратили раскладывать ткань, отрезные станки подняли ножи, рабочие убрали ноги с педалей. Фабьен всмотрелась в лица стоящих перед ней людей и ощутила, как внутренняя скованность исчезает. С большинством сотрудников Фабьен была знакома: они долгие годы проработали у бабушки.

Каждое лето она подолгу сидела в пошивочном цеху. Швеи показывали ей, как шить, аппретурщики – как обрезать нити, закройщики – как раскраивать ткань. Ей постоянно покупали подарки, угощали печеньем и просили посидеть рядом, понаблюдать за работой. Воспоминания вызвали у Фабьен улыбку. Наверное, она всегда ощущала себя здесь на своем месте – бизнес Эстеллы, как и утверждала бабушка, действительно был у нее в крови.

– Понимаю, последние недели потрясли вас. Мы все знали, что Эстелла стара, однако, я полагаю, большинство из нас надеялись – она вечна.

По залу пронесся шепот одобрения.

– Одно из моих самых теплых воспоминаний: Эстелла рассказывает о первых шагах своего бизнеса. Тогда бабушкина мастерская находилась дома, в Грамерси-парке, и Джейни – нам всем ее ужасно не хватает – стояла в центре зала, как всегда неотразимая, какое бы платье Эстелла на нее ни примерила. Мой дедушка в своей обычной мягкой манере учил Эстеллу всему, что помогало ей воплощать эскизы в вещи, которые можно носить. Бабушка рассказывала мне эти истории, и я думала, это так романтично; они с дедушкой познакомились, горя одним общим желанием шить красивую и в то же время удобную одежду, а потом их любовь к своему искусству постепенно трансформировалась в любовь друг к другу.

Фабьен сделала паузу и вдохнула так глубоко, как могла. Сегодня она плакать не собирается. Сегодня будет дан новый старт. В зале никто не пошевельнулся, все напряженно смотрели на нее, и Фабьен верила – люди тоже видят в своем воображении Эстеллу, Сэма и то, как замечательно им работалось вместе.

– У Эстеллы было так много любви, что она делилась ею, – продолжила Фабьен. – Долгое время я считала: все, что она говорит мне, все что делает – например, выбирая по одному из моих набросков для каждой коллекции, – просто от любви. Однако Эстелла была не только любящей бабушкой, но еще и деловой женщиной. Иначе у нее ничего бы не вышло; она буквально начала с нуля, во время войны покинув Париж с одним чемоданом и швейной машинкой. И из ничего она создала все это! – Фабьен обвела рукой зал, в котором они находились – фабрику на Седьмой авеню, на семьдесят лет ставшую домом для «Стеллы Дизайн».

– Знаю, когда Эстелла просила меня взять на себя бизнес, она считала, что я справлюсь. Я не могу выпустить дело из рук. Чему тогда Эстелла посвятила жизнь? Для чего она отважно уехала в другую страну, для чего создавала свои модели одежды, в которых женщины так давно нуждались, однако нигде не могли найти? Ее наследие не должно пропасть даром. И я не планирую его бросать.

Фабьен еще многое хотела сказать, однако шквал аплодисментов, последовавший сразу после ее слов, подтвердил, что повторять не нужно. Она окончательно убедилась – все сотрудники «Стелла Дизайн», как и бабушка, ждали Фабьен.

Эта мысль одновременно и привела в восторг, и напугала ее. Осталось два месяца до старта весенне-летней коллекции, которая докажет, оправдает ли Фабьен доверие людей.





* * *


На следующее утро, когда Фабьен пила кофе в гостиной, выходящей окнами на утопающий в зелени Грамерси-парк, она прочла о себе в «Нью-Йорк таймс»: «Семейный матриархат: внучка основательницы «Стелла Дизайн» взяла на себя руководство компанией».

Она улыбнулась. Как возмущалась Эстелла, когда ее называли «матриарх»! Бабушка всегда считала, что это слово – как и «вдова» – совершенно с ней не вяжется.

Зазвонил телефон, и Фабьен ответила, широко улыбаясь:

– Привет!

– Похоже, вчера ты произвела фурор. – Уилл старался выглядеть беспечным, однако Фабьен тут же раскусила, что он сам не свой.

– Ты как? Вот как раз хотела позвонить тебе, сообщить, что я здесь. Буквально в последнюю минуту собралась и приехала. Можешь вырваться на ланч?