Сходство

– Но Саймон Марч отказался продавать? – спросил Сэм.

Нейлор отвернулся, морщась, потер распухший подбородок.

– Один в доме, рассчитанном на десятки человек. На что ему дом? А продавать – ни в какую. От этого дома с самого начала был один вред, а он в него вцепился мертвой хваткой – нет бы отдать, другим на благо. И после его смерти та же история. Молодой Марч в последний раз в Глэнскхи мальчишкой приезжал, семьи у него нет, не нужен ему дом, так нет, уперся! Вот что они за люди, эти Марчи. Своего не уступят, хоть гори все огнем.

– Это же родовое гнездо, – заметил Сэм. – Может, оно им дорого.

Нейлор вздернул подбородок, уставился на Сэма, сверкая глазами-щелками из-под лиловых распухших век.

– Если ты что-то создал, – начал он, – ты за это в ответе. Так поступают честные люди. Дал жизнь ребенку – заботься о нем, пока он жив, ты не можешь его взять и убить. Построил деревню – ты за нее в ответе, как можешь поддерживаешь в ней жизнь. И не имеешь права сидеть сложа руки и смотреть, как она умирает, лишь бы сохранить дом.

– Здесь я на его стороне, – сказал Фрэнк, стоявший со мной рядом. – Похоже, общего у нас больше, чем я думал.

Я его почти не слышала. Как выяснилось, в мой психологический портрет вкралась ошибка: этот человек не ударил бы ножом Лекси за то, что она от него беременна или просто живет в “Боярышнике”. Я думала, он мститель, одержимый прошлым, а он оказался намного сложнее и опасней. Его волнует будущее, будущее его дома, что утекает как вода. А прошлое слито с будущим, они как два темных сиамских близнеца, и определяет его, направляет.

– Только этого вы и хотели от Марчей? – вполголоса спросил Сэм. – Ждали от них порядочности – чтобы они продали дом, подарили Глэнскхи надежду?

Нейлор, подумав, нехотя кивнул.

– И для этого решили нагнать на них страху.

Тот снова кивнул. Фрэнк тихонько присвистнул сквозь зубы. Я затаила дыхание.

– А лучший способ их припугнуть, – сказал Сэм спокойно и взвешенно, – подкараулить одного из них ночью, пощекотать пером. Пустяки, никаких серьезных повреждений. Пусть поймут: им здесь не рады.

Нейлор грохнул кружку на стол, отодвинулся подальше, обхватил себя руками.

– В жизни я никого не трогал. Никогда.

Сэм поднял брови.

– Троих ребят из “Боярышника” кто-то сильно избил в ту самую ночь, когда вам наставили синяков.

– Это была драка. Честная драка, а их было трое. Неужто не видите разницы? Саймона Марча я мог бы десять раз укокошить, будь у меня желание. А я его пальцем не тронул.

– Саймон Марч был старик. Вы знали, что жить ему осталось несколько лет, а наследники скорее продадут дом, чем переедут в Глэнскхи. Можно было и подождать.

Нейлор открыл было рот, но Сэм продолжал говорить, тяжело, монотонно, не давая вставить слово:

– Но когда появились молодой Дэниэл и его друзья, все перевернулось. Они никуда не собираются, а баллончиком с краской их не напугаешь. И вы стали играть по-крупному, да?

– Нет. Я бы не…

– Вы хотели дать им понять, четко и ясно: убирайтесь – или вам несдобровать. Вы видели, как Лекси Мэдисон гуляет по ночам, – может, вы ее выслеживали?

– Я не…

– Вы вышли из паба, пьяный, с ножом. Думали о том, как Марчи губят Глэнскхи, и решили этому положить конец. Может, вы хотели ей пригрозить, только и всего?

– Нет…

– Так как же было дело, Джон? Расскажите. Как?

Нейлор встрепенулся, сжал кулаки, хищно оскалился, готовый броситься на Сэма.

– Тошнит меня от вас. Стоило этим, из Дома, свистнуть, и вы тут как тут, как послушный пес. Они вам жалуются на наглого холопа, которого надо на место поставить, вы меня сюда тащите и говорите, что я кого-то из них ножом пырнул, – это бред. Мне нужно, чтоб они убрались, – и они уберутся, попомните мои слова! – только зачем мне их калечить? Мне и в голову не приходило, слишком много чести! Когда они соберут вещички и свалят, хочу им вслед посмотреть, помахать на прощанье.

Казалось бы, разочарование, но меня, наоборот, пьянил азарт – в висках застучало, дыхание перехватило. Такое чувство – я быстро отвернулась от Фрэнка, чтобы он не заметил, – будто мне дали передышку.

Нейлор не умолкал:

– Грязные ублюдки, воспользовались вами, чтобы меня на место поставить, полиция-то у них на побегушках уже триста лет! Вот что я вам скажу, следователь, – и то же самое сказал бы тому, кто вам лапши навешал про толпу линчевателей. Ищите в Глэнскхи сколько хотите – дело безнадежное. Никто из наших на девочку с ножом не бросался. Знаю, богача труднее к стенке прижать, чем бедняка, но если вам преступник нужен, а не лишь бы на кого свалить, ищите в усадьбе. У нас таких не водится.

Он скрестил на груди руки, качнулся на стуле и запел “Ветер, что колышет ячмень”. Фрэнк отвернулся от окошка и засмеялся – украдкой, про себя.

Больше часа бился Сэм. Вспомнил все случаи хулиганства за четыре с половиной года; перечислил доказательства, что Нейлор разбил стекло и участвовал в драке – как достоверные (синяки, мое описание), так и вымышленные (отпечатки пальцев, анализ почерка); зашел в наблюдательную комнату, не глядя на нас с Фрэнком, схватил пакеты с вещдоками и выложил перед Нейлором на стол; грозился его арестовать за взлом, за разбойное нападение – за все, кроме убийства. В ответ тот ему выдал “Стриженого”, “Четыре зеленых поля” и, для разнообразия, “Шла она с ярмарки”.

В конце концов Сэм вынужден был сдаться. Оставил Нейлора одного в допросной и (казалось, спустя вечность) зашел в наблюдательную комнату – в руке болтаются пакеты с вещдоками, лицо усталое, измученное как никогда.

– По-моему, все отлично, – бодро сказал Фрэнк. – Ты у него чуть не выбил признание в хулиганстве, да только погнался за большим призом.

Сэм не обратил внимания.


– А ты как думаешь? – спросил он у меня.

Я думала, что лишь в одном, почти невероятном случае Нейлор мог бы рассвирепеть и броситься на Лекси с ножом: если он был отцом ребенка и узнал, что она решила сделать аборт.

– Не знаю, – ответила я. – Честное слово, не знаю.

– Вряд ли это наш человек, – сказал Сэм.

Пакеты с уликами он отложил, а сам тяжело навалился на стол.

Фрэнк, казалось, был удивлен.

– Он всего одно утро продержался, а ты его торопишься исключить? По мне, тут все как на блюдечке: мотив, возможность, настрой… Только из-за того, что он мастер байки плести, ты его готов привлечь за мелкое хулиганство, а на убийство махнуть рукой?

– Не знаю, – ответил Сэм и стал тереть глаза. – Не знаю, как дальше действовать.

– Значит, – сказал Фрэнк, – будем действовать по-моему. Уговор дороже денег: твой план не сработал. Отпустим Нейлора, посмотрим, что Кэсси удастся из него вытянуть по части антиквариата и приблизит ли это нас к разгадке убийства.

– На деньги ему наплевать, – сказал Сэм, не глядя на Фрэнка. – У него душа болит за родные места, отсюда и обида на “Боярышник”.

– Значит, он борец за идею. Нет на свете человека опасней фанатика. На что он, по-твоему, ради правого дела готов пойти?

Вот почему тяжело спорить с Фрэнком: не успеваешь следить за ходом его мысли и в итоге забываешь, из-за чего спор. Я запуталась, вправду ли он верит, что Лекси подворовывала безделушки, или на все готов, лишь бы одержать над Сэмом верх.

У Сэма взгляд был расфокусированный, как у боксера, на чью долю пришлось слишком много ударов.

– Не верю, что Нейлор убийца, – настаивал он. – И с чего ты решил, будто он укрыватель краденого? Никаких указаний на это нет.

– Спросим Кэсси, – предложил Фрэнк. Он не спускал с меня глаз. Фрэнк человек азартный, но хотела бы я знать, почему он сделал на это ставку. – Что скажешь, детка? Прав я насчет антиквариата?

Множество картин промелькнуло передо мной в ту секунду. Наблюдательная комната, знакомая мне до мелочей, вплоть до пятна на ковре от кофе, что я пролила два года назад, – и куда я теперь пришла как гость. Мой костюм Барби-сыщика на вешалке в шкафу; хриплый утренний кашель Мейера. Ребята, ждущие меня в читальном зале. Свежий аромат ландышей в моей комнате в “Боярышнике”, нежный, словно кисея.

– Может быть, – отозвалась я, – пожалуй. Я бы не удивилась.

Сэм, успевший устать за день, все-таки сорвался.

– Господи, Кэсси! Что за бред? Ты и впрямь веришь в эту чушь? На чьей ты стороне?

– Давай попробуем в этих категориях не рассуждать, – великодушно предложил Фрэнк. Он привалился к стене, руки в карманах, и ждал, что будет. – Все мы здесь заодно.

– Хватит, Фрэнк, – отрезала я, пока Сэм на него не бросился с кулаками. – И вот что, Сэм, я на стороне Лекси. Не на твоей или Фрэнка, а только на ее. Ясно?

– Этого-то я и боялся. – Сэм перехватил мой изумленный взгляд. – Думаешь, я из-за этого алкаша? (Фрэнк ткнул себя в грудь, изобразил на лице обиду.) Он, конечно, тот еще подарок, но за ним я могу хотя бы приглядывать. Но эта девушка… не приведи бог очутиться на ее стороне. Друзья всю дорогу были на ее стороне, а она, если Мэкки прав, у них под носом распродавала их добро, и совесть ее нисколько не мучила. Ее парень в Штатах был на ее стороне, любил ее, – и посмотри, как она с ним обошлась. Бедняга на куски разваливается. Ты письмо его видела?

– Письмо? – переспросила я, обращаясь к Фрэнку. – Какое письмо?

Фрэнк пожал плечами:

– Чед ей письмо отправил, знаю от моего приятеля из ФБР. Очень трогательное и все такое, но я его читал чуть ли не с лупой – и ничего полезного не высмотрел. Вот и решил тебя не отвлекать.

– Ради бога, Фрэнк! Если есть у тебя хоть что-то о ней, хоть малость…

– Потом поговорим.

– Прочти его, – сказал Сэм. Голос у него прерывался, а лицо было белое, как тогда, в первый день, на месте преступления. – Прочти письмо, а если Мэкки не даст, принесу тебе копию. Этот Чед, черт подери, раздавлен, сломлен. Четыре с половиной года прошло, а он до сих пор женщин сторонится. Видно, не сможет уже никогда довериться женщине. И как доверять, если ты проснулся однажды утром, а жизнь твоя разбита вдребезги? Все мечты сгорели синим пламенем.

– Потише, – сказал Фрэнк вкрадчиво, – не то ваш шеф прискачет.

Сэм не слышал.

– И учти, в Северную Каролину она не с неба упала. Где-то она была до этого, а прежде, наверное, где-то еще. Где-то есть люди – сколько их, одному богу известно, – которые гадают, где она: то ли в могиле, то ли покатилась по наклонной и очутилась под забором, то ли ей всю дорогу было на них плевать, раз она так запросто им жизнь разбила. Все они были на ее стороне – и видишь, чем кончилось? Все, кто был на ее стороне, оказались обмануты, Кэсси, все до единого, и тебе то же самое светит.

– Все у меня в порядке, Сэм, – ответила я. Голос его окутывал меня предрассветным маревом – то ли есть, то ли нет.

– У меня к тебе вопрос. В последний раз ты всерьез встречалась с парнем перед первой спецоперацией, так? Как его звали, Эйдан?

– Да, – кивнула я, – Эйдан О’Донован. – Хорош со всех сторон: умный, энергичный, блестящая карьера, нешаблонное чувство юмора – мог меня рассмешить даже после самого тяжелого дня. Впервые за долгое время я вспомнила о нем.

– Куда он делся?

– Расстались, – ответила я. – Во время спецоперации.

Мне вспомнились глаза Эйдана в тот вечер, когда он от меня уходил. Я спешила к себе, на встречу с тем торчком, который спустя несколько месяцев меня чуть не убил. Эйдан посадил меня на двухэтажный автобус, и когда я, глядя в окно с верхней площадки, увидела его глаза, в них, кажется, блестели слезы.

– Из-за твоей спецоперации. Потому что конец всегда один. – Сэм обернулся к Фрэнку: – А ты, Мэкки? Есть у тебя жена? Или подруга? Хоть кто-нибудь?