Штормовые времена
Часть 37 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Alouette, je te plumerai…[30]
Она увидела в молодой траве у своих ног крошечные розовые цветочки и наклонилась к ним. И тут она услышала, как ее зовет няня.
– Августа! Августа! – В голосе няни слышалось отчаяние.
Тут няня увидела ее и сама подбежала к ней.
– Где малыш? – задыхаясь, спросила она.
– Там, внизу, – сообщила Гасси, показывая на дно оврага.
– Боже милосердный!
Няня подбежала к краю оврага и глянула вниз. Гасси пошла следом, наблюдая, как няня отчаянно бежит вниз по крутому склону. Сунув палец в рот, она следила, как няня подняла коляску, взяла Николаса на руки, осмотрела его и, раскрасневшись, с трудом взобралась наверх.
Николас пострадал не больше, чем пианино, решила Гасси, посмотрев на его лицо. Он казался спокойным и озадаченным. Чепчик сполз на один глаз. Няня посадила его на землю, затем снова спустилась в овраг и подняла коляску. Она совершенно запыхалась. Достав подушку и покрывало, она стряхнула с них землю, взбила подушку и все заново перестелила. Время от времени она испуганно поглядывала в сторону дома. Наконец, обняв и нежно поцеловав Николаса, няня склонилась над Гасси.
– Как это случилось? – злобно спросила она. – Что ты наделала, дрянная девчонка?
– Я толкнула коляску, и она перевернулась. Я его катала, – ответила девочка.
– Просто чудо, что ты его не убила. – Няня схватила Гасси за плечи и с силой затрясла. Затем шлепнула сначала по рукам, а потом и по щекам. – Вот тебе! И не смей рассказывать об этом маме с папой. А теперь прекрати реветь. Ты не получила и половины того, что заслуживаешь.
В этот день рояль избавили от ящика. Инструмент стоял, освещенный солнцем, похоже, после всего, через что ему пришлось пройти, он не сломался. Оставалось выяснить, насколько он расстроен. Соорудили платформу на колесиках, на которой рояль потащили к дому. Его везли шестеро мужчин и довольно страшно, по мнению Гасси, кричали и толкались. Когда наконец рояль обрел покой в гостиной, они его обступили и стали восхищаться корпусом из розового дерева, резными ножками, серебряными канделябрами так, словно он был их собственностью.
Когда работники ушли, в гостиной остались Аделина, Филипп, Дейзи и Уилмот.
– Теперь все выглядит по-домашнему, – заявила Дейзи. – Я всегда говорю, что фортепиано – это душа дома. Очень надеюсь, что он не слишком расстроен.
– Пожалуйста, сядьте и сыграйте что-нибудь, – попросил Филипп. – Давайте сразу узнаем худшее.
Дейзи устроилась на вращающемся табурете, покрутив его вверх-вниз, подгоняя к нужной высоте, и заиграла вальс Штрауса.
– Неплохо, – заявила она, не прекращая игры. – Совсем неплохо. Прекрасный звук.
Филипп просиял. Он обнял Аделину за талию и, не спрашивая, в силах ли она танцевать вальс, закружил по залу.
– Оп-ля! – воскликнул он. – Да ведь мы уже целую вечность не танцевали вместе.
Гибкая и сильная, Аделина скользила по полу вместе с ним. Уилмот стоял и мрачно-уныло наблюдал за ними, явно жалея, что у него нет партнера. Увидев, что из-за двери выглядывает Гасси, он подошел к ней, низко поклонился на французский манер, перенятый в Квебеке, и спросил:
– Не окажете ли честь, мисс Уайток?
Она учтиво поклонилась, и он, держа за руки, повел ее круг за кругом.
– У нас тут часто будут вечеринки, – сказала Аделина через плечо Филиппа. – Конечно, мы самая счастливая пара в мире!
Она опустилась на диван, раскрасневшаяся от удовольствия, но немного уставшая после вальса. Дейзи повернулась на табурете.
– Я бы с радостью потанцевала, – сказала она. – Вот бы кто-нибудь потанцевал со мной.
– Сыграй нам что-нибудь, Уилмот, – попросил Филипп и поднял Дейзи на ноги.
Игра Дейзи была веселой, легкой, хоть поверхностной и несколько неверной. Мелодия Уилмота лилась медленно, с какой-то точной чувственностью. Гибкое тело Дейзи почти бесстыдно выражало удовольствие от ритмичных движений. Прошедшей зимой Филипп и Дейзи часто танцевали вместе.
– Мне так нравится танцевать с вами, капитан Уайток, – выдохнула она. – Я забываю все на свете.
Он весело рассмеялся, обнял ее чуть крепче и закружил дальше по гостиной. Августа стояла возле Уилмота, ударяя кулачками по басовым клавишам. Тот укоризненно покачал головой, но девочка продолжала колотить.
– Гасси все портит! – воскликнула Дейзи. – Да остановите ее, миссис Уайток!
Аделина бросилась к Гасси, подхватила ее и усадила на диван. Девочка беспомощно заболтала своими маленькими ножками в панталонах.
– Неужели нет никакой надежды на наш совместный танец? – спросил Уилмот Аделину.
– Когда я немного отдохну.
Уилмот сыграл польку, исполненную танцорами с воодушевлением. Затем сел подле Аделины. Филипп подошел к ним.
– Когда вы увидите обои на стенах и действительно красивые портьеры на окнах, – сказал он, – и ковер на полу, вы увидите гостиную, обставленную со вкусом.
– Конечно, тут много места, – ответил Уилмот. – Площадь вашей гостиной в два раза больше всего моего дома.
– Изумительная комната! – воскликнула Дейзи. – Представьте себе ее ночью, когда в канделябрах горят все свечи, по полу скользят танцоры, в вазах стоят цветы, оркестр прекрасно играет, а за стенами – необъятные леса! О, как я вам завидую! Как вы думаете, каково это – быть бедняком, капитан Уайток?
– Очень весело, судя по вашему виду, – ответил Филипп.
– О, как жестоко! Только потому, что я прячу свою бедность за улыбкой, вы думаете, что мне все равно! Вот я – обречена на одиночество. Кто захочет жениться на девушке без гроша за душой?
– В примитивных странах женщин ценят за физическую силу, – заметил Уилмот.
Дейзи побежала по комнате, вытянув руки.
– В этом отношении я хуже всех. Посмотрите на меня! Кожа да кости! И ничего больше.
– Оп-ля! – воскликнул Филипп, танцующим шагом направляясь к ней. – Играйте, Уилмот.
Он закружил Дейзи в новом вальсе, необычайно нежно насвистывая музыку.
– Я хочу вам кое-что рассказать, – проговорил Уилмот Аделине, взяв рукой крошечную ножку Гасси в башмачке. – Но сейчас у нас нет возможности для беседы.
– Как только мы обустроимся, все будет по-другому. У меня будет море свободного времени. Что вы собираетесь мне сказать?
– Я начал писать книгу.
Ее лицо просияло.
– Великолепно! Это роман? В нем есть я?
– Да, и именно этого я и боюсь. Как я ни старался, я не смог удержаться.
– Я пришла бы в ярость, если бы вы обо мне не написали. Когда вы мне его прочтете?
– Не знаю. Возможно, никогда. Я очень неуверен в написанном.
– Эта парочка, – заметил Филипп, обращаясь к Дейзи, – похоже, настроена беседовать вечно.
– Они такие умные. Что до меня, то у меня есть всего две мысли.
– Так расскажите мне о них.
– Быть любимой – и любить.
Уилмот встал и подошел к роялю. Он начал играть что-то серьезное. Гасси соскользнула с дивана, последовала за ним и забренчала на басах.
XVIII. Гости из Ирландии
Оглядевшись, Филипп вновь поразился всему, что произошло с тех пор, как они с Аделиной переехали. Не более года назад он приобрел тысячу акров земли – сплошь лес, за исключением небольшой поляны. А сейчас посреди поляны стоял солидный дом. Вокруг, насколько хватало глаз, рос парк с прекрасными деревьями. За парком раскинулись поля, очищенные от пней и засеянные овсом и ячменем. Посадили и овощи, а в будущем году для Аделины разобьют цветочную клумбу. Амбар был достроен, а в конюшне стояли две упряжки прекрасных фермерских лошадей, две верховые лошади и кобыла для разных случаев, которую и запрягали в двуколку, и использовали для легких работ. Он не спешил покупать ездовых коней и экипаж. В таких вещах Филипп отличался взыскательным вкусом.
Он стоял между сараем и домом, видневшимся между деревьями; его тепло-красные стены светились в лучах заходящего солнца. Из двух труб поднимался дым, голубовато-серый на фоне неба. Даже джерсейские коровы, пасшиеся неподалеку и выглядевшие, словно их разводили тут многими поколениями, не тронули Филиппа так, как вид дыма из труб собственного дома на фоне неба. Как будто дым написал слово «дом». Что же, он отдал свое сердце этой земле. И другой ему не надо.
Тут он увидел полковника Вона, шедшего к нему через поле. Тот нес корзину. Они поздоровались, и полковник открыл корзину.
– У меня небольшой подарок для вашей жены, – произнес он. – Немного салата – в этом году он особенно хорош, горсть вишни и несколько мародеров, которые намеревались все это сожрать.
«Содержимое корзины хорошо, как картина», – подумал Филипп. Два больших куста салата зеленели словно молодая трава. На фоне зелени блестела бордовая вишня. Корзину разделяла пополам перегородка, и в другой половине лежало двадцать небольших мертвых птиц с ярким оперением. У них были красные, как вишни, горлышки и хохолки на маленьких головках. Ничего не было изящнее их оперения.
– Эти негодяи налетели тучей, – рассказывал полковник Вон, – и расселись на дереве. Это было красивое зрелище, но у меня не оставалось времени, чтобы им любоваться. Я достал дробовик и выстрелил по дереву и перезарядил ружье ради остальных. Они падали с веток, как плоды.
– Какие красивые! Но что Аделине с ними делать?
– Сделать из них чучела. В городе есть неплохой таксидермист. Наполнить ими стеклянную витрину, красиво рассадив по веточкам – лучшее украшение для вашей комнаты из всех, какое только можно пожелать. Если хотите еще, я дам вам вдвое больше. У меня самого есть двадцать таких чучел.
– Большое спасибо. Аделина будет в восторге, – поблагодарил Филипп.
Однако когда он вошел в гостиную, где Аделина сидела за вышиванием, пользуясь последними лучами заката, он несколько засомневался. «Она очаровательна, – подумал он. – В своем белом платье из кашемира с каскадом кружев на груди и на рукавах». Он взял из корзины две соединенные вишенки и повесил на ее ухо.
– Это тебе сережка.
Она увидела в молодой траве у своих ног крошечные розовые цветочки и наклонилась к ним. И тут она услышала, как ее зовет няня.
– Августа! Августа! – В голосе няни слышалось отчаяние.
Тут няня увидела ее и сама подбежала к ней.
– Где малыш? – задыхаясь, спросила она.
– Там, внизу, – сообщила Гасси, показывая на дно оврага.
– Боже милосердный!
Няня подбежала к краю оврага и глянула вниз. Гасси пошла следом, наблюдая, как няня отчаянно бежит вниз по крутому склону. Сунув палец в рот, она следила, как няня подняла коляску, взяла Николаса на руки, осмотрела его и, раскрасневшись, с трудом взобралась наверх.
Николас пострадал не больше, чем пианино, решила Гасси, посмотрев на его лицо. Он казался спокойным и озадаченным. Чепчик сполз на один глаз. Няня посадила его на землю, затем снова спустилась в овраг и подняла коляску. Она совершенно запыхалась. Достав подушку и покрывало, она стряхнула с них землю, взбила подушку и все заново перестелила. Время от времени она испуганно поглядывала в сторону дома. Наконец, обняв и нежно поцеловав Николаса, няня склонилась над Гасси.
– Как это случилось? – злобно спросила она. – Что ты наделала, дрянная девчонка?
– Я толкнула коляску, и она перевернулась. Я его катала, – ответила девочка.
– Просто чудо, что ты его не убила. – Няня схватила Гасси за плечи и с силой затрясла. Затем шлепнула сначала по рукам, а потом и по щекам. – Вот тебе! И не смей рассказывать об этом маме с папой. А теперь прекрати реветь. Ты не получила и половины того, что заслуживаешь.
В этот день рояль избавили от ящика. Инструмент стоял, освещенный солнцем, похоже, после всего, через что ему пришлось пройти, он не сломался. Оставалось выяснить, насколько он расстроен. Соорудили платформу на колесиках, на которой рояль потащили к дому. Его везли шестеро мужчин и довольно страшно, по мнению Гасси, кричали и толкались. Когда наконец рояль обрел покой в гостиной, они его обступили и стали восхищаться корпусом из розового дерева, резными ножками, серебряными канделябрами так, словно он был их собственностью.
Когда работники ушли, в гостиной остались Аделина, Филипп, Дейзи и Уилмот.
– Теперь все выглядит по-домашнему, – заявила Дейзи. – Я всегда говорю, что фортепиано – это душа дома. Очень надеюсь, что он не слишком расстроен.
– Пожалуйста, сядьте и сыграйте что-нибудь, – попросил Филипп. – Давайте сразу узнаем худшее.
Дейзи устроилась на вращающемся табурете, покрутив его вверх-вниз, подгоняя к нужной высоте, и заиграла вальс Штрауса.
– Неплохо, – заявила она, не прекращая игры. – Совсем неплохо. Прекрасный звук.
Филипп просиял. Он обнял Аделину за талию и, не спрашивая, в силах ли она танцевать вальс, закружил по залу.
– Оп-ля! – воскликнул он. – Да ведь мы уже целую вечность не танцевали вместе.
Гибкая и сильная, Аделина скользила по полу вместе с ним. Уилмот стоял и мрачно-уныло наблюдал за ними, явно жалея, что у него нет партнера. Увидев, что из-за двери выглядывает Гасси, он подошел к ней, низко поклонился на французский манер, перенятый в Квебеке, и спросил:
– Не окажете ли честь, мисс Уайток?
Она учтиво поклонилась, и он, держа за руки, повел ее круг за кругом.
– У нас тут часто будут вечеринки, – сказала Аделина через плечо Филиппа. – Конечно, мы самая счастливая пара в мире!
Она опустилась на диван, раскрасневшаяся от удовольствия, но немного уставшая после вальса. Дейзи повернулась на табурете.
– Я бы с радостью потанцевала, – сказала она. – Вот бы кто-нибудь потанцевал со мной.
– Сыграй нам что-нибудь, Уилмот, – попросил Филипп и поднял Дейзи на ноги.
Игра Дейзи была веселой, легкой, хоть поверхностной и несколько неверной. Мелодия Уилмота лилась медленно, с какой-то точной чувственностью. Гибкое тело Дейзи почти бесстыдно выражало удовольствие от ритмичных движений. Прошедшей зимой Филипп и Дейзи часто танцевали вместе.
– Мне так нравится танцевать с вами, капитан Уайток, – выдохнула она. – Я забываю все на свете.
Он весело рассмеялся, обнял ее чуть крепче и закружил дальше по гостиной. Августа стояла возле Уилмота, ударяя кулачками по басовым клавишам. Тот укоризненно покачал головой, но девочка продолжала колотить.
– Гасси все портит! – воскликнула Дейзи. – Да остановите ее, миссис Уайток!
Аделина бросилась к Гасси, подхватила ее и усадила на диван. Девочка беспомощно заболтала своими маленькими ножками в панталонах.
– Неужели нет никакой надежды на наш совместный танец? – спросил Уилмот Аделину.
– Когда я немного отдохну.
Уилмот сыграл польку, исполненную танцорами с воодушевлением. Затем сел подле Аделины. Филипп подошел к ним.
– Когда вы увидите обои на стенах и действительно красивые портьеры на окнах, – сказал он, – и ковер на полу, вы увидите гостиную, обставленную со вкусом.
– Конечно, тут много места, – ответил Уилмот. – Площадь вашей гостиной в два раза больше всего моего дома.
– Изумительная комната! – воскликнула Дейзи. – Представьте себе ее ночью, когда в канделябрах горят все свечи, по полу скользят танцоры, в вазах стоят цветы, оркестр прекрасно играет, а за стенами – необъятные леса! О, как я вам завидую! Как вы думаете, каково это – быть бедняком, капитан Уайток?
– Очень весело, судя по вашему виду, – ответил Филипп.
– О, как жестоко! Только потому, что я прячу свою бедность за улыбкой, вы думаете, что мне все равно! Вот я – обречена на одиночество. Кто захочет жениться на девушке без гроша за душой?
– В примитивных странах женщин ценят за физическую силу, – заметил Уилмот.
Дейзи побежала по комнате, вытянув руки.
– В этом отношении я хуже всех. Посмотрите на меня! Кожа да кости! И ничего больше.
– Оп-ля! – воскликнул Филипп, танцующим шагом направляясь к ней. – Играйте, Уилмот.
Он закружил Дейзи в новом вальсе, необычайно нежно насвистывая музыку.
– Я хочу вам кое-что рассказать, – проговорил Уилмот Аделине, взяв рукой крошечную ножку Гасси в башмачке. – Но сейчас у нас нет возможности для беседы.
– Как только мы обустроимся, все будет по-другому. У меня будет море свободного времени. Что вы собираетесь мне сказать?
– Я начал писать книгу.
Ее лицо просияло.
– Великолепно! Это роман? В нем есть я?
– Да, и именно этого я и боюсь. Как я ни старался, я не смог удержаться.
– Я пришла бы в ярость, если бы вы обо мне не написали. Когда вы мне его прочтете?
– Не знаю. Возможно, никогда. Я очень неуверен в написанном.
– Эта парочка, – заметил Филипп, обращаясь к Дейзи, – похоже, настроена беседовать вечно.
– Они такие умные. Что до меня, то у меня есть всего две мысли.
– Так расскажите мне о них.
– Быть любимой – и любить.
Уилмот встал и подошел к роялю. Он начал играть что-то серьезное. Гасси соскользнула с дивана, последовала за ним и забренчала на басах.
XVIII. Гости из Ирландии
Оглядевшись, Филипп вновь поразился всему, что произошло с тех пор, как они с Аделиной переехали. Не более года назад он приобрел тысячу акров земли – сплошь лес, за исключением небольшой поляны. А сейчас посреди поляны стоял солидный дом. Вокруг, насколько хватало глаз, рос парк с прекрасными деревьями. За парком раскинулись поля, очищенные от пней и засеянные овсом и ячменем. Посадили и овощи, а в будущем году для Аделины разобьют цветочную клумбу. Амбар был достроен, а в конюшне стояли две упряжки прекрасных фермерских лошадей, две верховые лошади и кобыла для разных случаев, которую и запрягали в двуколку, и использовали для легких работ. Он не спешил покупать ездовых коней и экипаж. В таких вещах Филипп отличался взыскательным вкусом.
Он стоял между сараем и домом, видневшимся между деревьями; его тепло-красные стены светились в лучах заходящего солнца. Из двух труб поднимался дым, голубовато-серый на фоне неба. Даже джерсейские коровы, пасшиеся неподалеку и выглядевшие, словно их разводили тут многими поколениями, не тронули Филиппа так, как вид дыма из труб собственного дома на фоне неба. Как будто дым написал слово «дом». Что же, он отдал свое сердце этой земле. И другой ему не надо.
Тут он увидел полковника Вона, шедшего к нему через поле. Тот нес корзину. Они поздоровались, и полковник открыл корзину.
– У меня небольшой подарок для вашей жены, – произнес он. – Немного салата – в этом году он особенно хорош, горсть вишни и несколько мародеров, которые намеревались все это сожрать.
«Содержимое корзины хорошо, как картина», – подумал Филипп. Два больших куста салата зеленели словно молодая трава. На фоне зелени блестела бордовая вишня. Корзину разделяла пополам перегородка, и в другой половине лежало двадцать небольших мертвых птиц с ярким оперением. У них были красные, как вишни, горлышки и хохолки на маленьких головках. Ничего не было изящнее их оперения.
– Эти негодяи налетели тучей, – рассказывал полковник Вон, – и расселись на дереве. Это было красивое зрелище, но у меня не оставалось времени, чтобы им любоваться. Я достал дробовик и выстрелил по дереву и перезарядил ружье ради остальных. Они падали с веток, как плоды.
– Какие красивые! Но что Аделине с ними делать?
– Сделать из них чучела. В городе есть неплохой таксидермист. Наполнить ими стеклянную витрину, красиво рассадив по веточкам – лучшее украшение для вашей комнаты из всех, какое только можно пожелать. Если хотите еще, я дам вам вдвое больше. У меня самого есть двадцать таких чучел.
– Большое спасибо. Аделина будет в восторге, – поблагодарил Филипп.
Однако когда он вошел в гостиную, где Аделина сидела за вышиванием, пользуясь последними лучами заката, он несколько засомневался. «Она очаровательна, – подумал он. – В своем белом платье из кашемира с каскадом кружев на груди и на рукавах». Он взял из корзины две соединенные вишенки и повесил на ее ухо.
– Это тебе сережка.