Штормовые времена
Часть 19 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Филипп восхищался работниками. Они трудились изо всех сил, с хорошим настроением и при ужасной жаре, и при изнуряющей влажности. Лишь во время грозы или ливня они прятались в сооруженном ими деревянном укрытии. Ньюфаундленд Неро каждое утро прибегал на стройку вместе с Филиппом. Он так плохо переносил жару, что Филипп как-то поставил его между колен и постриг так, что пес стал похож на огромного пуделя.
Уилмот сдержал слово и сбрил бакенбарды. Когда он, чисто выбритый, предстал перед Аделиной, та с трудом его узнала. Он стал выглядеть интересно и благородно, проявились контуры его лица, что в сочетании с голодным затравленным взглядом казалось почти романтичным.
– Как вы изменились! – воскликнула она.
– Хорошо выглядеть не всегда одинаково, – лаконично ответил он. – Наверное, я выгляжу еще менее привлекательно. Красота – не моя сильная сторона.
– Кому нужна красота в мужчине?
– Вам.
– Мне? Филипп оставался бы для меня тем же, даже если бы у него был курносый нос и не было подбородка.
– А теперь вы говорите чепуху, миссис Уайток.
– Какой вы строгий! Кстати, вы можете называть меня просто Аделиной.
– Это было бы совсем не то.
– В этой-то глуши?
– Здесь уже закрытое общество со своими традициями.
– А как же ваша хижина, дом и болото?
– Это мой собственный угол. В нем я всегда называю Вас АДЕЛАЙНОЙ.
– Пожалуйста, не надо говорить Аделайна. Я привыкла к АДЕЛИНЕ.
– Полагаю, что именно поэтому я говорю Аделайна.
– Какой вы сварливый! – воскликнула она. – По-моему, хорошо, что вы не женаты.
Он слегка покраснел.
– Но, может быть, женаты? – улыбнулась она.
– Нет, – чопорно ответил он. – И благодарю Бога за это.
Она кокетливо улыбнулась.
– Рада, что это не так, – сказала она. – Я бы невзлюбила вашу жену. Вы из тех мужчин, что выбирают женщин, мне неприятных.
– Будь у меня возможность, я бы выбрал вас.
Они сидели на груде свежесрубленных бревен в пределах видимости и слышимости рабочих. Но его слова создали для них отдельное пространство, выделенное, словно парный портрет в картинной раме. Они сидели, прислушиваясь к звону топоров и стуку лопат, вдыхали смолистый запах бревен, но они больше не принадлежали этому месту. Они смотрели прямо перед собой, и, если бы они действительно стали фигурами на портрете, можно было сказать, что их взгляд следует за тобой повсюду.
Неро лежал у ног Аделины. Она положила руку ему на макушку и, ухватив за жесткую вьющуюся шерсть, мягко покачала его голову. Пес терпел унижение лаской с невозмутимым величием.
– Вы так говорите, – пробормотала она, – из-за этого места. Оно делает человека более эмоциональным.
Он пристально поглядел на нее, и она заметила, что губы его дрожат.
– Вы сомневаетесь в моей искренности?
– Вы не можете отрицать, что иногда изъясняетесь… странно.
– Ну, в этом нет ничего странного. Большинство мужчин сказали бы то же самое.
– Но вы видели меня в настоящем гневе.
– Я же не говорю, что вы идеальны, – раздраженно ответил он. – Я говорю…
Он замолчал.
Аделина улыбнулась и посмотрела на него почти нежно.
– Вы смеетесь надо мной! – горячо воскликнул Уилмот. – Вы вынуждаете меня пожалеть о том, что я сказал.
– Я лишь улыбнулась тому, что вы так импульсивны. Так вы мне нравитесь гораздо больше.
– Если вы считаете, что Филипп не будет возражать, если я буду называть вас по имени, это доставит мне огромное удовольствие.
– Я спрошу у него.
– Нет… Лучше не надо.
Филипп в бриджах для верховой езды направлялся к ним, широко шагая по неровной земле.
– Я должен поехать с архитектором осмотреть кирпичи, – сообщил он, подойдя ближе. – Не знаю, как долго я там пробуду. Уилмот, вы проводите миссис Уайток до дома?
– Господи, почему мы не можем называть друг друга по именам? – удивилась Аделина.
– Хорошо, – согласился Филипп. – Не возражаю. Джеймс, вы отведете Аделину обратно в поместье Вонов?
– Она еще не видела мое владение, – сказал Уилмот. – Оно просто роскошно. Я бы хотел сначала показать ей его.
– Превосходно. Ты восхитишься, Аделина, тем, что он там сделал. А сейчас мне пора.
И Филипп зашагал к ожидавшему его архитектору.
Аделина и Уилмот забрались в пыльную коляску, одолженную у Вонов. К столбу, вкопанному на месте будущего главного въезда в усадьбу, была привязана серая кобыла. Она так долго ждала, что потихоньку спустилась в канаву, и коляска чудом не перевернулась.
– Эта кляча кроткая, как овца, – отметил Уилмот, берясь за вожжи. – Жаль, что она не моя.
– Какое признание!
– Я хочу провести остаток дней в праздности и ничтожестве.
– Вы не можете оставаться в ничтожестве, Джеймс, пока мы с Филиппом ваши друзья.
– Очень любезно с вашей стороны так говорить, – сказал Уилмот и чопорно добавил: – Аделина.
Лошадь трусила по залитой солнцем дороге, покрытой мелкой белой пылью. Однако путь пролегал по дремучему лесу, и дорога казалась не более чем бледной лентой, разделяющей дебри. Тем не менее им встретились тяжелые повозки, груженные материалами для строительства Джалны, одетая в лохмотья босоногая девчонка, гнавшая корову, старый фургон, запряженный мулом, в котором ехала многочисленная индейская семья со всем имуществом. Среди деревьев все время что-то мелькало: летали птицы, белки и бурундуки прыгали с ветки на ветку. Иногда открывались поля с высокими колосьями, согнутыми под тяжестью зерен. Казалось, в этой стране сбывалось все задуманное.
Филипп вынужден был признать, что Уилмот заключил выгодную сделку, купив бревенчатый дом с пятьюдесятью акрами земли в придачу. Они вместе тщательно осмотрели это место. Уилмот заплатил деньги и сразу же туда переехал, но не хотел, чтобы Аделина видела его жилище, пока оно не станет, по его мнению, презентабельным. Сейчас же дом стоял на берегу полноводной реки, на небольшой поляне, прочный и устойчивый к непогоде. Уилмот им гордился. Когда он помог Аделине сойти с высокой ступеньки коляски, а затем повел по тропинке к двери, он держался величественно и самодовольно. До них доносился плеск реки и свистящий шепот камышей на берегу, к поросшему мхом столбу была привязана старая плоскодонка.
– Какая прелесть! – восхитилась Аделина. – Я даже представить себе не могла, что тут так чудесно. Почему вы мне не рассказали?
– Я хотел удивить вас, – отвечал он, не сомневаясь в ее искренности, поскольку сам считал это место совершенным. Он отпер дверь, с трудом ее отворил и провел Аделину внутрь. Дом состоял всего из одной комнаты с пристройкой сзади. Очевидно, Уилмот надеялся, что Аделина сегодня приедет, либо он был удивительно щепетилен в своих привычках. Голый пол все еще был влажным после мытья, перед небольшой печкой лежал холстинный коврик с изображением корабля. Мебель была оставлена предыдущим хозяином: стол, два стула, койка, покрытая лоскутным одеялом. На единственном окне висели красные шторы. В шкафчике на стене стоял новый чайный сервиз ярко-синего фарфора, напоминавший об Англии. Вдоль одной стены Уилмот собственноручно соорудил книжные полки и заполнил их старыми и новыми книгами. В солнечных лучах, падавших на них словно специально, блестели кожа и золото корешков. Во всем этом было что-то трогательное – одинокий бедняга!
– И все это вы сделали сами? – спросила Аделина дрожащим голосом, будто никогда не видела ничего подобного.
– Да.
– Не понимаю, как вам это удалось. Это замечательно.
– Так и будет.
– Здесь так уютно.
– Вы можете иногда заглядывать…
– А какой миленький чайный сервиз! Когда вы его купили?
– Два дня назад. – Он подошел к шкафчику, достал кувшинчик для сливок и передал ей. – Вам нравится? – спросил он.
Она увидела пастушка и пастушку, сидевших под деревом возле реки на фоне замка, и поднесла кувшинчик к щеке.
– Какой гладкий фарфор! Интересно, буду ли я когда-нибудь пить из него чай?
– Сейчас приготовлю, – сказал он. – Конечно, если вы останетесь.
– Лучшего и быть не может. Позвольте мне вам помочь.
Он помедлил.
– А как же условности? Что скажут люди?
– Из-за того, что я пила с вами чай? Да пусть их! Мой дорогой Джеймс, я приехала сюда, чтобы провести здесь остаток своих дней. Людям лучше сразу начать сплетничать. Я дам им пищу для этого.
Она прошлась по комнате пружинящей походкой, покачивая юбкой.
Уилмот вернул кувшинчик на место, а затем импульсивно повернулся к ней.
– Я разожгу тогда сейчас огонь, – сказал он.
Дрова уже лежали в печи. Он поднес к ним спичку, и вспыхнуло яркое пламя. Уилмот взял оловянный чайник и пошел за водой к ручью. Через окно она наблюдала за его высокой фигурой, двигавшейся так уверенно.
Уилмот сдержал слово и сбрил бакенбарды. Когда он, чисто выбритый, предстал перед Аделиной, та с трудом его узнала. Он стал выглядеть интересно и благородно, проявились контуры его лица, что в сочетании с голодным затравленным взглядом казалось почти романтичным.
– Как вы изменились! – воскликнула она.
– Хорошо выглядеть не всегда одинаково, – лаконично ответил он. – Наверное, я выгляжу еще менее привлекательно. Красота – не моя сильная сторона.
– Кому нужна красота в мужчине?
– Вам.
– Мне? Филипп оставался бы для меня тем же, даже если бы у него был курносый нос и не было подбородка.
– А теперь вы говорите чепуху, миссис Уайток.
– Какой вы строгий! Кстати, вы можете называть меня просто Аделиной.
– Это было бы совсем не то.
– В этой-то глуши?
– Здесь уже закрытое общество со своими традициями.
– А как же ваша хижина, дом и болото?
– Это мой собственный угол. В нем я всегда называю Вас АДЕЛАЙНОЙ.
– Пожалуйста, не надо говорить Аделайна. Я привыкла к АДЕЛИНЕ.
– Полагаю, что именно поэтому я говорю Аделайна.
– Какой вы сварливый! – воскликнула она. – По-моему, хорошо, что вы не женаты.
Он слегка покраснел.
– Но, может быть, женаты? – улыбнулась она.
– Нет, – чопорно ответил он. – И благодарю Бога за это.
Она кокетливо улыбнулась.
– Рада, что это не так, – сказала она. – Я бы невзлюбила вашу жену. Вы из тех мужчин, что выбирают женщин, мне неприятных.
– Будь у меня возможность, я бы выбрал вас.
Они сидели на груде свежесрубленных бревен в пределах видимости и слышимости рабочих. Но его слова создали для них отдельное пространство, выделенное, словно парный портрет в картинной раме. Они сидели, прислушиваясь к звону топоров и стуку лопат, вдыхали смолистый запах бревен, но они больше не принадлежали этому месту. Они смотрели прямо перед собой, и, если бы они действительно стали фигурами на портрете, можно было сказать, что их взгляд следует за тобой повсюду.
Неро лежал у ног Аделины. Она положила руку ему на макушку и, ухватив за жесткую вьющуюся шерсть, мягко покачала его голову. Пес терпел унижение лаской с невозмутимым величием.
– Вы так говорите, – пробормотала она, – из-за этого места. Оно делает человека более эмоциональным.
Он пристально поглядел на нее, и она заметила, что губы его дрожат.
– Вы сомневаетесь в моей искренности?
– Вы не можете отрицать, что иногда изъясняетесь… странно.
– Ну, в этом нет ничего странного. Большинство мужчин сказали бы то же самое.
– Но вы видели меня в настоящем гневе.
– Я же не говорю, что вы идеальны, – раздраженно ответил он. – Я говорю…
Он замолчал.
Аделина улыбнулась и посмотрела на него почти нежно.
– Вы смеетесь надо мной! – горячо воскликнул Уилмот. – Вы вынуждаете меня пожалеть о том, что я сказал.
– Я лишь улыбнулась тому, что вы так импульсивны. Так вы мне нравитесь гораздо больше.
– Если вы считаете, что Филипп не будет возражать, если я буду называть вас по имени, это доставит мне огромное удовольствие.
– Я спрошу у него.
– Нет… Лучше не надо.
Филипп в бриджах для верховой езды направлялся к ним, широко шагая по неровной земле.
– Я должен поехать с архитектором осмотреть кирпичи, – сообщил он, подойдя ближе. – Не знаю, как долго я там пробуду. Уилмот, вы проводите миссис Уайток до дома?
– Господи, почему мы не можем называть друг друга по именам? – удивилась Аделина.
– Хорошо, – согласился Филипп. – Не возражаю. Джеймс, вы отведете Аделину обратно в поместье Вонов?
– Она еще не видела мое владение, – сказал Уилмот. – Оно просто роскошно. Я бы хотел сначала показать ей его.
– Превосходно. Ты восхитишься, Аделина, тем, что он там сделал. А сейчас мне пора.
И Филипп зашагал к ожидавшему его архитектору.
Аделина и Уилмот забрались в пыльную коляску, одолженную у Вонов. К столбу, вкопанному на месте будущего главного въезда в усадьбу, была привязана серая кобыла. Она так долго ждала, что потихоньку спустилась в канаву, и коляска чудом не перевернулась.
– Эта кляча кроткая, как овца, – отметил Уилмот, берясь за вожжи. – Жаль, что она не моя.
– Какое признание!
– Я хочу провести остаток дней в праздности и ничтожестве.
– Вы не можете оставаться в ничтожестве, Джеймс, пока мы с Филиппом ваши друзья.
– Очень любезно с вашей стороны так говорить, – сказал Уилмот и чопорно добавил: – Аделина.
Лошадь трусила по залитой солнцем дороге, покрытой мелкой белой пылью. Однако путь пролегал по дремучему лесу, и дорога казалась не более чем бледной лентой, разделяющей дебри. Тем не менее им встретились тяжелые повозки, груженные материалами для строительства Джалны, одетая в лохмотья босоногая девчонка, гнавшая корову, старый фургон, запряженный мулом, в котором ехала многочисленная индейская семья со всем имуществом. Среди деревьев все время что-то мелькало: летали птицы, белки и бурундуки прыгали с ветки на ветку. Иногда открывались поля с высокими колосьями, согнутыми под тяжестью зерен. Казалось, в этой стране сбывалось все задуманное.
Филипп вынужден был признать, что Уилмот заключил выгодную сделку, купив бревенчатый дом с пятьюдесятью акрами земли в придачу. Они вместе тщательно осмотрели это место. Уилмот заплатил деньги и сразу же туда переехал, но не хотел, чтобы Аделина видела его жилище, пока оно не станет, по его мнению, презентабельным. Сейчас же дом стоял на берегу полноводной реки, на небольшой поляне, прочный и устойчивый к непогоде. Уилмот им гордился. Когда он помог Аделине сойти с высокой ступеньки коляски, а затем повел по тропинке к двери, он держался величественно и самодовольно. До них доносился плеск реки и свистящий шепот камышей на берегу, к поросшему мхом столбу была привязана старая плоскодонка.
– Какая прелесть! – восхитилась Аделина. – Я даже представить себе не могла, что тут так чудесно. Почему вы мне не рассказали?
– Я хотел удивить вас, – отвечал он, не сомневаясь в ее искренности, поскольку сам считал это место совершенным. Он отпер дверь, с трудом ее отворил и провел Аделину внутрь. Дом состоял всего из одной комнаты с пристройкой сзади. Очевидно, Уилмот надеялся, что Аделина сегодня приедет, либо он был удивительно щепетилен в своих привычках. Голый пол все еще был влажным после мытья, перед небольшой печкой лежал холстинный коврик с изображением корабля. Мебель была оставлена предыдущим хозяином: стол, два стула, койка, покрытая лоскутным одеялом. На единственном окне висели красные шторы. В шкафчике на стене стоял новый чайный сервиз ярко-синего фарфора, напоминавший об Англии. Вдоль одной стены Уилмот собственноручно соорудил книжные полки и заполнил их старыми и новыми книгами. В солнечных лучах, падавших на них словно специально, блестели кожа и золото корешков. Во всем этом было что-то трогательное – одинокий бедняга!
– И все это вы сделали сами? – спросила Аделина дрожащим голосом, будто никогда не видела ничего подобного.
– Да.
– Не понимаю, как вам это удалось. Это замечательно.
– Так и будет.
– Здесь так уютно.
– Вы можете иногда заглядывать…
– А какой миленький чайный сервиз! Когда вы его купили?
– Два дня назад. – Он подошел к шкафчику, достал кувшинчик для сливок и передал ей. – Вам нравится? – спросил он.
Она увидела пастушка и пастушку, сидевших под деревом возле реки на фоне замка, и поднесла кувшинчик к щеке.
– Какой гладкий фарфор! Интересно, буду ли я когда-нибудь пить из него чай?
– Сейчас приготовлю, – сказал он. – Конечно, если вы останетесь.
– Лучшего и быть не может. Позвольте мне вам помочь.
Он помедлил.
– А как же условности? Что скажут люди?
– Из-за того, что я пила с вами чай? Да пусть их! Мой дорогой Джеймс, я приехала сюда, чтобы провести здесь остаток своих дней. Людям лучше сразу начать сплетничать. Я дам им пищу для этого.
Она прошлась по комнате пружинящей походкой, покачивая юбкой.
Уилмот вернул кувшинчик на место, а затем импульсивно повернулся к ней.
– Я разожгу тогда сейчас огонь, – сказал он.
Дрова уже лежали в печи. Он поднес к ним спичку, и вспыхнуло яркое пламя. Уилмот взял оловянный чайник и пошел за водой к ручью. Через окно она наблюдала за его высокой фигурой, двигавшейся так уверенно.