Штормовое предупреждение

Одд подавляет зевок.

— Долго еще? Чертовски охота покурить.

— Мне тоже. Я коротко.

— Поздновато спохватилась, а? Ты же понимаешь, я сижу здесь только по одной причине. — Он смотрит ей прямо в глаза.

Она, не мигая, встречает его взгляд.

— Я тоже, Одд.

Оба в упор глядят друг на друга, несколько секунд оба молчат. Потом Карен глубоко вздыхает и продолжает:

— Я точно не знаю, какое у тебя положение в клубе, но думаю, после стольких лет тебе есть что сказать. И вот что я предлагаю.

Никакой реакции. Карен продолжает:

— Я не стану вызывать сюда кучу полицейских, не стану устраивать домашние обыски, не заявлюсь в ваш маленький клуб. Но при одном условии.

По-прежнему никакой реакции.

— Ты расскажешь мне все, что знаешь о Габриеле Стуубе.

— Забудь. Я братков не сдаю.

— Конечно. Как удачно, ведь ты только что заявил, что Габриель Стууб в клубе не состоит, а стало быть, не “браток”. Вдобавок ты знать его не знаешь, так что полагаю, ничто не мешает тебе рассказать все, что ты слыхал.

Одд не отвечает.

— А мне-то как хорошо! Не надо переворачивать вверх дном ваш клуб да, пожалуй, и все частные дома законопослушных парней. Не надо привлекать членов семей, расспрашивать, что они знают о деятельности “ОР”. И как хорошо для тебя, если никто не узнает, что полицейская, которая все это устроила, твоя родная кузина. Мы обойдемся без всего этого, если ты разузнаешь о возможных связях молодого Стууба с убийством его деда и расскажешь мне.

Она делает паузу.

— Договорились?

— Ну ты и стерва, Карен.

— Считаю это согласием.





29




Бросив взгляд в зеркало заднего вида, Карен сворачивает на съезд к магистральному шоссе. Встраивается в правый ряд, увеличивает громкость радио и с ощущением легкости прислоняется к спинке кресла. Контуры ноорёских гор в зеркале отступают все дальше и дальше. На часах всего двадцать минут двенадцатого. Почти двое суток отдыха от закопченных домов и расследования, которое топчется на месте.

Отчет, отправленный Юнасу Смееду вчера вечером, был упражнением в трезвом деловом обобщении и завершался выводами: в ожидании результатов от криминалистов и айтишников она сама сейчас ничего больше предпринять не может и потому на Новый год уедет домой, а послезавтра вернется на Ноорё. В конце она приписала, что сотрудничеством с Бюле вполне довольна, но, чтобы ускорить расследование, ей необходимо подкрепление из отдела.

К ее удивлению, уже через несколько минут звякнул сигнал входящей почты.

O’кей / Юнас



Утреннее совещание в полицейском участке по большому счету было повторением предыдущего, и она почти пожалела, что попросила их собраться здесь в день новогоднего праздника. Рёсе, надо сказать, поутих, хотя и поднятию настроя не способствовал. Как, впрочем, и она сама. Короткое подведение итогов: надо дождаться результатов от криминалистов, распечатки исходящих звонков Фредрика Стууба и анализа содержимого его компьютера.

Расследование продвинулось лишь на один шаг. Но, к сожалению, вел он скорее назад. Всего за полчаса до совещания она, к своему удивлению, получила ответ от сетевого провайдера. Да, мобильник Уильяма Трюсте утром в сочельник был действительно соединен с вышкой в Люсвике с 8.01 до 8.03. Кроме того, один из работников интерната подтвердил, что видел, как Уильям Трюсте сразу после семи утром в сочельник заходил к отцу, Ивару Трюсте. А позднее, к досаде заведующего отделением, персонал обнаружил в мусорном ведре у Ивара Трюсте остатки селедки, пустую пивную бутылку и маленькую бутылочку, явственно пахнущую вересковой водкой.

— Словом, показания Уильяма Трюсте, судя по всему, правдивы, — подытожила Карен, не сумев полностью скрыть разочарование.

В глубине души она не ждала, чтобы подтвердилось алиби и они лишились одного из подозреваемых, ей хотелось чего-то другого. Она закончила совещание, еще раз подчеркнув, что, вне всякого сомнения, они сообща раскроют это дело, а затем пожелала всем счастливого Нового года. О своей встрече с Оддом Эйкеном она не сказала ни слова.





* * *



Сейчас, по дороге домой в Лангевик, она испытывает такое же облегчение, как и ровно пять суток назад, когда ехала в противоположном направлении. Настроение еще немножко улучшается при мысли, что можно отдохнуть от ночевок в цветастой комнате и встретить Новый год у Эйрика и Коре.

Без ответа от криминалистов в расследовании все равно не продвинуться, думает она, заглушая укол нечистой совести. Я ведь скоро вернусь, уже примерно через — она смотрит на часы и подсчитывает в уме — сорок часов. И между прочим, я до сих пор на больничном, добавляет она к своей безмолвной защите. Смеед должен сказать большое спасибо, что я вообще согласилась, а он может сидеть себе на пляже, потягивая коктейли.

В голове слышится возмущенный голос Сигрид: “Я еще должна торчать на каком-то идиотском кокосовом пляже?” — и Карен пронизывает сочувствие к начальнику. Но лишь на мгновение.

Она приглушает радио, тянется за мобильником, сует в ухо наушник. Лео Фриис отвечает после восьми сигналов.

— Я принимал душ, — говорит он. — И, кажется, извел весь шампунь.

— Я еду домой. Взяла отгул на пару дней.

— Черт, когда будешь здесь?

Ты как раз успеешь прибраться, думает она.

— Через час-другой. Я на магистральном шоссе. Дома все в порядке? Как Руфусово ухо?

— Лучше. Мы сделали все, как ты сказала, но его чертовски трудно удержать. Не нравится ему эта мазь.

“Мы”, думает она. Значит, Сигрид все еще там.

— Купить что-нибудь по дороге?

— Нынче утром мы ездили в магазин, так что не беспокойся. Думали, вдруг ты все-таки приедешь домой. Только вот молоко забыли.

Она слышит, как Лео с кем-то разговаривает. Потом снова обращается к ней:

— Сигрид говорит, средство для мытья посуды тоже на исходе.

Закончив разговор, Карен опять прибавляет громкость радио. Последние звуки чего-то, что она не узнает, — и знакомое вступление к старому хиту группы “Fugees”. Она беззастенчиво подпевает:

— Ready or not, here I come, you can’t hide…

Осторожно она увеличивает скорость.





30




— Тебе нужна скрытка, — говорит Марике, натягивая колготки. — Черт, совсем малы стали.

Они сидят в комнате перед мастерской. Карен зябко вздрагивает и смотрит в окно на тихий снегопад. На улице еще больше похолодало, а обжиговые печи уже несколько дней не работают. Или, может, ей холодно из-за короткого платья без рукавов, которое она надела в честь Нового года. Как завороженная, она наблюдает за тщетными попытками Марике как следует натянуть колготки, рост-то у нее как-никак метр восемьдесят три.

Она умеет слушать, думает Карен. Сорок пять минут Марике слушала ее сетования на Лео и Сигрид, ведь эти двое попросту сели ей на шею. И ей то хочется, чтобы они были рядом, то она мечтает остаться одна. И как радовалась всего несколько часов назад, когда переступила порог дома и ее встретили голоса и аромат еды на плите.

“Добро пожаловать домой”, — сказал Лео, протягивая бутылку пива.

Она потупила глаза, чтобы скрыть смесь паники и радости, охватившей ее, когда она взяла у него бутылку. Да, без них все было бы куда проще. Куда тише. “Добро пожаловать домой”… Эти слова — как удар хоккейной шайбой под ложечку.

А после еды Сигрид задала вопрос. Можно ей переехать сюда, снять гостевую комнату? Она собирается продолжить учебу, и если продаст полученный по наследству дом, то не понадобится брать ссуду на учебу.

“У меня есть деньги, чтобы платить за комнату, и я буду все вечера зубрить. Ты вообще не заметишь, что я здесь”.

Ответить она не смогла. И видела, как в глазах Сигрид возникает разочарование, пока она ждет от Карен слов, каких та произнести не может: “Конечно, можешь пожить здесь”.





* * *


— Что такое “скрытка”? — спрашивает она. — Можешь ведь говорить по-нашему, чтоб было понятно, ты же умеешь.

Марике со вздохом одергивает платье и оборачивается. Потом с преувеличенно четкой артикуляцией произносит:

— Тайное место, если угодно. Где ты сможешь уединиться, когда дома невмоготу. Квартира для ночлега. Здесь, в Дункере. Comprende?[9]

Карен в ответ только фыркает.