Сходство
Часть 40 из 80 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ну уж нет, – вмешался Раф. – Раз уж нашлось средство, чтобы она перестала нудеть насчет лука, пусть природа сама решит. Доедай – или я доем?
– Не стану опускаться до лука, – поморщилась я. – Уж лучше инфекция.
– Ладно, тогда передай кастрюлю.
Дэниэл продолжал есть. Я принялась размазывать еду по тарелке, Раф закатил глаза. Пульс у меня подскочил до девяноста. Рано или поздно я совершу ошибку и уже не смогу выкрутиться.
– Здорово ты вывернулась с луком, – похвалил меня в тот вечер Фрэнк. – А когда придет пора тебя вытаскивать, подготовишь почву: антибиотики отбили вкус, ты их бросила – и бабах! инфекция! Жалею, что это не я придумал.
Я сидела на дереве, кутаясь в общий дождевик, – ночь выдалась пасмурная, дождик накрапывал, пятная листья, того и гляди польет как из ведра – и прислушивалась, не появится ли Джон Нейлор.
– Ты все слышал? Ты что, домой вообще не уходишь?
– В последнее время редко. Вот сцапаем нашего молодца, тогда и отоспимся. Кстати, об отдыхе: на выходные я забираю Холли и буду рад, если до этого закруглимся.
– Я тоже, – подхватила я, – ты уж мне поверь.
– Вот как? Я-то думал, ты там прижилась.
Невозможно было по голосу угадать его настроение, Фрэнк мастер скрывать чувства.
– Могло быть и хуже, намного, – осторожно ответила я. – Но сегодня был звоночек. Не смогу я там жить вечно. А ты как, что-нибудь узнал полезное?
– О том, почему сбежала Мэй-Рут, – нет, ничего. Ни Чед, ни его друзья не припомнят, чтобы в ту неделю что-то случилось особенное. Впрочем, могли и забыть, четыре с половиной года – срок немалый.
Так я и думала.
– Нет так нет, – отозвалась я. – А за попытку спасибо.
– Зато вот что всплыло, – продолжал Фрэнк. – Возможно, с нашим делом и не связано, но странно, а значит, повод задуматься. Скажи мне, что за человек была Лекси, если на поверхностный взгляд?
Я пожала плечами, хоть Фрэнк ничего и не увидел бы. Проглядывало в этом вопросе что-то скользкое, чересчур личное, как если бы попросили рассказать о себе.
– Не знаю. Пожалуй, задорная. Веселая. Уверенная в себе. Искрометная. И было в ней что-то детское.
– Да. И у меня такое же впечатление сложилось. Все так, судя по видео, по отзывам друзей. Но моему приятелю из ФБР знакомые Мэй-Рут рассказывают совсем другое.
У меня все похолодело внутри. Я забилась поглубже в крону, зажала рот кулаком.
– По их словам, тихоня, застенчивая, диковатая. Чед считает, это оттого, что она выросла где-то в глуши, в Аппалачах, переезд в Роли для нее настоящее приключение, город ей нравился, только слишком уж шумный. Ласковая, фантазерка, любила животных, мечтала стать помощником ветеринара. А теперь скажи: тебе это напоминает Лекси?
Я запустила руку в волосы, жалея, что я не на твердой земле, – пройтись бы, размяться.
– К чему ты клонишь? Это две разные девушки и обе на меня похожи? Вот что я тебе скажу, Фрэнк, пожалуй, хватит с меня совпадений.
Мне представилась дикая картинка: тут и там откуда ни возьмись выскакивают мои двойники, исчезают и появляются вновь, лезут из всех щелей, как в игре “Ударь крота”, – куда ни плюнь, всюду я. Хотела сестренку, вот и получай! – подумала я, подавив истерический смешок. Будьте осторожны со своими желаниями…
Фрэнк расхохотался:
– Да нет же! Знаешь ведь, детка, я тебя люблю, но двух экземпляров мне хватит за глаза. Да и отпечатки нашей девочки совпали с отпечатками Мэй-Рут. Просто странно, и все. Я знаю тех, кому приходилось иметь дело с людьми, жившими под чужим именем, – свидетелями под охраной, беглецами вроде нашей девочки, – и все говорят одно: личность у этих людей не менялась. Одно дело взять новое имя и начать новую жизнь, но стать новым человеком – совсем другое. Даже опытному агенту и то тяжело. Ты по себе знаешь, каково это, круглые сутки быть Лекси Мэдисон. Работа не из легких.
– Но я-то справляюсь, – ответила я. И снова еле сдержала смех. Из этой девушки – кто бы она, черт возьми, ни была – вышел бы первоклассный агент. Возможно, нам стоило бы чуть раньше поменяться жизнями.
– Да, справляешься, – сказал Фрэнк мягко. – Но и наша девочка тоже справлялась, и интересно узнать, что ей помогало. Может, природный дар, ну а может, она где-то училась – на агента или на актрису. Я буду закидывать удочки, а ты вспомни, не заметила ли ты указаний на это. Как тебе такой план?
– Пойдет, – протянула я, устало привалившись к стволу. – Отлично придумано.
Мне стало не до смеха. Вспомнился вдруг тот первый день, кабинет Фрэнка, вспомнился так явственно, что даже запахло пылью, дубленой кожей и кофе с виски, и подумалось: а ведь я не поняла, что происходило тогда в залитом солнцем кабинете, беспечно, бездумно пронеслась мимо главного поворота в своей судьбе. Я всегда считала, что прошла проверку в те минуты, когда описывала незнакомую пару в окне или когда Фрэнк спросил, не страшно ли мне. А на самом деле это был только первый шаг, главное же испытание началось потом, когда я уже успела расслабиться; все решила легкость, с которой я придумывала Лекси Мэдисон.
– А Чед знает? – неожиданно спросила я, когда Фрэнк уже собирался прощаться. – О том, что Мэй-Рут на самом деле не Мэй-Рут?
– Да, – весело ответил Фрэнк, – знает. Я его щадил до последнего, но на этой неделе мой приятель вынужден был ему сказать. Мне надо было знать: вдруг он чего-то недоговаривает, – к примеру, чтобы ее не предать? Как оказалось, нет.
Вот бедняга.
– Как он это воспринял?
– Переживет, – ответил Фрэнк. – Завтра свяжемся. – И повесил трубку.
А я долго еще сидела на дереве и выводила ногтем на коре узоры.
Меня одолели сомнения: вдруг я все-таки недооценивала – нет, не убийцу, а жертву? Тяжело было об этом думать, я гнала прочь эту мысль, но знала: было в Лекси что-то глубоко нездоровое. Жесткая как кремень – без колебаний бросила Чеда, играючи готовилась покинуть “Боярышник”, – так зверь, угодив в капкан, отгрызет себе лапу и не пикнет; но это еще куда ни шло, так можно поступить от отчаяния. Это я понимала с самого начала. Но то, с какой легкостью она превратилась из застенчивой Мэй-Рут в искрометную шутницу Лекси, – это уже что-то другое, болезненное. Ни при чем тут ни страх, ни отчаяние. Просто захотела – вот и преобразилась. Девушка, в душе которой столь много скрытого и темного, вполне могла пробудить в ком-то гнев сокрушительной силы.
Работа не из легких, сказал Фрэнк. Но в том-то и штука, мне это с самого начала давалось играючи. Оба раза перевоплотиться в Лекси Мэдисон было для меня естественно, как дышать. Ее образ мне подошел, как уютные старые джинсы, – вот что было страшнее всего.
Только перед сном я вспомнила: в тот день, когда мы сидели на траве, у меня сложилась картинка, я увидела их семьей, где Лекси – последыш, дерзкая младшая сестренка. Лекси мыслила в том же направлении, что и я, только в миллион раз быстрее. С одного взгляда поняла, что они за люди, в ком нуждаются, и тут же под них подстроилась.
13
С той самой минуты, когда Сэм объявил, что хочет побеседовать с тремя подозреваемыми, я знала, последствий не избежать. Если там будет мистер Головорез, вряд ли ему понравится, что его допрашивает полиция, – станет винить во всем нас и дела так не оставит. Однако я не ожидала, что ответный удар он нанесет так скоро и метко. Здесь, в доме, я расслабилась, а это само по себе тревожный знак.
Он выжидал лишь день. В субботу, ближе к полуночи, мы сидели в гостиной. Эбби и я, устроившись на каминном коврике, покрасили ногти Лексиным серебристым лаком и сушили их, держа на весу ладони; Раф и Дэниэл, в противовес нашему приступу женственности, чистили револьвер. Двое суток он отмокал в растворителе посреди внутреннего дворика, в форме для запеканки, и в тот день Раф решил: достаточно. Они с Дэниэлом устроили на столе оружейную мастерскую – разложили инструменты, кухонные полотенца, тряпки и увлеченно скребли револьвер старыми зубными щетками: Дэниэл стирал налет с рукоятки, Раф возился с механизмом. Джастин, растянувшись на диване, читал свои заметки к диссертации, что-то бормотал себе под нос и грыз попкорн из миски. Кто-то поставил пластинку, спокойную минорную увертюру Перселла. В комнате пахло растворителем и ржавчиной – знакомый запах, мужественный и бодрящий.
– Вот что. – Раф отложил щетку, осмотрел револьвер. – Сдается мне, если его отскрести, с ним полный порядок. Скорее всего, будет работать. – Он потянулся через стол за коробкой с патронами, вставил пару в барабан, защелкнул ствол. – Русская рулетка: есть желающие?
– Не смей! – содрогнулся Джастин. – Что за безумие!
– Дай сюда. – Дэниэл протянул руку за револьвером. – Это не игрушка.
– Да ради бога, я же шучу! – Раф передал ему револьвер. – Просто проверял, все ли работает. Завтра с утра выйду с ним во двор, подстрелю нам на ужин кролика.
– Нет! – Я вскочила, гневно уставилась на него. – Кроликов я люблю, не трожь их!
– И что? Расплодились тут, весь газон загадили. От этих тварей больше пользы в славном рагу или фрикасе…
– Ты ужасен! Ты что, не читал “Обитателей холмов”?
– Уши тебе сейчас не заткнуть – маникюр испортишь. Я тебе такого кролика в вине приготовлю, язык проглотишь…
– Тебе дорога в ад за такое!
– Да успокойся, Лекс, это же просто болтовня, – сказала Эбби, подув на ноготь. – Кролики выходят на рассвете, а Рафа на рассвете и живым-то не назовешь.
– Ничего против охоты не имею, – вмешался Дэниэл, осторожно откинув ствол, – если охотишься не для забавы, а для пропитания. Мы же все-таки хищники. В идеале хорошо бы мы жили натуральным хозяйством – выращивали овощи, охотились, ни от кого не зависели. Скорее всего, так не получится, да и не хотелось бы с кроликов начинать. Я с ними успел сродниться. Кролики тоже часть дома.
– Понял? – сказала я Рафу.
– Что понял? Кончай ребячиться! Сколько раз ты при мне объедалась бифштексами и…
Я качнулась было к столу с револьвером, не сообразив сразу, что за грохот вдруг раздался. На каминном коврике рядом с Эбби лежал большой острый булыжник – как будто всегда был тут, – а вокруг ледяными кристаллами поблескивали осколки стекла. У Эбби изумленно округлились губы, в разбитое окно ворвался холодный ветер, всколыхнув занавески.
Раф сорвался со стула, бросился на кухню. Я кинулась следом, отставая на полшага, под истошные вопли Джастина: “Лекси, швы!” Дэниэл что-то тоже крикнул, я выбежала через застекленные двери вслед за Рафом, а тот, с развевающимися волосами, уже миновал внутренний дворик, пересек сад и выскочил вон – я услышала лязг калитки.
Мы выбежали, а калитка все раскачивалась, скрипела нам вслед как сумасшедшая. На тропинке Раф замер, подняв голову, стиснул мое запястье: “Тсс!”
Мы, затаив дыхание, прислушались. Сзади надвинулась чья-то тень, я оглянулась – Дэниэл, крадется по траве, как большой кот на мягких лапах.
Зашелестели листья на ветру, справа от нас, совсем рядом, тихо хрустнула ветка.
Вот исчезли за спиной огни дома, а мы все неслись по темной тропе; я раздвигала перед собой ветки и вдруг услышала впереди топот, а рядом – ликующий вопль Рафа. Раф и Дэниэл бежали быстрей, чем я думала. Наш топот, дыхание, как у стаи гончих, и стук собственного сердца подстегивали меня, словно боевые барабаны; по небу неслись быстрые облачка, то и дело пряча луну, и вот впереди, ярдах в двадцати-тридцати, мелькнул в призрачном лунном свете силуэт бегущего человека, темный и зловещий. Я представила Фрэнка за рабочим столом, в наушниках, и мысленно крикнула ему: Не смей, не смей встревать со своими молодчиками, это наше дело!
Мы свернули за поворот, хватаясь за ветки, и остановились у развилки. Во все стороны разбегались побеленные луной тропинки, пустые, запутанные, лишенные примет, в поле тут и там темнели груды камней, безмолвные, как часовые.
– Куда он смылся? – проговорил надтреснутым шепотом Раф, заметался туда-сюда, как охотничий пес. – Где этот ублюдок?
– Далеко не ушел, – буркнул Дэниэл. – Где-то здесь. Залег.
– Черт! – прошипел Раф. – Черт, вот подонок, говнюк… убью сволочь!
Луна спряталась, Дэниэл и Раф справа и слева от меня превратились в смутные тени, того и гляди исчезнут.
– Фонарик? – шепнула я Дэниэлу в самое ухо и разглядела на фоне неба, как он мотнул головой.
Кто бы он ни был, наш противник, здешние холмы он знает как свои пять пальцев. При желании он мог бы здесь залечь хоть до рассвета, переползая из укрытия в укрытие, как делали веками его мятежные предки, – невидимый, лишь нет-нет да и сверкнут в листве прищуренные глаза.
Но терпение у него кончалось. Камень в окно он бросил в расчете на то, что мы пустимся в погоню: самообладание его на исходе, обращается в пыль под нажимом Сэма и под тяжестью собственного гнева. Он мог бы прятаться здесь вечность, если бы захотел, но в том-то и штука: не очень-то ему и хотелось.
Всякий следователь знает: наш ключ к успеху – это ваши желания. Тиски и раскаленные щипцы нынче не в ходу, нечем заставить человека признаться в убийстве, показать, где спрятан труп, донести на близкого, выдать главаря шайки, – и тем не менее люди признаются сплошь и рядом. И все из-за желаний, которые для них превыше безопасности: кому-то нужна чистая совесть, кому-то – возможность похвастаться, сбросить груз с души, начать новую жизнь, каждому свое. Стоит нам понять, чего вы хотите, – втайне от самих себя – и посулить вам это, и вы выдадите нам с потрохами всех и вся.
– Не стану опускаться до лука, – поморщилась я. – Уж лучше инфекция.
– Ладно, тогда передай кастрюлю.
Дэниэл продолжал есть. Я принялась размазывать еду по тарелке, Раф закатил глаза. Пульс у меня подскочил до девяноста. Рано или поздно я совершу ошибку и уже не смогу выкрутиться.
– Здорово ты вывернулась с луком, – похвалил меня в тот вечер Фрэнк. – А когда придет пора тебя вытаскивать, подготовишь почву: антибиотики отбили вкус, ты их бросила – и бабах! инфекция! Жалею, что это не я придумал.
Я сидела на дереве, кутаясь в общий дождевик, – ночь выдалась пасмурная, дождик накрапывал, пятная листья, того и гляди польет как из ведра – и прислушивалась, не появится ли Джон Нейлор.
– Ты все слышал? Ты что, домой вообще не уходишь?
– В последнее время редко. Вот сцапаем нашего молодца, тогда и отоспимся. Кстати, об отдыхе: на выходные я забираю Холли и буду рад, если до этого закруглимся.
– Я тоже, – подхватила я, – ты уж мне поверь.
– Вот как? Я-то думал, ты там прижилась.
Невозможно было по голосу угадать его настроение, Фрэнк мастер скрывать чувства.
– Могло быть и хуже, намного, – осторожно ответила я. – Но сегодня был звоночек. Не смогу я там жить вечно. А ты как, что-нибудь узнал полезное?
– О том, почему сбежала Мэй-Рут, – нет, ничего. Ни Чед, ни его друзья не припомнят, чтобы в ту неделю что-то случилось особенное. Впрочем, могли и забыть, четыре с половиной года – срок немалый.
Так я и думала.
– Нет так нет, – отозвалась я. – А за попытку спасибо.
– Зато вот что всплыло, – продолжал Фрэнк. – Возможно, с нашим делом и не связано, но странно, а значит, повод задуматься. Скажи мне, что за человек была Лекси, если на поверхностный взгляд?
Я пожала плечами, хоть Фрэнк ничего и не увидел бы. Проглядывало в этом вопросе что-то скользкое, чересчур личное, как если бы попросили рассказать о себе.
– Не знаю. Пожалуй, задорная. Веселая. Уверенная в себе. Искрометная. И было в ней что-то детское.
– Да. И у меня такое же впечатление сложилось. Все так, судя по видео, по отзывам друзей. Но моему приятелю из ФБР знакомые Мэй-Рут рассказывают совсем другое.
У меня все похолодело внутри. Я забилась поглубже в крону, зажала рот кулаком.
– По их словам, тихоня, застенчивая, диковатая. Чед считает, это оттого, что она выросла где-то в глуши, в Аппалачах, переезд в Роли для нее настоящее приключение, город ей нравился, только слишком уж шумный. Ласковая, фантазерка, любила животных, мечтала стать помощником ветеринара. А теперь скажи: тебе это напоминает Лекси?
Я запустила руку в волосы, жалея, что я не на твердой земле, – пройтись бы, размяться.
– К чему ты клонишь? Это две разные девушки и обе на меня похожи? Вот что я тебе скажу, Фрэнк, пожалуй, хватит с меня совпадений.
Мне представилась дикая картинка: тут и там откуда ни возьмись выскакивают мои двойники, исчезают и появляются вновь, лезут из всех щелей, как в игре “Ударь крота”, – куда ни плюнь, всюду я. Хотела сестренку, вот и получай! – подумала я, подавив истерический смешок. Будьте осторожны со своими желаниями…
Фрэнк расхохотался:
– Да нет же! Знаешь ведь, детка, я тебя люблю, но двух экземпляров мне хватит за глаза. Да и отпечатки нашей девочки совпали с отпечатками Мэй-Рут. Просто странно, и все. Я знаю тех, кому приходилось иметь дело с людьми, жившими под чужим именем, – свидетелями под охраной, беглецами вроде нашей девочки, – и все говорят одно: личность у этих людей не менялась. Одно дело взять новое имя и начать новую жизнь, но стать новым человеком – совсем другое. Даже опытному агенту и то тяжело. Ты по себе знаешь, каково это, круглые сутки быть Лекси Мэдисон. Работа не из легких.
– Но я-то справляюсь, – ответила я. И снова еле сдержала смех. Из этой девушки – кто бы она, черт возьми, ни была – вышел бы первоклассный агент. Возможно, нам стоило бы чуть раньше поменяться жизнями.
– Да, справляешься, – сказал Фрэнк мягко. – Но и наша девочка тоже справлялась, и интересно узнать, что ей помогало. Может, природный дар, ну а может, она где-то училась – на агента или на актрису. Я буду закидывать удочки, а ты вспомни, не заметила ли ты указаний на это. Как тебе такой план?
– Пойдет, – протянула я, устало привалившись к стволу. – Отлично придумано.
Мне стало не до смеха. Вспомнился вдруг тот первый день, кабинет Фрэнка, вспомнился так явственно, что даже запахло пылью, дубленой кожей и кофе с виски, и подумалось: а ведь я не поняла, что происходило тогда в залитом солнцем кабинете, беспечно, бездумно пронеслась мимо главного поворота в своей судьбе. Я всегда считала, что прошла проверку в те минуты, когда описывала незнакомую пару в окне или когда Фрэнк спросил, не страшно ли мне. А на самом деле это был только первый шаг, главное же испытание началось потом, когда я уже успела расслабиться; все решила легкость, с которой я придумывала Лекси Мэдисон.
– А Чед знает? – неожиданно спросила я, когда Фрэнк уже собирался прощаться. – О том, что Мэй-Рут на самом деле не Мэй-Рут?
– Да, – весело ответил Фрэнк, – знает. Я его щадил до последнего, но на этой неделе мой приятель вынужден был ему сказать. Мне надо было знать: вдруг он чего-то недоговаривает, – к примеру, чтобы ее не предать? Как оказалось, нет.
Вот бедняга.
– Как он это воспринял?
– Переживет, – ответил Фрэнк. – Завтра свяжемся. – И повесил трубку.
А я долго еще сидела на дереве и выводила ногтем на коре узоры.
Меня одолели сомнения: вдруг я все-таки недооценивала – нет, не убийцу, а жертву? Тяжело было об этом думать, я гнала прочь эту мысль, но знала: было в Лекси что-то глубоко нездоровое. Жесткая как кремень – без колебаний бросила Чеда, играючи готовилась покинуть “Боярышник”, – так зверь, угодив в капкан, отгрызет себе лапу и не пикнет; но это еще куда ни шло, так можно поступить от отчаяния. Это я понимала с самого начала. Но то, с какой легкостью она превратилась из застенчивой Мэй-Рут в искрометную шутницу Лекси, – это уже что-то другое, болезненное. Ни при чем тут ни страх, ни отчаяние. Просто захотела – вот и преобразилась. Девушка, в душе которой столь много скрытого и темного, вполне могла пробудить в ком-то гнев сокрушительной силы.
Работа не из легких, сказал Фрэнк. Но в том-то и штука, мне это с самого начала давалось играючи. Оба раза перевоплотиться в Лекси Мэдисон было для меня естественно, как дышать. Ее образ мне подошел, как уютные старые джинсы, – вот что было страшнее всего.
Только перед сном я вспомнила: в тот день, когда мы сидели на траве, у меня сложилась картинка, я увидела их семьей, где Лекси – последыш, дерзкая младшая сестренка. Лекси мыслила в том же направлении, что и я, только в миллион раз быстрее. С одного взгляда поняла, что они за люди, в ком нуждаются, и тут же под них подстроилась.
13
С той самой минуты, когда Сэм объявил, что хочет побеседовать с тремя подозреваемыми, я знала, последствий не избежать. Если там будет мистер Головорез, вряд ли ему понравится, что его допрашивает полиция, – станет винить во всем нас и дела так не оставит. Однако я не ожидала, что ответный удар он нанесет так скоро и метко. Здесь, в доме, я расслабилась, а это само по себе тревожный знак.
Он выжидал лишь день. В субботу, ближе к полуночи, мы сидели в гостиной. Эбби и я, устроившись на каминном коврике, покрасили ногти Лексиным серебристым лаком и сушили их, держа на весу ладони; Раф и Дэниэл, в противовес нашему приступу женственности, чистили револьвер. Двое суток он отмокал в растворителе посреди внутреннего дворика, в форме для запеканки, и в тот день Раф решил: достаточно. Они с Дэниэлом устроили на столе оружейную мастерскую – разложили инструменты, кухонные полотенца, тряпки и увлеченно скребли револьвер старыми зубными щетками: Дэниэл стирал налет с рукоятки, Раф возился с механизмом. Джастин, растянувшись на диване, читал свои заметки к диссертации, что-то бормотал себе под нос и грыз попкорн из миски. Кто-то поставил пластинку, спокойную минорную увертюру Перселла. В комнате пахло растворителем и ржавчиной – знакомый запах, мужественный и бодрящий.
– Вот что. – Раф отложил щетку, осмотрел револьвер. – Сдается мне, если его отскрести, с ним полный порядок. Скорее всего, будет работать. – Он потянулся через стол за коробкой с патронами, вставил пару в барабан, защелкнул ствол. – Русская рулетка: есть желающие?
– Не смей! – содрогнулся Джастин. – Что за безумие!
– Дай сюда. – Дэниэл протянул руку за револьвером. – Это не игрушка.
– Да ради бога, я же шучу! – Раф передал ему револьвер. – Просто проверял, все ли работает. Завтра с утра выйду с ним во двор, подстрелю нам на ужин кролика.
– Нет! – Я вскочила, гневно уставилась на него. – Кроликов я люблю, не трожь их!
– И что? Расплодились тут, весь газон загадили. От этих тварей больше пользы в славном рагу или фрикасе…
– Ты ужасен! Ты что, не читал “Обитателей холмов”?
– Уши тебе сейчас не заткнуть – маникюр испортишь. Я тебе такого кролика в вине приготовлю, язык проглотишь…
– Тебе дорога в ад за такое!
– Да успокойся, Лекс, это же просто болтовня, – сказала Эбби, подув на ноготь. – Кролики выходят на рассвете, а Рафа на рассвете и живым-то не назовешь.
– Ничего против охоты не имею, – вмешался Дэниэл, осторожно откинув ствол, – если охотишься не для забавы, а для пропитания. Мы же все-таки хищники. В идеале хорошо бы мы жили натуральным хозяйством – выращивали овощи, охотились, ни от кого не зависели. Скорее всего, так не получится, да и не хотелось бы с кроликов начинать. Я с ними успел сродниться. Кролики тоже часть дома.
– Понял? – сказала я Рафу.
– Что понял? Кончай ребячиться! Сколько раз ты при мне объедалась бифштексами и…
Я качнулась было к столу с револьвером, не сообразив сразу, что за грохот вдруг раздался. На каминном коврике рядом с Эбби лежал большой острый булыжник – как будто всегда был тут, – а вокруг ледяными кристаллами поблескивали осколки стекла. У Эбби изумленно округлились губы, в разбитое окно ворвался холодный ветер, всколыхнув занавески.
Раф сорвался со стула, бросился на кухню. Я кинулась следом, отставая на полшага, под истошные вопли Джастина: “Лекси, швы!” Дэниэл что-то тоже крикнул, я выбежала через застекленные двери вслед за Рафом, а тот, с развевающимися волосами, уже миновал внутренний дворик, пересек сад и выскочил вон – я услышала лязг калитки.
Мы выбежали, а калитка все раскачивалась, скрипела нам вслед как сумасшедшая. На тропинке Раф замер, подняв голову, стиснул мое запястье: “Тсс!”
Мы, затаив дыхание, прислушались. Сзади надвинулась чья-то тень, я оглянулась – Дэниэл, крадется по траве, как большой кот на мягких лапах.
Зашелестели листья на ветру, справа от нас, совсем рядом, тихо хрустнула ветка.
Вот исчезли за спиной огни дома, а мы все неслись по темной тропе; я раздвигала перед собой ветки и вдруг услышала впереди топот, а рядом – ликующий вопль Рафа. Раф и Дэниэл бежали быстрей, чем я думала. Наш топот, дыхание, как у стаи гончих, и стук собственного сердца подстегивали меня, словно боевые барабаны; по небу неслись быстрые облачка, то и дело пряча луну, и вот впереди, ярдах в двадцати-тридцати, мелькнул в призрачном лунном свете силуэт бегущего человека, темный и зловещий. Я представила Фрэнка за рабочим столом, в наушниках, и мысленно крикнула ему: Не смей, не смей встревать со своими молодчиками, это наше дело!
Мы свернули за поворот, хватаясь за ветки, и остановились у развилки. Во все стороны разбегались побеленные луной тропинки, пустые, запутанные, лишенные примет, в поле тут и там темнели груды камней, безмолвные, как часовые.
– Куда он смылся? – проговорил надтреснутым шепотом Раф, заметался туда-сюда, как охотничий пес. – Где этот ублюдок?
– Далеко не ушел, – буркнул Дэниэл. – Где-то здесь. Залег.
– Черт! – прошипел Раф. – Черт, вот подонок, говнюк… убью сволочь!
Луна спряталась, Дэниэл и Раф справа и слева от меня превратились в смутные тени, того и гляди исчезнут.
– Фонарик? – шепнула я Дэниэлу в самое ухо и разглядела на фоне неба, как он мотнул головой.
Кто бы он ни был, наш противник, здешние холмы он знает как свои пять пальцев. При желании он мог бы здесь залечь хоть до рассвета, переползая из укрытия в укрытие, как делали веками его мятежные предки, – невидимый, лишь нет-нет да и сверкнут в листве прищуренные глаза.
Но терпение у него кончалось. Камень в окно он бросил в расчете на то, что мы пустимся в погоню: самообладание его на исходе, обращается в пыль под нажимом Сэма и под тяжестью собственного гнева. Он мог бы прятаться здесь вечность, если бы захотел, но в том-то и штука: не очень-то ему и хотелось.
Всякий следователь знает: наш ключ к успеху – это ваши желания. Тиски и раскаленные щипцы нынче не в ходу, нечем заставить человека признаться в убийстве, показать, где спрятан труп, донести на близкого, выдать главаря шайки, – и тем не менее люди признаются сплошь и рядом. И все из-за желаний, которые для них превыше безопасности: кому-то нужна чистая совесть, кому-то – возможность похвастаться, сбросить груз с души, начать новую жизнь, каждому свое. Стоит нам понять, чего вы хотите, – втайне от самих себя – и посулить вам это, и вы выдадите нам с потрохами всех и вся.