Сходство
Часть 51 из 80 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мы валялись на полу, застеленном пленкой, любовались нашей работой и собирали силы, чтобы сдвинуться с места.
– Когда высохнет, – сказал Дэниэл, – давайте решим, что повесим на стены и надо ли вообще.
– Я видела старинные жестяные таблички, – отозвалась Эбби, – наверху, в свободной комнате.
– А я отказываюсь жить в пабе восьмидесятых годов, – скривился Раф. То ли он за работой протрезвел, то ли мы тоже опьянели от запаха краски. – Ведь есть же картины или еще что-нибудь нормальное?
– Те, что остались, все кошмарные, – сказал Дэниэл. Он сидел прислонившись к краешку дивана, на старой клетчатой рубашке, и в волосах застыли брызги белой краски; давно я его не видела таким счастливым и безмятежным. – Пейзаж с оленем и гончими и прочее фуфло, мастерством и не пахнет. Мазня какой-нибудь двоюродной прабабки-любительницы.
– Сердца у тебя нет, – упрекнула его Эбби. – От памятных вещей нельзя требовать художественной ценности. Они и должны быть неумелыми, иначе это просто выпендреж.
– Давайте старые газеты наклеим, – предложила я. Я лежала на спине посреди комнаты и болтала в воздухе ногами, любуясь свежими брызгами краски на рабочем комбинезоне. – Те, допотопные, где статья про пятерняшек Дионн и реклама средства для набора веса. Наклеим на стены, а сверху лаком пройдемся – и станут как фотографии на двери у Джастина.
– Одно дело моя спальня, – возразил Джастин, – а это гостиная, здесь должно быть изящество. Великолепие. Не место тут рекламе.
– Вот что, – сказал вдруг Раф, приподнявшись на локте, – понимаю, я должен перед всеми извиниться. Зря я убежал и вам не сказал, где я. У меня одно оправдание, да и то хиленькое: меня взбесило, что тот тип так легко отделался. Простите меня.
Само обаяние – умеет ведь, когда хочет! Дэниэл чуть заметно, печально кивнул ему.
– Ты идиот, – сказала я, – но мы тебя и такого любим.
– Понимаю тебя, – отозвалась Эбби и потянулась к карточному столику за сигаретами. – Меня тоже не радует, что он на свободе разгуливает.
– Знаете, о чем я думаю? – сказал Раф. – Вдруг это Нед его нанял, чтобы нас припугнуть?
На секунду воцарилась мертвая тишина, Эбби застыла, не успев вытащить сигарету из пачки, Джастин замер, привстав с пола.
Дэниэл фыркнул.
– Вряд ли у Неда хватит ума на такую многоходовку, – съязвил он.
У меня чуть не вырвалось: “А кто такой Нед?” – но я успела одуматься, не потому что должна была знать, а потому что знала. Я злилась на себя: как же я раньше не сообразила? У Фрэнка привычка называть неприятных ему людей уменьшительными именами – малыш Дэнни, наш Сэмми, – а я, дура набитая, не догадалась, что с именами он мог напутать. Речь же об Эдди Тормозе! Эдди Тормоз, что высматривал кого-то ночью на тропе и клялся, что не знаком с Лекси, – он и есть Н! Наверняка Фрэнку слышно было в микрофон, как колотится у меня сердце.
– Пожалуй, нет, – отозвался Раф и растянулся на животе, опершись на локти. – Вот приведем в порядок дом – надо будет его на ужин зазвать.
– Только через мой труп, – отрезала Эбби. В голосе ее звенела сталь. – Тебе не приходилось с ним дела иметь. А нам приходилось.
– И через мой труп тоже, – добавил Джастин. – Он обыватель. Весь вечер хлестал “хайнекен”, рыгал и каждый раз думал, что это смешно. И без конца нудел про встроенные кухни, про налоговые льготы, про раздел такой-то закона такого-то. Хватит с меня и одного раза, спасибо большое!
– Бессердечные вы, – сказал Раф. – Любит он дом, еще как любит! Так и судье сказал. Пусть убедится, что родовое гнездо в надежных руках. Дайте сигарету.
– У Неда одна мечта, – процедил Дэниэл, – увидеть на месте дома элитный жилой комплекс с потенциалом для дальнейшего развития. Не дождется – только через мой труп.
Джастин вздрогнул, но тут же сделал вид, будто хотел подвинуть Эбби пепельницу. Наступила напряженная, недобрая тишина. Эбби зажгла сигарету, задула спичку, а пачку бросила Рафу, и тот поймал ее одной рукой. Никто ни на кого не смотрел. В окно влетел первый шмель, покружил в косом луче света над пианино и вылетел.
Хотелось что-то сказать – ведь это моя работа, гасить ссоры, – но мы ступали по непонятной, зыбкой почве, один неверный шаг – и я пропала. Нед, похоже, отвратительный тип – хоть я и довольно смутно представляю, что такое элитный жилой комплекс, дело, как видно, не только в нем, а в какой-то мрачной тайне.
Эбби смотрела на меня сквозь дым сигареты с холодным любопытством в серых глазах. Я глянула на нее страдальчески – это мне далось без малейших усилий. Отвернувшись, Эбби потянулась за пепельницей и сказала:
– Раз нечего на стены повесить, может, что-нибудь другое придумаем? Раф, если тебе показать фотографии старинной настенной росписи, как думаешь, получится у тебя разрисовать стены так же?
Раф пожал плечами. На его лицо мало-помалу возвращалось прежнее воинственное выражение – мол, я ни в чем не виноват. Над нами будто вновь сгустились темные грозовые тучи.
Я была не против посидеть в тишине. Мысли вращались с бешеной скоростью – мало того, что Лекси зачем-то водилась со злейшим врагом, имя Неда еще и под запретом. За три недели оно не всплывало ни разу, а когда всплыло, все будто с ума посходили, а почему, непонятно. Как ни крути, он проиграл, дом достался Дэниэлу, так решили и дядя Саймон, и суд, потому имя Неда должно служить лишь поводом для смеха и колкостей. Я готова была хоть почку пожертвовать, лишь бы узнать, в чем дело, но у меня хватило ума не спрашивать.
Спрашивать и не понадобилось. Фрэнк – и меня это насторожило – мыслил в том же направлении, что и я, причем быстро.
На прогулку я вышла пораньше. Грозовые тучи над нами никуда не делись – напротив, сгущались, наползали со всех сторон. Ужин был сплошное мучение. Эбби, Джастин и я из кожи вон лезли, чтобы поддерживать светскую беседу, Раф сидел с кислым лицом, Дэниэл погрузился в себя, на вопросы отвечал односложно. Надо было скорей выбраться на свежий воздух и все обдумать.
Выходит, Лекси встречалась с Недом трижды и шла ради этого на большой риск. Четыре возможных мотива: страсть, корысть, ненависть, любовь. При мысли о страсти меня затошнило: чем больше я узнавала о Неде, тем больше хотелось верить, что Лекси не подпустила бы его к себе на пушечный выстрел. А вот корысть… Ей нужны были деньги, срочно, а из богатенького Неда покупатель намного лучше, чем из нищего батрака Джона Нейлора. Предположим, она виделась с Недом, чтобы обсудить, какие безделушки из “Боярышника” ему интересны, сколько он готов за них выложить, но что-то не заладилось…
Странная была ночь – бездонная, глухая, хмурая, в лощинах завывал ветер; мириады звезд, а луны нет как нет. Я спрятала револьвер под корсет, забралась на дерево и долго смотрела, как колышутся внизу черные тени кустов, прислушивалась; думала позвонить Сэму.
И в итоге позвонила Фрэнку.
– Нейлор пока не объявился, – начал он с места в карьер. – Ты как, следишь?
– Ага, – ответила я. – Ни слуху ни духу.
– Ясно. – Нотки безразличия в его голосе подсказали: ему сейчас не до Нейлора. – Ну ладно. Между прочим, есть новости – тебе, наверное, будет интересно. Помнишь, как сегодня твои новые друзья поливали грязью кузена Эдди с его элитным жильем?
Я встрепенулась, но тут же спохватилась: Фрэнк не знает про Н.
– Да, – ответила я. – Кузену Эдди, похоже, цены нет!
– Это уж точно. На сто процентов безмозглый яппи, все мыслишки вращаются либо вокруг члена, либо вокруг кошелька.
– Думаешь, Раф был прав и он в самом деле нанял Нейлора?
– Ничего подобного, Эдди с плебеями не знается. Видела бы ты его рожу, когда он мой говор услышал, – видно, испугался, как бы я его не ограбил. Но сегодня мне вот что пришло на ум. Помнишь, ты говорила, что у Великолепной четверки не совсем обычное отношение к дому? Нездоровая привязанность.
– А-а, – протянула я, – да. – Вообще-то, я почти забыла. – Думаю, я преувеличила. Если много труда вложишь в дом, то, конечно, его полюбишь. Да и дом того стоит.
– Это да, – согласился Фрэнк. Его насмешливый тон прозвучал для меня тревожным звоночком. – Ну так вот. Заскучал я сегодня – Нейлор до сих пор в бегах, а с Лекси-Мэй-Рут-княжной Анастасией, или кто она там еще, я никак с мертвой точки не сдвинусь, в четырнадцати странах искал, и никаких следов; уж не вывели ли ее в пробирке сумасшедшие ученые в 1997-м? И вот, лишь затем, чтобы показать моей подружке Кэсси, что доверяю ее чутью, звоню я своему приятелю из кадастровой службы, прошу выписку об усадьбе “Боярышник”. Кто тебя больше всех любит, крошка?
– Ты, – отозвалась я.
У Фрэнка внушительный список знакомых в самых неожиданных местах: приятель на судоверфи, приятель в окружном совете, хозяин секс-шопа. Когда мы с ним придумали Лекси Мэдисон, “приятель из мэрии” устроил, чтобы ее официально зарегистрировали на случай, если кто-то начнет разнюхивать, а “приятель с фургоном” помог мне перевезти вещи на новую квартиру. Чем Фрэнк с ними расплачивается за услуги, думаю, лучше не знать.
– Еще бы ты меня не любил! И что дальше?
– Помнишь, ты говорила, все они ведут себя в доме по-хозяйски?
– Да. По-моему, да.
– Чутье тебя не подвело, крошка. Они и есть хозяева. Кстати, и ты тоже.
– Хватит вилять, Фрэнки. – Сердце билось медленно, тяжело; дрогнули темные кусты, будто и им передалась моя внутренняя дрожь. – Выкладывай начистоту.
– Десятого сентября Дэниэл оплатил налог на наследство старика Саймона и стал владельцем усадьбы. А пятнадцатого декабря дом переписали на пятерых: Рафаэла Хайленда, Александру Мэдисон, Джастина Мэннеринга, Дэниэла Марча и Эбигейл Стоун. С Рождеством!
Такой поступок требует немалого мужества: надо доверять друг другу без оговорок и отвечать за свои слова до конца, чтобы вверить свое будущее, осознанно, бесхитростно, самым дорогим людям. Я представила, как восседает за столом Дэниэл, широкоплечий, внушительный, в белоснежной рубашке, с книгой в руках; как Эбби в халате переворачивает на сковороде ломтики бекона; как Джастин фальшиво напевает перед сном; как щурится на солнце Раф, лежа в траве. Так вот что за этим стоит! Мне и прежде случалось им завидовать, но на сей раз меня переполнила не зависть – она была бы тут неуместна, – скорее, душевный трепет.
И тут я все поняла. Н, цены на авиабилеты, только через мой труп. А я-то со всякой мелочевкой возилась – музыкальные шкатулки, оловянные солдатики, прикидывала, сколько можно выручить за семейный альбом; думала, в этот раз Лекси нечего было продать.
Если она торговалась с Недом, а остальные случайно узнали… вот же черт! Немудрено, что сегодня при звуке его имени комнату будто льдом сковало. У меня перехватило дыхание.
А Фрэнк не умолкал. Слышно было, как он ходит взад-вперед по комнате быстрыми шагами.
– Бумаги оформляют месяцами, так что малыш Дэнни, наверное, все это затеял чуть ли не в тот же день, когда ему ключи отдали. Знаю, тебе эти ребята нравятся, Кэсси, но согласись, чертовски странно. Дом стоит пару миллионов, не меньше. Что за хрень у него в голове? Они что, собираются жить тут вечно, счастливой хиппи-коммуной? На самом деле все равно, что он думает, – главное, что он, мать его, курил?
Немудрено, что Фрэнка задело за живое, в юности он был всего этого лишен, а тут богатенькие пижоны-студенты ему напомнили, что он упустил.
– Да, – начала я осторожно, – странно все это. Они и вправду странные, Фрэнк. И согласна, со временем трудностей не избежать – к примеру, когда кто-нибудь из них захочет жениться. Но ты же сам говорил, они совсем еще молодые. Так далеко они пока не загадывают.
– Ну допустим, малышу Джастину в обозримом будущем женитьба не светит, разве что коренным образом изменятся законы…
– Обойдемся без пошлостей, Фрэнк. Что тут такого?
Это не значит, совсем не значит, что убийца – один из них; скорее всего, с убийцей Лекси повстречалась на улице. Это даже не значит, что она собиралась продать свою долю. Если она договорилась с Недом, а потом сказала ему, что передумала; если она с самого начала его водила за нос – вот и еще мотив, ненависть! – дразнила его из мести за то, что он позарился на дом, так хотел заполучить “Боярышник”, что наплевал на память деда… Что бы он сделал, если бы Лекси посулила ему свою долю, а потом пошла на попятный? Я старалась выбросить из головы дневник: эти даты, первая Н – через несколько дней после пропущенного кружка; свирепый нажим, царапины от ручки на бумаге – значит, для нее все было всерьез.
– Что ж, – протянул Фрэнк лениво, но с потаенной угрозой, – по мне, так тут и мотив может крыться. Если хочешь знать мое мнение, это важно.
– Нет, – ответила я слишком уж поспешно, но Фрэнк не обратил внимания. – Не верю. Где тут мотив? Если бы все они хотели продать дом, а Лекси была против, тогда может быть, но эти четверо дом ни за что не продадут, скорее согласятся, чтобы им зубы выдрали ржавыми клещами. Какая им выгода от убийства?
– Один из них умирает, его – или ее – доля переходит к остальным. Кто-то мог решить, что целая четверть большого красивого дома гораздо лучше, чем пятая часть. И тогда малыш Дэнни почти наверняка отпадает – если он хотел весь дом, так оставил бы себе. Но есть еще трое.
Я устроилась поудобнее на ветке. Даже хорошо, что Фрэнк идет по ложному следу, но все-таки досадно, что он до такой степени ничего не понимает.
– Зачем? Я же говорила, не хотят они продавать. Они тут жить хотят, а значит, все равно, у кого какая доля. Думаешь, кто-то Лекси убил, потому что ему ее спальня приглянулась?
– Ему – или ей. Эбби девочка славная, но не будем ее списывать со счетов. Или дело не в деньгах – может, Лекси кого-то просто-напросто довела. Люди живут бок о бок, на нервы друг другу действуют. И учти, она, возможно, спала с кем-то из ребят, а все мы знаем, чем это может аукнуться. Когда квартира съемная, ничего страшного – покричали, поплакали, посовещались, кто-то съехал. А как быть, если она тоже совладелица? На улицу ее не выкинешь, а выкупить ее долю вряд ли кто-то из них сможет…
– Да, – отозвалась я, – только ни малейшей враждебности к себе я не почувствовала. Раф сначала на меня дулся за то, что я не понимала, как им всем плохо, – вот и все. Если бы Лекси кого-то так достала, что ее готовы были пришибить, я бы заметила. А эти ребята друг к другу привязаны, Фрэнк. Может, они и странные, но дополняют друг друга.
– Тогда почему скрыли от нас, что дом их общий? Для чего, черт подери, эти тайны? Или тут что-то нечисто?
– Ты не спрашивал, потому и не сказали. Вот ты бы на их месте сболтнул лишнее полиции, будь ты даже невинен как младенец? Выдержал бы, как они, многочасовые допросы?
– Знаешь, на кого ты сейчас похожа? – спросил, помолчав, Фрэнк. Он уже перестал расхаживать взад-вперед. – Ты рассуждаешь так, будто ты их адвокат.
Я снова пересела, закинула ноги на ветку. Неподвижность меня угнетала.
– Да ну тебя, Фрэнк! Я рассуждаю как следователь. А ты – как параноик. Не нравятся тебе эти четверо, ну и ладно. Что-то тебя в них настораживает – тоже ничего страшного. Это еще не значит, что они хладнокровные убийцы, даже если ты нашел улики.
– Не тебе, крошка, сомневаться в моей объективности, – возразил Фрэнк. Он опять говорил лениво, с оттяжкой, и я напряглась, прижалась спиной к стволу.