Сходство

– На что ты, нахрен, намекаешь?

– Просто я со стороны наблюдаю, мне виднее, а ты в самой гуще событий, и прошу, помни об этом. А еще, по-моему, “Ах, они такие чудаки!” – это еще не оправдание любым диким выходкам.

– Что на тебя нашло, Фрэнк? Ты с самого начала их списал со счетов, два дня назад чуть Нейлора не растерзал…

– И от него не отстану – пусть только объявится, подонок, от меня он уже не уйдет. Но я люблю пошире раскинуть сети. Всех подозреваю, всех до единого, пока не исключу однозначно. А эту четверку мы пока не исключили, имей в виду.

Отступать было поздно.

– Согласна, – ответила я. – Пока не объявится Нейлор, сосредоточусь на них.

– Давай. И я тоже. И будь осторожна, Кэсси. Не только на улице, в доме тоже. Завтра свяжемся. – И Фрэнк повесил трубку.

Четвертый возможный мотив: любовь. Мне вспомнились вдруг кадры с телефона: прошлогодний пикник на мысу Брей-Хед, все пятеро валяются на траве, попивают вино из пластмассовых стаканчиков, едят клубнику и вяло спорят, так ли уж был талантлив Элвис. Дэниэл пустился долго и увлеченно рассуждать о социокультурном контексте, а Раф и Лекси в итоге заключили: все фигня, кроме Элвиса и шоколадок! – и давай кидаться в Дэниэла клубникой. Телефон пустили по кругу – клипы обрывочные, камера ходит ходуном. Лекси прилегла головой на колени Джастину, тот ей засовывает за ухо ромашку; Лекси и Эбби, спина к спине, смотрят на море и дышат в унисон, волосы треплет ветер; Лекси, смеясь Дэниэлу в лицо, вынимает у него из волос божью коровку, сажает на ладонь, Дэниэл разглядывает ее с улыбкой. Я этот ролик видела столько раз, что он превратился в мое собственное воспоминание, сладкое, искристое. Они были счастливы в тот день, все пятеро.

Здесь была любовь. Простая и надежная, как хлеб, настоящая. Мы ею жили, грелись в ее лучах, впитывали ее с каждым вдохом. Но Лекси готова была все разнести вдребезги. Да что там, добивалась этого с дьявольским упорством, доказательство тому – эти каракули в ее дневнике, тогда как на видео она, смеясь, вся в пыли, спускается с чердака! Проживи она хоть на пару недель дольше, остальные проснулись бы однажды утром, а ее нет – ни записки, ни слова на прощанье, ни угрызений совести. Я начинала понимать: Лекси Мэдисон, несмотря на обаятельный фасад, была опасна, и, может, от нее исходит опасность до сих пор.

Я соскользнула с ветки, повисла на руках, спрыгнула на землю. И, сунув руки в карманы, зашагала прочь – на ходу мне лучше думается. Ветер срывал с головы кепку, подгонял меня – того и гляди оторвусь от земли.

Надо поговорить с Недом, срочно. Лекси не снабдила меня инструкцией, как с ним связаться. Уж точно не по мобильнику: Сэм первым делом раздобыл распечатку ее звонков – никаких неизвестных номеров, ни входящих, ни исходящих. Голубиная почта? Записки в дупле? Сигнальные костры?

Времени у меня в обрез. Фрэнк не знает, что Лекси встречалась с Недом, не знает и о том, что она готовила побег – я уверена, что не зря от него скрыла дневник, он и сам всегда говорит: чутье работает быстрее логики. Но он дела так не оставит. Вцепится как питбуль и рано или поздно придет к тому же выводу, что и я. О Неде я знаю немного, но спорить готова: окажись он у нас в допросной, один на один с Фрэнком, и через пять минут все выложит. Нельзя расслабляться и ждать, что будет. В любом случае, надо опередить Фрэнка, первой выяснить, как все было.

Если бы я захотела назначить Неду встречу тайком от остальных, как бы я с ним связалась?

Только не по мобильному телефону. Все вызовы с мобильника учитываются, счета приходят с распечатками звонков, Лекси не оставила бы такой след, а домашнего телефона в “Боярышнике” нет. Телефона-автомата поблизости тоже нет, а теми, что в колледже, пользоваться опасно: если сослаться на то, что идешь в туалет, то успеешь добежать только до тех, что в гуманитарном корпусе, и окажись рядом кто-то из ребят, расспросы гарантированы, а рисковать в таком деле нельзя. Зайти к Неду у нее тоже не получилось бы. Фрэнк говорил, Нед живет в Брэе, а работает в Киллини, не могла она так быстро обернуться, чтобы ее не хватились. Почта тоже исключена, и обычная, и электронная, – Лекси ни за что не стала бы оставлять следов.

– Как же ты, черт возьми, это делала? – шепнула я в пустоту. Мне казалось, будто она рядом: трепет тени на траве, легкий наклон головы, насмешливые искорки в глазах: Не скажу.

С некоторых пор я перестала замечать, насколько тесно сплетены наши жизни. Вместе едем в колледж, весь день вместе в библиотеке, в полдень – перекур с Эбби, в четыре – с Рафом, в час – вместе на обед, ужин вместе дома, все продумано до мелочей, отточено, как движения в гавоте, все расписано по минутам и ни одной свободной, разве что…

Разве что сейчас. Каждый день я, как заколдованная девушка из сказки, освобождаюсь от чар и вновь принадлежу себе. На месте Лекси, если надо связаться с тем, с кем связываться нельзя, я воспользовалась бы вечерней прогулкой.

Да что там, уже вовсю пользуюсь! Несколько недель я звоню во время поздних прогулок то Фрэнку, то Сэму, и никто не знает. Прямо перед моим носом тропинку перебежала лиса и шмыгнула в кусты – тощая, глаза светятся в темноте, – и меня пробрала дрожь. Мне-то казалось, что я до всего дошла своим умом, шаг за шагом прокладываю путь сквозь тьму, зорко вижу опасности. Лишь сейчас, оглянувшись назад, я поняла, что все это время слепо, беспечно шла по дороге, протоптанной Лекси, след в след.

– И что? – сказала я вслух с вызовом. – Что из этого?

Для того меня Фрэнк сюда и послал, чтобы я подобралась поближе к жертве, зажила ее жизнью, и – еще бы! – я справляюсь на ура. Ну и пусть бывает страшно иногда, это в порядке вещей, мы же убийство расследуем как-никак. А я-то расслабилась: уютные ужины при свечах, рукоделие – все это расхолаживает, вот и задергалась, когда меня вернули на землю.

У меня всего час, чтобы связаться с Недом. Как?

Записки в дупле… Я чуть со смеху не покатилась. Профдеформация: рассматриваешь самые безумные ходы, а до простых додумываешься с трудом. Чем выше риск, говорил мне как-то Фрэнк, тем проще технология. Если хочешь позвать друга на чашку кофе, сойдет и сообщение, и электронная почта; если за вами охотится полиция, или мафия, или тайное общество – вешаешь на веревку синее полотенце. Для Лекси, когда ее тошнило по утрам, а время утекало с каждым днем, это был вопрос жизни и смерти.

Нед живет в Брэе – в пятнадцати минутах езды, если пробок нет. Возможно, в первый раз она рискнула, позвонив ему из колледжа. А дальше ей всего-то и нужно было укромное место для записок, где-нибудь на этих тропинках, куда оба могли бы заглядывать раз в пару дней. Наверняка и я мимо ходила не раз.

И вновь я краем глаза будто уловила движение, полуулыбку – сверкнула, и нет ее.

В коттедже? Криминалисты его обсидели как мухи, всюду искали отпечатки пальцев – без толку. И в ту ночь, когда я следила за Недом, машину он возле коттеджа не оставлял. А он бы подъехал к нужному месту как можно ближе, ведь его тачка как раз для бездорожья и создана. Машину он оставил на ратоуэнской трассе, свернуть там некуда. Широкие обочины, высокотравье, ежевичник, темная дорога сбегает вниз по скату холма; дорожный столб, старый, покосившийся, словно крохотное надгробие.

Я и сама не заметила, что развернулась и бегу со всех ног. С минуты на минуту меня ждут дома, того и гляди всполошатся, кинутся искать, но и ждать до завтрашнего вечера тоже нельзя. Больше нет неопределенного срока, который можно отодвигать бесконечно, теперь я состязаюсь на скорость с Фрэнком и с Лекси.

После узких тропинок косогор казался пустым, незащищенным, открытым всем ветрам, но дорога была безлюдна, ни огонька фар ни справа ни слева. Когда я зажгла фонарик, в глаза мне бросилась надпись на столбе, полустертая временем и дождями, темная на белом: “Глэнскхи, 1828”. Вокруг колыхалась на ветру трава, шелестя, будто вздыхая.

Зажав фонарик под мышкой, я раздвинула обеими руками траву, она была сырая, с острыми краями, невидимые зубчики цеплялись за пальцы. У подножия столба что-то заалело.

Я не сразу сообразила, что это. Среди густой травы вспыхнуло в луче фонарика что-то яркое, будто россыпь самоцветов, ожила картинка: атласный лошадиный бок, красный камзол, пудреный парик, голова бегущего пса. Я дотронулась до влажного, шершавого металла, фигурки дрогнули, встали на места, и у меня вырвался смешок – звонкий, отрывистый, будто чужой. Старый ржавый портсигар – скорее всего, из запасов дядюшки Саймона, на нем затейливая сцена охоты, нарисованная кисточкой тоньше волоса. Криминалисты и практиканты обыскали все в радиусе мили вокруг коттеджа, а это место в радиус не входит. Лекси их переплюнула, оставила находку мне.

Записка была на листке в линейку, вырванном из перекидного блокнота. Почерк как у десятилетнего, и, судя по стилю, Нед явно не мог решить, то ли он пишет деловое письмо, то ли строчит сообщение. Дорогая Лекси, пытался с тобой связаться по пов. того, о чем мы говорили, по-прежнему оч. интересует. Сообщи, пжлст, когда будешь свободна. Спс, Нед.

Наверняка Нед учился в безумно дорогой частной школе. Папаша пустил деньги на ветер.

Дорогая Лекси, Спс, Нед…

Лекси, наверное, его прибила бы за то, что записка осталась лежать здесь, пусть даже в надежном месте. Я достала зажигалку, отошла к дороге и подожгла записку; когда она занялась, бросила ее под ноги, дождалась, пока потухнет язычок пламени, а пепел затоптала. Выудила шариковую ручку, вырвала из блокнота листок.

Почерк Лекси теперь давался мне легче моего собственного.

11 ЧТ – поговорим.

И не нужно ломать голову, чем его приманить, Лекси все за меня сделала, он уже на крючке. С тихим щелчком закрыв жестянку, я спрятала ее обратно в густую траву, чувствуя, как мои отпечатки пальцев накладываются на Лексины, как следы мои остаются на месте ее следов, давно смытых дождями.






18




Следующий день тянулся, словно неделя. В гуманитарном корпусе было жарко и душно, студенты мои скучали, ерзали; это был их последний семинар в этом учебном году, они не готовились и даже не делали вид, что готовились, а я не скрывала, что мне все равно. Я ни о чем не могла думать, кроме Неда: появится ли он, что сказать ему, если появится, что делать, если нет, скоро ли меня вычислит Фрэнк.

Той ночью надежды на успех было мало. Пусть даже я права и они встречались в коттедже, Нед запросто мог махнуть на Лекси рукой – все-таки месяц молчала; записка без даты, могла и несколько недель пролежать. И даже если он упрямый, вряд ли он найдет записку вовремя и успеет на встречу. Я отчасти надеялась, что он не придет. Надо, конечно, послушать, что он скажет, но если услышу я, то услышит и Фрэнк.

В коттедж я пришла заранее, около половины одиннадцатого. Дома Раф играл что-то яростное бетховенское, вовсю терзая педаль, Джастин силился сосредоточиться на книге, заткнув уши, все заводились с каждой минутой, и назревал жаркий спор.

В коттедж я до этого заходила всего дважды. Я немного опасалась злых фермеров – поле наверняка чье-то, хоть оно и в запустении, – но ночь выдалась тихая, ясная, на мили кругом ни души, лишь бледные пустые поля да темные громады гор на фоне звездного неба. Я забилась в угол, спиной к стене, здесь меня никто не увидит, зато я хорошо вижу и поле, и дорогу, и стала ждать.

Надо продумать, как действовать, на случай, если Нед все-таки появится, попытка у меня всего одна. Надо, чтобы он поверил не только каждому моему слову, но и тону. Какой была для него Лекси, такой должна быть и я. По большому счету, она могла принять любой облик – женщины-вамп с хриплым голосом, отважной Золушки, загадочной Маты Хари, и что бы там ни говорил Фрэнк об умственных способностях Неда, если я сфальшивлю, даже он наверняка почует. Остается помалкивать и ждать от него подсказки.

Таинственная серебристая дорога вилась вниз по склону и исчезала в черноте зарослей. Ближе к одиннадцати я уловила где-то вдалеке неясный гул. Вскоре все стихло, потом неподалеку зашуршали шаги. Я вжалась в угол, в одной руке держа фонарик, другой нащупав под свитером револьвер.

И вот мелькнули среди черных кустов чьи-то светлые волосы. Нед, пришел все-таки.

Выпустив револьвер, я смотрела, как он неуклюже перелезает через стену, проверяет, не испачкал ли брюки, отряхивает ладони, пробирается дальше по полю, брезгливо морщась. И лишь когда он был уже в коттедже, в нескольких шагах от меня, я включила фонарик.

– Господи! – возмущенно воскликнул Нед, заслонив ладонью глаза от света. – Ты что, ослепить меня решила?

Так, в считаные секунды, я узнала все, что требовалось знать о Неде. Я недавно чуть с ума не сошла, обнаружив, что у меня объявился двойник, а у Неда двойников – весь Южный Дублин. Он до того похож на всех вокруг, что за отражениями не разглядеть его самого. Штампованная модная стрижка, штампованная привлекательность, штампованная подкачанная фигура, штампованные дорогие шмотки; я могла бы с одного взгляда рассказать всю его подноготную. Счастье, если не придется его опознавать среди статистов.

Лекси могла бы предстать перед ним в каком угодно образе, но я ни минуты не сомневалась, что девушки Неду нравятся тоже штампованные: скорее сексапильные, чем сексуальные, без чувства юмора, недалекие, чуточку стервозные. Мне не хватало автозагара, для полноты картины.

– Боже мой! – сказала я, как и он, недовольным голосом, с тем же противным акцентом, которым выманивала из кустов Нейлора. – Да не кипятись ты! В первый раз фонарик видишь?

Так себе начало для разговора, ну и ладно. В определенных кругах вежливость считается за слабость.

– Куда ты пропала? – вопросил Нед. – Я тебе записки оставлял почти каждый день. Таскался в вашу глухомань – что мне, заняться больше нечем?

Если Лекси спала с этим ничтожеством, заявлюсь в морг и своими руками ее зарежу! Я закатила глаза.

– Ммм… что? Меня ведь, кажется, ножом пырнули? И я лежала в коме?

– Ох… – спохватился Нед, – ну да. – Посмотрел на меня обиженными голубыми глазами, будто я ляпнула глупость. – И все-таки… Могла бы и выйти на связь. Дело превыше всего.

Что ж, хотя бы это хорошая новость.

– Да, – ответила я. – Вот мы и связались, так?

– Этот детектив, долбаный гопник, приходил, вопросы задавал, – вспомнил вдруг Нед. Выражение лица у него не изменилось, но видно было, что он в ярости. – Будто я подозреваемый или что-то вроде. Говорю ему, я тут ни при чем. Я не из трущоб, с ножом на людей не кидаюсь.

Фрэнк, пожалуй, прав: Нед звезд с неба не хватает. Не человек, а ходячий набор условных рефлексов, действует, не утруждаясь пораскинуть мозгами. Наверняка с клиентами из низов он разговаривает как с умственно отсталыми, а вслед каждой девушке-азиатке кричит: “Девоська, твоя моя нравись!”

– Ты ему рассказал?.. – спросила я, усаживаясь на выступ стены.

В глазах у него отразился ужас.

– И не думал. Он в меня вцепился как клещ – стану я ему рассказывать! Давай скорей все уладим, а?

Гражданский долг он исполнять не торопится; ну да ладно, я не против.

– Давай, – сказала я. – То есть, по-твоему, это не связано с тем, что со мной случилось?

Нед, похоже, своего мнения по этому вопросу не имел. Он хотел было прислониться к стене, но, оглядев ее с подозрением, передумал.

– Так можем мы… ну, это… продолжать? – поинтересовался он.

Я склонила голову, покосилась на него из-под ресниц (ах я, бедняжка!).

– После комы у меня провалы в памяти. Расскажешь, на чем мы остановились?

Нед уставился на меня. Бесстрастное лицо, лишенное всякого выражения, по такому лицу мало что можно прочесть, и я впервые уловила в нем сходство с Дэниэлом, пусть даже с Дэниэлом после лоботомии.

– Сторговались на сотне, – ответил он, подумав. – Наличными.

Сто фунтов за какую-нибудь семейную реликвию? Сто тысяч за часть дома? О чем бы ни шла речь, я нюхом чуяла – врет.

– Ммм… нет. – Я кокетливо улыбнулась, чтобы хоть немного смягчить удар, пусть не слишком расстраивается, что девчонка его перехитрила. – После комы у меня что-то с памятью, а не с мозгами.