Штормовые времена
Часть 36 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Га-га-га-га! – закричал тот, засверкав глазами.
– Видишь ли, – произнес Филипп, – сейчас как никогда благоприятное время для строительства церкви. Строители на месте. У меня есть свободные деньги. Можно использовать много материала, оставшегося от постройки дома и амбара. У настоятеля есть книга замечательных проектов церквей в поселениях, где не так много денег. Это будет незамысловатое здание, но со временем, по мере роста общины, его можно будет перестроить. Настоятель полон воодушевления, поскольку вокруг живет много бедняков, которые редко позволяют себе посещать службу. Можешь себе представить, как они обрадуются церкви и приходскому залу, где они смогут встречаться и общаться.
– Га-га-га! – закричал Николас. – Га-га!
– Моя сестра будет очень рада. Уверен, она пришлет значительное пожертвование. Надо получить что-нибудь и от ее мужа.
– Если ты думаешь, что добьешься чего-нибудь от моих родных, то ошибаешься, – заметила Аделина.
– У меня и мысли такой не было, – ответил он.
– Но моя мать может вышить красивую напрестольную пелену.
– Это было бы прекрасно.
– А мой дед – подарить пару серебряных подсвечников.
– Сомневаюсь, что подсвечники на алтаре будут уместны. Пастор против обрядности.
– Га-га-га-га! – завопил Николас, неистово тряся часами и кусая их.
Филипп вернул часы в карман. Он встал, взял старшего сына под руки и подбросил в воздух. На лице Николаса отразился неописуемый восторг. Он был бы не против, если бы его забросили прямо в небо.
Аделина лениво улыбнулась. Ее рука ритмично поглаживала спинку новорожденного. Гасси пришла в восторг. Она соскочила с кровати, подбежала к отцу и обхватила его ноги. Если между ними и существовала неприязнь, теперь она была забыта.
– Меня тоже! – взвизгнула она. – Гасси тоже!
Филипп поставил Николаса на пол и подхватил Гасси. Он подбрасывал и ловил ее снова и снова, выше и выше, пока она почти не коснулась потолка. С каждым полетом она издавала крик испуга, смешанного с радостью.
Аделина лежала и смеялась над ними. Николас слегка надулся. А Эрнест смотрел в пространство своими незабудковыми глазками, соединив кончики пальцев.
– Хватит, – попросила Аделина наконец супруга. – У нее закружится голова.
Когда Филипп отослал детей к няне, Аделина спокойно улеглась, наслаждаясь своим счастьем. Мысленно она вернулась в прошлое и подумала, что, должно быть, живет довольно долго, раз столько пережила. Вспомнила пылкие, свободные, своевольные дни в Ирландии, наполненные звуками мальчишеских голосов, музыкой охотничьего рожка, шелеста дождя по зеленой траве. Вспомнила супружескую жизнь в Индии с ее насыщенными яркими красками, страстную любовь к Филиппу, дружбу с туземными принцами. Все это уже казалось странным и нереальным. Она подумала о путешествии из Индии и вспомнила, как однажды жарким утром встала рано и увидела Филиппа раздетым на палубе, в то время как два матроса выливали на него ведра холодной воды. Она вспомнила довольные лица матросов. Никто не видел, как она смотрела.
Она подумала, что посадит под окном этой комнаты куст сирени. У нее повсюду будут цветы и сад со всевозможными плодами. Она посадит персиковое дерево и разобьет виноградник и попросит капитана Лэси показать, как делать персиковый бренди и виноградное вино.
О, как бы ей хотелось распаковать сундук с украшениями из слоновой кости и нефрита! И она может – если только доктор Рамзи ей позволит! Внезапно Аделина забеспокоилась и откинулась на подушки. Неужто она останется тут навсегда, ничего не делая? Тем временем младенец погрузился в глубокий, почти предродовой сон.
Через полчаса она уже оделась в обычный наряд, за исключением корсета. Она надела льняную сорочку, длинные панталоны, отделанные кружевами, шелковые чулки ручной работы со стрелками, белую фланелевую нижнюю юбку, широкую в мелкую складку батистовую нижнюю юбку, темно-красную юбку с оборками, отделанными бархатной лентой рубинового цвета, просторное батистовое платье с кружевными рукавами и ярко расшитые индийские туфли. Нарядившись, она почувствовала странную слабость и даже не попыталась привести в порядок волосы, спадавшие до талии пышной рыжей гривой. Аделина открыла дверь и выглянула в холл. Затем бросила на Эрнеста взгляд, в котором не было нежности. Младенец был с ней слишком долго, и она хотела уйти от него.
Несмотря на то что голова слегка кружилась, Аделина шла по холлу и чувствовала в теле пьянящую легкость. Над окнами столовой она увидела тяжелые карнизы, на которые осталось лишь повесить шторы. Она увидела массивный буфет и обеденный стол и стулья из дома на улице Сен-Луи, еще не расставленные, но стоявшие где попало. Для этой комнаты приготовлены желтые велюровые портьеры с массивными шнурами и кистями. В Квебеке были заказаны роскошные тисненые обои из Франции. Она немного постояла, поглаживая атласную гладкость перил и окидывая блуждающим взглядом то библиотеку, то гостиную справа. Она улыбнулась, вспомнив, что Филипп настоял на библиотеке, потому что она была в его английском доме. Они привезли с собой несколько книг, но она очень любила читать. Со временем они соберут хорошую книжную коллекцию. Свет, лившийся через цветные оконные стекла по обеим сторонам парадной двери, отбрасывал на нее яркие зеленые, фиолетовые и красные пятна. «Какие красивые окна!» – подумала она. А ведь это была ее идея! По свету она поняла, что небо очистилось и засветило солнце. Она открыла дверь и вышла на крыльцо, где лицом к лицу столкнулась с доктором Рамзи.
Он побагровел от злости.
– Как вы посмели, миссис Уайток! – воскликнул он, схватив свою шляпу и бросив ее на пол. – Я позволил вам вставать через два дня и в своей комнате, а вы уже сегодня и на крыльце! И одна! Позвольте сообщить вам, что вы можете навлечь на себя беду, которая несколько недель будет удерживать вас в постели.
– Я в полном порядке, – возразила Аделина, используя недавно появившийся жаргон.
Он посмотрел на свою шляпу так, словно собрался пнуть ее ногой. Затем произнес, не отводя глаз от шляпы:
– Если вы чувствуете, что способны о себе позаботиться, то сможете сделать это во время следующих родов.
– Следующих не будет, – надменно ответила она.
Он иронически улыбнулся.
– Это говорите мне вы, такая страстная женщина! – Теперь его взгляд был прикован к ней.
– У меня есть муж, который заботится о моем здоровье, – ответила она еще более надменно.
– Он дает вам разрешение игнорировать мои предписания?
– Я поступаю так, как мне нравится!
– Ну что же, сейчас вы должны вернуться в постель.
– Нет.
– Пойдете!
– Вы меня не заставите!
Он схватил ее за руки и развернул к себе. У Рамзи была железная хватка. На мгновение она почувствовала себя беспомощной, затем, навалившись всем весом на его плечо и протянув руку, схватилась за его довольно длинные жесткие волосы.
– Отпустите меня! – задыхаясь, выпалила она.
Он издал возбужденный смешок. Резко вздохнув, он наклонил голову и поцеловал ее в губы.
Некоторое время они стояли неподвижно. Послышались легкие шаги по недавно насыпанному на дорожку гравию, доктор Рамзи поднял свою шляпу и, покраснев еще больше, повернулся лицом к Дейзи Вон. Увидев Аделину, она изумилась.
– Как, миссис Уайток, вы встали? – воскликнула Дейзи. – Замечательно!
– Да, правда?
– Как вы хорошо выглядите! Какой чудесный цвет лица! Не правда ли, доктор Рамзи? – Она пристально посмотрела на него.
– Вполне, – сухо ответил доктор.
Наступила неловкая пауза, нарушенная восклицанием Дейзи:
– Представьте себе, Кейт Базби сбежала с мистером Брентом! Ее отец в бешенстве и говорит, что никогда ее не простит. Как вы думаете, доктор Рамзи, простит он их когда-нибудь?
– Не имею ни малейшего понятия.
– Думаю, побег – это так романтично. Ничто меня не остановит от замужества с любимым человеком. Я полечу с ним на край света. Кажется, все считают, что мистер Брент – неплохая партия, хотя его состояние сомнительно. Что вы думаете о такой страсти, доктор Рамзи? Держу пари, что вы ее не одобряете.
– Я не в той должности, чтобы судить о чьем-то поведении, – ответил он.
Аделина окинула его смеющимся взглядом. Она прислонилась к каменной стене крыльца, скрестив руки на груди.
– Обоим повезло, – сказала она. – Из них выйдет славная пара.
– Я так рада, что вы так думаете, – согласилась Дейзи. – Но я ждала, чтобы они обвенчались. Даже если я никогда сама не стану невестой, я бы хотела быть подружкой невесты.
– Вы, несомненно, станете невестой, – уверила Аделина.
Из спальни донесся слабый крик. Аделина перевела взгляд с выражением прекрасной персидской кошки, равнодушной, но внимательной к плачу своих детенышей.
– О, милый малыш! – воскликнула Дейзи, бросившись в холл и упав на колени возле кровати. – Ах, милый маленький ангелочек Эрнест!
Она прижала его к своей груди. Но у нее не было ничего из того, чего он хотел. Младенец продолжал плакать.
В следующие несколько недель он процветал и продолжал представлять живой интерес для всего окружения, поскольку поставил печать своего рождения на новом доме. Важность Николаса уменьшилась.
Гасси часто приходилось присматривать за Николасом, развлекая его, пока малыш спал. Несмотря на малолетство, она неплохо с ним управлялась, и он часто выполнял ее приказы. Но если он противопоставлял свою волю ее, она уже не могла с ним сладить. Он начинал кричать и визжать ей в лицо. Николас весил уже больше Гасси и мог оттолкнуть ее, чтобы схватить игрушку или дотянуться до колен матери. Гасси полюбила маленького Эрнеста, но она не любила Николаса. Бывало, он ей очень нравился, но в другое время она хотела бы избавиться от него.
Теплым солнечным майским утром няня усадила Николаса в коляску и поставила ту на траву. Это было недалеко от оврага, мимо которого проходили работники и пролетали птичьи стаи, и зрелище могло его развлечь. В Джалне всегда было на кого посмотреть.
Батрак провел мимо прекрасную упряжку першеронов, недавно купленных Филиппом. Они прошли мимо уверенной мягкой рысью, послушные легкому натяжению поводьев. Николас бросил игру с шерстяным ягненком и подался вперед, словно оценивая их взглядом. Огромные лоснящиеся бока коней вздымались и опускались, звенела яркая металлическая сбруя. Николас увидел, что их буланые хвосты завязаны в узел красными лентами. Он повернул ягненка, чтобы посмотреть, какой у него хвост, и, обнаружив лишь небольшой клочок шерсти, неодобрительно выпятил нижнюю губу. Гасси, сидевшая рядом с ним на маленьком стульчике, подумала, что он вот-вот заплачет. Опытной рукой она принялась катать коляску туда-сюда.
Он несколько обиженно взглянул на нее. Он не хотел, чтобы его катали. Он хотел выбраться и прогуляться. Николас попытался отстегнуть удерживавший его ремень.
– Нет, нет, – сказала Гасси. – Непослушный.
Она встала и взяла его руки в свои. Это привело Николаса в ярость. Он сверлил ее взглядом и вырывался. Она подумала, что толкнет коляску, чтобы его успокоить. Земля была ровной и гладкой, и коляска ездила легко. Ей доставляло большое удовольствие толкать коляску, хотя няня строго-настрого запретила так делать.
Но Николас был крайне недоволен. Он не мог забыть, как она держала его руки. Он выбросил ягненка из коляски, повалился на спину и принялся брыкаться. Гасси с большими усилиями притащила коляску к месту, где на краю обрыва стоял поднятый из оврага запакованный рояль.
– Хорошее пианино, – сказала она. – Гасси будет на нем играть. – И добавила: – А не Николас.
Он не понимал, что в большом ящике находится рояль, но понимал, что ему не дадут что-то, что будет у сестры. Он перевернулся, с трудом встал на колени, по-прежнему стянутый ремнем. Гасси не видела, что он сделал, потому что наклонила голову в титаническом усилии. Земля стала ухабистой.
Николас перегнулся через спинку коляски и схватил за верх шляпку Гасси. Он натянул шляпку ей на глаза, сильно дернув при этом за волосы, застрявшие в резинке. Гасси вскрикнула от боли и гнева, но продолжала изо всех сил толкать коляску.
Рояль с громкими криками и щелканьем кнута вытянули с берега реки на обрыв всего лишь за день до этого. Вся округа собралась посмотреть, как четверка лошадей с натугой бьется, пытаясь поднять груз. Один раз веревки сорвались, и рояль чуть было не полетел обратно, но в конце концов он оказался в безопасности наверху. Сегодня его должны были отнести в гостиную.
Все, что Гасси вынесла от брата, сейчас переполняло ее. Он всегда хотел все, что у нее было. Что бы она ни делала, он вмешивался. Он стал центром всего. Мама, папа, няня, Лиззи – все любили его больше. Даже Пэтси О’Флинн этим утром снял ее со своих плеч, чтобы вознести Николаса на эту высоту. Вот маленький Эрнест хороший. Она может иметь с ним дело. Но терпеть Николаса дальше – ни за что! Перед ней лежал длинный крутой склон, по которому тащили рояль. Под тяжестью ящика он был укатан до относительной гладкости. Гасси вложила все силы в последний толчок коляски. И отпустила ее.
Коляска понеслась вниз по склону. Николас все еще цеплялся за спинку сиденья. Удивление на его лице сменилось безудержным восторгом. Колесо ударилось о камень, коляску от толчка подбросило. Николас снова сел, но уже в другом положении, Гасси больше не видела его лица.
Тут коляска достигла речного берега, опрокинулась, и Николас оказался под ней. Он не двигался. Передние колеса зависли над водой. Внезапно Гасси испугалась. Она решила, что осталась одна в этом бескрайнем мире, и посмотрела вниз. Рояль лежал внизу. Сейчас – он наверху. Коляска была наверху, сейчас – внизу. Николас шумел, теперь молчит. Все так изменилось. Гасси стало страшно.
Она побежала туда, где слышались звуки топора и песни двоих франко-канадцев. Их пение напоминало ей что-то давно ушедшее и приятно-успокаивающее. Гасси, притаившись, встала и принялась следить за взмахами топоров и за тем, как бугрятся мышцы на загорелых руках.
Вдруг она слегка подпрыгнула от удовольствия. В одно мгновение лес пропал, и она увидела кухню в доме на улице Сен-Луи, почувствовала, как ее обнимают и укачивают руки Мари, услышала, как Мари поет:
Alouette, gentile Alouette,
– Видишь ли, – произнес Филипп, – сейчас как никогда благоприятное время для строительства церкви. Строители на месте. У меня есть свободные деньги. Можно использовать много материала, оставшегося от постройки дома и амбара. У настоятеля есть книга замечательных проектов церквей в поселениях, где не так много денег. Это будет незамысловатое здание, но со временем, по мере роста общины, его можно будет перестроить. Настоятель полон воодушевления, поскольку вокруг живет много бедняков, которые редко позволяют себе посещать службу. Можешь себе представить, как они обрадуются церкви и приходскому залу, где они смогут встречаться и общаться.
– Га-га-га! – закричал Николас. – Га-га!
– Моя сестра будет очень рада. Уверен, она пришлет значительное пожертвование. Надо получить что-нибудь и от ее мужа.
– Если ты думаешь, что добьешься чего-нибудь от моих родных, то ошибаешься, – заметила Аделина.
– У меня и мысли такой не было, – ответил он.
– Но моя мать может вышить красивую напрестольную пелену.
– Это было бы прекрасно.
– А мой дед – подарить пару серебряных подсвечников.
– Сомневаюсь, что подсвечники на алтаре будут уместны. Пастор против обрядности.
– Га-га-га-га! – завопил Николас, неистово тряся часами и кусая их.
Филипп вернул часы в карман. Он встал, взял старшего сына под руки и подбросил в воздух. На лице Николаса отразился неописуемый восторг. Он был бы не против, если бы его забросили прямо в небо.
Аделина лениво улыбнулась. Ее рука ритмично поглаживала спинку новорожденного. Гасси пришла в восторг. Она соскочила с кровати, подбежала к отцу и обхватила его ноги. Если между ними и существовала неприязнь, теперь она была забыта.
– Меня тоже! – взвизгнула она. – Гасси тоже!
Филипп поставил Николаса на пол и подхватил Гасси. Он подбрасывал и ловил ее снова и снова, выше и выше, пока она почти не коснулась потолка. С каждым полетом она издавала крик испуга, смешанного с радостью.
Аделина лежала и смеялась над ними. Николас слегка надулся. А Эрнест смотрел в пространство своими незабудковыми глазками, соединив кончики пальцев.
– Хватит, – попросила Аделина наконец супруга. – У нее закружится голова.
Когда Филипп отослал детей к няне, Аделина спокойно улеглась, наслаждаясь своим счастьем. Мысленно она вернулась в прошлое и подумала, что, должно быть, живет довольно долго, раз столько пережила. Вспомнила пылкие, свободные, своевольные дни в Ирландии, наполненные звуками мальчишеских голосов, музыкой охотничьего рожка, шелеста дождя по зеленой траве. Вспомнила супружескую жизнь в Индии с ее насыщенными яркими красками, страстную любовь к Филиппу, дружбу с туземными принцами. Все это уже казалось странным и нереальным. Она подумала о путешествии из Индии и вспомнила, как однажды жарким утром встала рано и увидела Филиппа раздетым на палубе, в то время как два матроса выливали на него ведра холодной воды. Она вспомнила довольные лица матросов. Никто не видел, как она смотрела.
Она подумала, что посадит под окном этой комнаты куст сирени. У нее повсюду будут цветы и сад со всевозможными плодами. Она посадит персиковое дерево и разобьет виноградник и попросит капитана Лэси показать, как делать персиковый бренди и виноградное вино.
О, как бы ей хотелось распаковать сундук с украшениями из слоновой кости и нефрита! И она может – если только доктор Рамзи ей позволит! Внезапно Аделина забеспокоилась и откинулась на подушки. Неужто она останется тут навсегда, ничего не делая? Тем временем младенец погрузился в глубокий, почти предродовой сон.
Через полчаса она уже оделась в обычный наряд, за исключением корсета. Она надела льняную сорочку, длинные панталоны, отделанные кружевами, шелковые чулки ручной работы со стрелками, белую фланелевую нижнюю юбку, широкую в мелкую складку батистовую нижнюю юбку, темно-красную юбку с оборками, отделанными бархатной лентой рубинового цвета, просторное батистовое платье с кружевными рукавами и ярко расшитые индийские туфли. Нарядившись, она почувствовала странную слабость и даже не попыталась привести в порядок волосы, спадавшие до талии пышной рыжей гривой. Аделина открыла дверь и выглянула в холл. Затем бросила на Эрнеста взгляд, в котором не было нежности. Младенец был с ней слишком долго, и она хотела уйти от него.
Несмотря на то что голова слегка кружилась, Аделина шла по холлу и чувствовала в теле пьянящую легкость. Над окнами столовой она увидела тяжелые карнизы, на которые осталось лишь повесить шторы. Она увидела массивный буфет и обеденный стол и стулья из дома на улице Сен-Луи, еще не расставленные, но стоявшие где попало. Для этой комнаты приготовлены желтые велюровые портьеры с массивными шнурами и кистями. В Квебеке были заказаны роскошные тисненые обои из Франции. Она немного постояла, поглаживая атласную гладкость перил и окидывая блуждающим взглядом то библиотеку, то гостиную справа. Она улыбнулась, вспомнив, что Филипп настоял на библиотеке, потому что она была в его английском доме. Они привезли с собой несколько книг, но она очень любила читать. Со временем они соберут хорошую книжную коллекцию. Свет, лившийся через цветные оконные стекла по обеим сторонам парадной двери, отбрасывал на нее яркие зеленые, фиолетовые и красные пятна. «Какие красивые окна!» – подумала она. А ведь это была ее идея! По свету она поняла, что небо очистилось и засветило солнце. Она открыла дверь и вышла на крыльцо, где лицом к лицу столкнулась с доктором Рамзи.
Он побагровел от злости.
– Как вы посмели, миссис Уайток! – воскликнул он, схватив свою шляпу и бросив ее на пол. – Я позволил вам вставать через два дня и в своей комнате, а вы уже сегодня и на крыльце! И одна! Позвольте сообщить вам, что вы можете навлечь на себя беду, которая несколько недель будет удерживать вас в постели.
– Я в полном порядке, – возразила Аделина, используя недавно появившийся жаргон.
Он посмотрел на свою шляпу так, словно собрался пнуть ее ногой. Затем произнес, не отводя глаз от шляпы:
– Если вы чувствуете, что способны о себе позаботиться, то сможете сделать это во время следующих родов.
– Следующих не будет, – надменно ответила она.
Он иронически улыбнулся.
– Это говорите мне вы, такая страстная женщина! – Теперь его взгляд был прикован к ней.
– У меня есть муж, который заботится о моем здоровье, – ответила она еще более надменно.
– Он дает вам разрешение игнорировать мои предписания?
– Я поступаю так, как мне нравится!
– Ну что же, сейчас вы должны вернуться в постель.
– Нет.
– Пойдете!
– Вы меня не заставите!
Он схватил ее за руки и развернул к себе. У Рамзи была железная хватка. На мгновение она почувствовала себя беспомощной, затем, навалившись всем весом на его плечо и протянув руку, схватилась за его довольно длинные жесткие волосы.
– Отпустите меня! – задыхаясь, выпалила она.
Он издал возбужденный смешок. Резко вздохнув, он наклонил голову и поцеловал ее в губы.
Некоторое время они стояли неподвижно. Послышались легкие шаги по недавно насыпанному на дорожку гравию, доктор Рамзи поднял свою шляпу и, покраснев еще больше, повернулся лицом к Дейзи Вон. Увидев Аделину, она изумилась.
– Как, миссис Уайток, вы встали? – воскликнула Дейзи. – Замечательно!
– Да, правда?
– Как вы хорошо выглядите! Какой чудесный цвет лица! Не правда ли, доктор Рамзи? – Она пристально посмотрела на него.
– Вполне, – сухо ответил доктор.
Наступила неловкая пауза, нарушенная восклицанием Дейзи:
– Представьте себе, Кейт Базби сбежала с мистером Брентом! Ее отец в бешенстве и говорит, что никогда ее не простит. Как вы думаете, доктор Рамзи, простит он их когда-нибудь?
– Не имею ни малейшего понятия.
– Думаю, побег – это так романтично. Ничто меня не остановит от замужества с любимым человеком. Я полечу с ним на край света. Кажется, все считают, что мистер Брент – неплохая партия, хотя его состояние сомнительно. Что вы думаете о такой страсти, доктор Рамзи? Держу пари, что вы ее не одобряете.
– Я не в той должности, чтобы судить о чьем-то поведении, – ответил он.
Аделина окинула его смеющимся взглядом. Она прислонилась к каменной стене крыльца, скрестив руки на груди.
– Обоим повезло, – сказала она. – Из них выйдет славная пара.
– Я так рада, что вы так думаете, – согласилась Дейзи. – Но я ждала, чтобы они обвенчались. Даже если я никогда сама не стану невестой, я бы хотела быть подружкой невесты.
– Вы, несомненно, станете невестой, – уверила Аделина.
Из спальни донесся слабый крик. Аделина перевела взгляд с выражением прекрасной персидской кошки, равнодушной, но внимательной к плачу своих детенышей.
– О, милый малыш! – воскликнула Дейзи, бросившись в холл и упав на колени возле кровати. – Ах, милый маленький ангелочек Эрнест!
Она прижала его к своей груди. Но у нее не было ничего из того, чего он хотел. Младенец продолжал плакать.
В следующие несколько недель он процветал и продолжал представлять живой интерес для всего окружения, поскольку поставил печать своего рождения на новом доме. Важность Николаса уменьшилась.
Гасси часто приходилось присматривать за Николасом, развлекая его, пока малыш спал. Несмотря на малолетство, она неплохо с ним управлялась, и он часто выполнял ее приказы. Но если он противопоставлял свою волю ее, она уже не могла с ним сладить. Он начинал кричать и визжать ей в лицо. Николас весил уже больше Гасси и мог оттолкнуть ее, чтобы схватить игрушку или дотянуться до колен матери. Гасси полюбила маленького Эрнеста, но она не любила Николаса. Бывало, он ей очень нравился, но в другое время она хотела бы избавиться от него.
Теплым солнечным майским утром няня усадила Николаса в коляску и поставила ту на траву. Это было недалеко от оврага, мимо которого проходили работники и пролетали птичьи стаи, и зрелище могло его развлечь. В Джалне всегда было на кого посмотреть.
Батрак провел мимо прекрасную упряжку першеронов, недавно купленных Филиппом. Они прошли мимо уверенной мягкой рысью, послушные легкому натяжению поводьев. Николас бросил игру с шерстяным ягненком и подался вперед, словно оценивая их взглядом. Огромные лоснящиеся бока коней вздымались и опускались, звенела яркая металлическая сбруя. Николас увидел, что их буланые хвосты завязаны в узел красными лентами. Он повернул ягненка, чтобы посмотреть, какой у него хвост, и, обнаружив лишь небольшой клочок шерсти, неодобрительно выпятил нижнюю губу. Гасси, сидевшая рядом с ним на маленьком стульчике, подумала, что он вот-вот заплачет. Опытной рукой она принялась катать коляску туда-сюда.
Он несколько обиженно взглянул на нее. Он не хотел, чтобы его катали. Он хотел выбраться и прогуляться. Николас попытался отстегнуть удерживавший его ремень.
– Нет, нет, – сказала Гасси. – Непослушный.
Она встала и взяла его руки в свои. Это привело Николаса в ярость. Он сверлил ее взглядом и вырывался. Она подумала, что толкнет коляску, чтобы его успокоить. Земля была ровной и гладкой, и коляска ездила легко. Ей доставляло большое удовольствие толкать коляску, хотя няня строго-настрого запретила так делать.
Но Николас был крайне недоволен. Он не мог забыть, как она держала его руки. Он выбросил ягненка из коляски, повалился на спину и принялся брыкаться. Гасси с большими усилиями притащила коляску к месту, где на краю обрыва стоял поднятый из оврага запакованный рояль.
– Хорошее пианино, – сказала она. – Гасси будет на нем играть. – И добавила: – А не Николас.
Он не понимал, что в большом ящике находится рояль, но понимал, что ему не дадут что-то, что будет у сестры. Он перевернулся, с трудом встал на колени, по-прежнему стянутый ремнем. Гасси не видела, что он сделал, потому что наклонила голову в титаническом усилии. Земля стала ухабистой.
Николас перегнулся через спинку коляски и схватил за верх шляпку Гасси. Он натянул шляпку ей на глаза, сильно дернув при этом за волосы, застрявшие в резинке. Гасси вскрикнула от боли и гнева, но продолжала изо всех сил толкать коляску.
Рояль с громкими криками и щелканьем кнута вытянули с берега реки на обрыв всего лишь за день до этого. Вся округа собралась посмотреть, как четверка лошадей с натугой бьется, пытаясь поднять груз. Один раз веревки сорвались, и рояль чуть было не полетел обратно, но в конце концов он оказался в безопасности наверху. Сегодня его должны были отнести в гостиную.
Все, что Гасси вынесла от брата, сейчас переполняло ее. Он всегда хотел все, что у нее было. Что бы она ни делала, он вмешивался. Он стал центром всего. Мама, папа, няня, Лиззи – все любили его больше. Даже Пэтси О’Флинн этим утром снял ее со своих плеч, чтобы вознести Николаса на эту высоту. Вот маленький Эрнест хороший. Она может иметь с ним дело. Но терпеть Николаса дальше – ни за что! Перед ней лежал длинный крутой склон, по которому тащили рояль. Под тяжестью ящика он был укатан до относительной гладкости. Гасси вложила все силы в последний толчок коляски. И отпустила ее.
Коляска понеслась вниз по склону. Николас все еще цеплялся за спинку сиденья. Удивление на его лице сменилось безудержным восторгом. Колесо ударилось о камень, коляску от толчка подбросило. Николас снова сел, но уже в другом положении, Гасси больше не видела его лица.
Тут коляска достигла речного берега, опрокинулась, и Николас оказался под ней. Он не двигался. Передние колеса зависли над водой. Внезапно Гасси испугалась. Она решила, что осталась одна в этом бескрайнем мире, и посмотрела вниз. Рояль лежал внизу. Сейчас – он наверху. Коляска была наверху, сейчас – внизу. Николас шумел, теперь молчит. Все так изменилось. Гасси стало страшно.
Она побежала туда, где слышались звуки топора и песни двоих франко-канадцев. Их пение напоминало ей что-то давно ушедшее и приятно-успокаивающее. Гасси, притаившись, встала и принялась следить за взмахами топоров и за тем, как бугрятся мышцы на загорелых руках.
Вдруг она слегка подпрыгнула от удовольствия. В одно мгновение лес пропал, и она увидела кухню в доме на улице Сен-Луи, почувствовала, как ее обнимают и укачивают руки Мари, услышала, как Мари поет:
Alouette, gentile Alouette,