Сходство
Часть 22 из 80 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Поехали дальше. – Фрэнк немного успокоился. – У меня для тебя подарочек. – Я по голосу почувствовала, что он улыбается: начал с нагоняя, а напоследок приберег что-то хорошее. – Прошелся я по списку контактов нашей Лекси Мэдисон Первой. Виктория Хардинг, помнишь такую?
Я оторвала зубами кусочек пластыря.
– А я должна ее помнить?
– Высокая стройная блондинка, волосы длинные. Тарахтит как из пулемета. Не моргает.
– О боже, – выдохнула я, наклеивая пластырь. – Вики-Липучка! Вот вам и привет из прошлого!
Вики-Липучка – моя однокурсница, изучала в Университетском колледже что-то невнятное. У нее стеклянные голубые глаза, целая куча побрякушек под цвет глаз и сверхъестественная способность тянуть щупальца ко всем полезным людям, в основном к богатеньким парням и девчонкам-тусовщицам. Почему-то она сочла и меня достойной внимания – или просто надеялась на бесплатную наркоту.
– Она самая. Когда ты с ней встречалась в последний раз?
Я закрыла чемодан, спрятала под кровать, напрягла память: Вики не из тех, кто запоминается надолго.
– Кажется, за несколько дней до того, как меня вывели из дела. Потом раз или два наткнулась на нее в городе, но притворилась, будто не заметила.
– Занятно, – сказал Фрэнк, и я представила его хищную улыбку, – ведь она с тобой виделась гораздо позже. Вы мило поболтали в январе две тысячи второго – дату она помнит, потому что как раз сходила на зимнюю распродажу, купила супермодное пальто и хвасталась тебе. Упоминалась – цитирую – “настоящая натуральная замша цвета ламантина”, хотя я понятия не имею, что за зверь ламантин. Ничего не напоминает?
– Нет, – ответила я. Сердце стучало медленно, тяжело, каждый удар отдавался в кончиках пальцев. – Это была не я.
– Я так и подумал. Разговор Вики помнит прекрасно, почти слово в слово, память у этой девицы отменная, не свидетель, а просто мечта, если до этого дойдет. Хочешь узнать, о чем вы говорили?
Так уж устроена Вики: поскольку собственных мыслей в голове у нее негусто, память ее хранит разговоры почти без изменений. Это одна из причин, почему я с ней водилась.
– Напомни, – отозвалась я.
– Столкнулись вы на Графтон-стрит. По ее словам, ты была “в полной отключке”, сначала ее не узнала, не сразу вспомнила, где вы в последний раз виделись. Ты все списала на жуткое похмелье, но она слыхала про твой нервный срыв и решила, что все из-за него.
Фрэнк был в ударе: голос бодрый, как поступь хищника на охоте. Мне было, в отличие от него, несладко. Я и так догадывалась, как все было, не хватало лишь подробностей, и меня вовсе не радовало, что моя версия подтвердилась.
– Но едва ты ее узнала, как сразу оживилась. Даже предложила кофе выпить, поболтать. Кто бы ни была наша девочка, владеть она собой умела.
– Да, – согласилась я. И вдруг поняла, что сижу в позе низкого старта, готовая к броску. В спальне Лекси мне было не по себе, здесь будто на каждом шагу подстерегали ловушки, капканы. – Этого у нее не отнять.
– Вы пошли в кафешку в торговом центре, она хвасталась новыми шмотками, вы и дальше играли в угадайку. Ты, как ни странно, в основном помалкивала. Но обрати внимание, Вики спросила: ты сейчас в Тринити? Видимо, незадолго до нервного срыва ты ей пожаловалась, что у тебя Университетский колледж уже в печенках сидит. И ты подумываешь перевестись – в Тринити, а может, за границу. Припоминаешь?
– Да, – подтвердила я. И не спеша опустилась на Лексину кровать. – Да.
Близился конец семестра, а Фрэнк мне так и не сказал, продолжится ли операция после летних каникул, и я на всякий случай готовила пути к отступлению. А на Вики можно было рассчитывать – любую сплетню мигом разнесет на весь колледж.
Голова шла кругом, перед глазами плыли странные узоры, меняясь, будто в калейдоскопе. То, что эта девушка выбрала Тринити – тот самый колледж, который я когда-то бросила, – с самого начала настораживало, но на деле все оказалось еще хуже. Вроде бы небольшое совпадение – встретились две девушки в маленьком городе, а Вики-Липучка только и знает искать, к кому бы присосаться. Лекси очутилась в Тринити не случайно и не по зову свыше, что толкал ее на мой путь. Я сама ей подсказала. Вместе мы работали слаженно, я и она. Я сама привела ее в этот дом, в эту жизнь, шаг за шагом, неуклонно, как и она меня.
Фрэнк между тем заливался соловьем:
– А наша девочка отвечает: нет, я пока что нигде не учусь, я путешествовала. А куда ездила, толком не сказала, Вики думает, что в психушке лежала. Но это нам на руку, Вики считает, что психушка эта в Штатах или в Канаде. Во-первых, она помнит про твою выдуманную канадскую родню, а главное, за то время, пока вы не виделись, у тебя откуда-то появился заметный американский акцент. Теперь мы не только знаем, когда и как эта девушка присвоила имя Лекси Мэдисон, но и примерно представляем, откуда начинать поиски. За это мы должны угостить Вики-Липучку коктейлем.
– Сам и угощай, – сказала я. И не узнала своего голоса, но Фрэнк на радостях ничего не заметил.
– Я созвонился с ребятами из ФБР, сегодня вышлю им по электронной почте документы и фото. Вполне вероятно, девочка наша в бегах, так что, может, что полезное и узнают.
Из зеркала на туалетном столике на меня смотрела Лекси в трех экземплярах.
– Держи меня в курсе, хорошо? – попросила я. – Если будут новости, скажи.
– Ладно. Хочешь с дружком своим поговорить? Вот он, рядом.
Сэм и Фрэнк в одном кабинете. Подумать только!
– Чуть позже ему перезвоню, – ответила я.
На заднем плане забубнил голос Сэма, и мне вдруг так захотелось с ним поговорить, что аж скрутило.
– Говорит, проверил все данные за последние полгода твоей работы в Убийствах, – продолжал Фрэнк, – и всех, кому ты могла насолить, так или иначе исключил. Обещал держать тебя в курсе.
Другими словами, операция “Весталка” тут ни при чем. Сэм, Сэм. Через вторые руки, издалека пытается меня успокоить – тихо, упорно старается отмести единственную понятную ему угрозу. Интересно, сколько ему удалось поспать в эту ночь?
– Спасибо, – ответила я. – Передай ему спасибо, Фрэнк. Скажи, что я скоро перезвоню.
Мне захотелось на свежий воздух – и глаза устали пялиться на пыльную мебель, и жутковато было в доме, где, казалось, даже сам воздух обо мне что-то знает, дом за мной наблюдает, подмигивает украдкой. Я пошла к холодильнику, сделала два бутерброда – один с индейкой (горчица у них отменная!), другой с повидлом, – плеснула в термос кофе и взяла все это с собой на прогулку. Скоро, очень скоро мне предстоит бродить по здешним тропинкам в темноте, да еще и на пару с убийцей, который их знает как свои пять пальцев. Не мешало бы загодя осмотреться как следует.
Оказалось, эта местность – настоящий лабиринт, десятки узких тропок вьются из ниоткуда в никуда среди кустов, полей и рощ, но ориентировалась я намного лучше, чем ожидала, сбилась с дороги всего дважды. Спасибо Фрэнку, не зря меня учил. Проголодавшись, я влезла на каменную стену и принялась за бутерброды с кофе, любуясь склонами гор и мысленно посылая подальше и Домашнее насилие, и Мейера с вонючим ртом. День был солнечный, яркий, высоко в прохладном небе висели легкие облачка, но за всю прогулку я не встретила ни души. Где-то далеко залаяла собака, ее подозвали свистом. Неужто Глэнскхи стерли с лица земли бластером и никто не заметил?
На обратном пути я осмотрела как следует всю территорию усадьбы. Марчи лишились большей части поместья, но и то, что осталось, впечатляло. Каменные стены выше моего роста, а вдоль них деревья, в основном боярышник, которому дом и обязан своим именем, но заметила я и дубы, и ясени, и зацветающую яблоню. Ветхая конюшня – вдали от дома, чтобы не долетал запах, – служила Дэниэлу и Джастину гаражом. Когда-то в ней помещалось шесть лошадей, а теперь был свален пыльный садовый инвентарь и брезент; судя по всему, к ним давно никто не прикасался, ну и я не стала ничего трогать.
За домом раскинулся луг, ярдов сто в ширину, на границе луга густые деревья и каменная стена, увитая плющом. В стене – ржавая железная калитка, откуда Лекси вышла в ту последнюю ночь навстречу смерти, а рядом, в укромном уголке, – широкая заросшая грядка. Я узнала розмарин и лавр – та самая грядка с зеленью, о которой говорила Эбби накануне вечером. Казалось, с тех пор прошли месяцы.
Издалека дом выглядел изящным и таинственным, будто на старинной акварели. Вдруг прошуршал по траве ветерок, всколыхнул длинные лозы плюща, и земля чуть не ушла у меня из-под ног. У стены, ярдах в двадцати-тридцати от меня, кто-то притаился среди плюща; кто-то стройный, легкий как тень, сидел на троне. Волосы у меня на затылке зашевелились.
Револьвер я оставила за тумбочкой Лекси. Закусив губу и не спуская глаз с плюща, я схватила толстую сломанную ветку, а плющ между тем вновь замер – ветер стих, и сад сверкал на солнце, неподвижный, сонный. Я двинулась вдоль стены, сжав покрепче ветку, и откинула завесу плюща.
Там было пусто. Стволы деревьев, раскидистые ветви и плющ образовали у стены укромный уголок, небольшую уютную нишу. В нише – две каменные скамьи, а между ними из отверстия в стене сочится струйка воды, стекает по низким ступеням в крохотный мутный пруд, вот и все. Заплясали тени, и вновь мне почудилось на миг, будто скамьи стали вдруг выше, а на одной из них сидит кто-то стройный, осанистый. Я опустила занавес из плюща – видение исчезло.
Теперь уже не только дом казался мне живым существом. Я отдышалась, осмотрела нишу. Скамьи кое-где поросли мхом, но большую часть мха недавно соскоблили – про это место кто-то знал. Годится ли этот уголок для встреч? – пожалуй, нет, чересчур близко к дому, вряд ли сюда пускают чужих, да и ковер из листвы и веток вокруг пруда явно нехоженый. Я поскребла его мыском туфли – обнажились широкие гладкие плиты. Блеснул в грязи металл, сердце екнуло – нож! – нет, что-то другое, маленькое. Пуговица, мятая, исцарапанная, а на ней – единорог и лев. Кто-то тут давным-давно служил в британской армии.
Отверстие, откуда лилась вода, было забито грязью. Спрятав в карман пуговицу, я опустилась на колени, стала его прочищать, орудуя веткой. Стена была толстая, возилась я долго, а когда закончила, получился небольшой водопад – журчал весело, а руки у меня пахли свежей землей и палой листвой.
Я сполоснула руки, посидела на скамье с сигаретой, слушая шум воды. Здесь было хорошо – тепло, тихо и уютно, будто в звериной норке или в тайном укрытии ребенка. Пруд стал наполняться, над ним толклась мошкара. Излишек воды уходил через крохотный желоб в землю; я выловила из пруда листья, и вода в нем стала такой чистой, что я увидела в ней свое отражение, подернутое мелкой рябью.
На часах Лекси половина четвертого. Я продержалась сутки, посрамив тех, кто ставил против меня. Сунув недокуренную сигарету обратно в пачку и раздвинув занавес из плюща, я пошла в дом, читать черновики диссертации. Повернулся в замке ключ, скрипнула дверь, в прихожую ворвался свежий воздух, и дом уже не выглядел враждебным, он словно улыбнулся и ласково погладил меня по щеке: добро пожаловать!
7
В тот вечер я вышла на прогулку. Надо было позвонить Сэму, да и мы с Фрэнком решили, что чем раньше Лекси вернется к привычному распорядку, тем лучше – не стоит заострять внимание на травме, это следует приберечь как козырь. Небольших различий в поведении не избежать, но пусть остальные спишут всё на ранение, и чем больше я буду лажать, тем вероятнее, что кто-нибудь подумает: господи, Лекси теперь совсем другой человек.
После ужина мы сидели в гостиной. Дэниэл, Джастин и я читали, Раф наигрывал на пианино неспешную моцартовскую фантазию, то и дело прерываясь и повторяя пассажи, что особенно ему нравились или где он только что сбился; Эбби, склонив голову, шила кукле нижнюю юбку из старинного ажурного полотна крохотными, почти невидимыми стежками. Ничего зловещего я в этой кукле не видела, не из тех, что смахивают на одутловатых безобразных взрослых, – длинная темная коса, задумчивое мечтательное лицо, вздернутый носик, спокойные карие глаза, – но я понимала, почему ребят от нее в дрожь бросает. Кукла лежала враскорячку у Эбби на коленях, и от взгляда ее больших печальных глаз мне делалось почему-то стыдно, и было что-то тревожащее, неприятное в ее тугих кудряшках.
Ближе к одиннадцати я встала и направилась к стенному шкафу за кроссовками (в свой суперсексуальный корсет я влезла еще до ужина, чтобы не изменять привычкам Лекси и не уходить не вовремя к себе в комнату; Фрэнк бы мной гордился). Опустившись на каминный коврик, я поморщилась, тихонько охнула, и Джастин встрепенулся:
– Что с тобой? Нужны таблетки?
– Не-а, – ответила я, распутывая шнурок. – Просто неудачно села.
– На прогулку? – спросила Эбби, подняв взгляд от куклы.
– Ага. – Я сунула ногу в кроссовку. На стельке виднелся контур ступни, чуть поуже моей.
И вновь все в комнате будто затаили дыхание. Раф взял на пианино аккорд, и эхо еще не отзвучало.
– А стоит ли? – спросил Дэниэл, заложив пальцем страницу.
– Чувствую я себя отлично, – сказала я. – Швы болят только при резких движениях, от прогулки не разойдутся, не бойся.
– Я не про это, – пояснил Дэниэл. – Тебе не страшно?
Четыре пары глаз уставились на меня, будто просвечивая насквозь. Я пожала плечами, затянула потуже шнурок.
– Нет.
– Почему нет? Ты уж прости за любопытство.
Раф поерзал, заиграл взволнованную трель где-то на верхних октавах. Джастин поморщился.
– Потому что, – ответила я. – Не боюсь, и все.
– Но ведь всякий бы на твоем месте боялся, разве не так? Ведь ты даже не знаешь…
– Дэниэл, – сказал почти шепотом Раф, – отстань от нее.
– Лучше бы тебе остаться, – проронил Джастин. И весь скривился, точно у него живот свело. – Честное слово.
– Мы волнуемся, Лекс, – прошептала Эбби. – Даже если тебе хоть бы что.
Трель все еще звучала, назойливо, как будильник.
– Раф, – взмолился Джастин, зажав ладонью ухо, – перестань.
Раф словно и не слышал.
– Она и так истеричка, а вы ее еще подзуживаете…
Я оторвала зубами кусочек пластыря.
– А я должна ее помнить?
– Высокая стройная блондинка, волосы длинные. Тарахтит как из пулемета. Не моргает.
– О боже, – выдохнула я, наклеивая пластырь. – Вики-Липучка! Вот вам и привет из прошлого!
Вики-Липучка – моя однокурсница, изучала в Университетском колледже что-то невнятное. У нее стеклянные голубые глаза, целая куча побрякушек под цвет глаз и сверхъестественная способность тянуть щупальца ко всем полезным людям, в основном к богатеньким парням и девчонкам-тусовщицам. Почему-то она сочла и меня достойной внимания – или просто надеялась на бесплатную наркоту.
– Она самая. Когда ты с ней встречалась в последний раз?
Я закрыла чемодан, спрятала под кровать, напрягла память: Вики не из тех, кто запоминается надолго.
– Кажется, за несколько дней до того, как меня вывели из дела. Потом раз или два наткнулась на нее в городе, но притворилась, будто не заметила.
– Занятно, – сказал Фрэнк, и я представила его хищную улыбку, – ведь она с тобой виделась гораздо позже. Вы мило поболтали в январе две тысячи второго – дату она помнит, потому что как раз сходила на зимнюю распродажу, купила супермодное пальто и хвасталась тебе. Упоминалась – цитирую – “настоящая натуральная замша цвета ламантина”, хотя я понятия не имею, что за зверь ламантин. Ничего не напоминает?
– Нет, – ответила я. Сердце стучало медленно, тяжело, каждый удар отдавался в кончиках пальцев. – Это была не я.
– Я так и подумал. Разговор Вики помнит прекрасно, почти слово в слово, память у этой девицы отменная, не свидетель, а просто мечта, если до этого дойдет. Хочешь узнать, о чем вы говорили?
Так уж устроена Вики: поскольку собственных мыслей в голове у нее негусто, память ее хранит разговоры почти без изменений. Это одна из причин, почему я с ней водилась.
– Напомни, – отозвалась я.
– Столкнулись вы на Графтон-стрит. По ее словам, ты была “в полной отключке”, сначала ее не узнала, не сразу вспомнила, где вы в последний раз виделись. Ты все списала на жуткое похмелье, но она слыхала про твой нервный срыв и решила, что все из-за него.
Фрэнк был в ударе: голос бодрый, как поступь хищника на охоте. Мне было, в отличие от него, несладко. Я и так догадывалась, как все было, не хватало лишь подробностей, и меня вовсе не радовало, что моя версия подтвердилась.
– Но едва ты ее узнала, как сразу оживилась. Даже предложила кофе выпить, поболтать. Кто бы ни была наша девочка, владеть она собой умела.
– Да, – согласилась я. И вдруг поняла, что сижу в позе низкого старта, готовая к броску. В спальне Лекси мне было не по себе, здесь будто на каждом шагу подстерегали ловушки, капканы. – Этого у нее не отнять.
– Вы пошли в кафешку в торговом центре, она хвасталась новыми шмотками, вы и дальше играли в угадайку. Ты, как ни странно, в основном помалкивала. Но обрати внимание, Вики спросила: ты сейчас в Тринити? Видимо, незадолго до нервного срыва ты ей пожаловалась, что у тебя Университетский колледж уже в печенках сидит. И ты подумываешь перевестись – в Тринити, а может, за границу. Припоминаешь?
– Да, – подтвердила я. И не спеша опустилась на Лексину кровать. – Да.
Близился конец семестра, а Фрэнк мне так и не сказал, продолжится ли операция после летних каникул, и я на всякий случай готовила пути к отступлению. А на Вики можно было рассчитывать – любую сплетню мигом разнесет на весь колледж.
Голова шла кругом, перед глазами плыли странные узоры, меняясь, будто в калейдоскопе. То, что эта девушка выбрала Тринити – тот самый колледж, который я когда-то бросила, – с самого начала настораживало, но на деле все оказалось еще хуже. Вроде бы небольшое совпадение – встретились две девушки в маленьком городе, а Вики-Липучка только и знает искать, к кому бы присосаться. Лекси очутилась в Тринити не случайно и не по зову свыше, что толкал ее на мой путь. Я сама ей подсказала. Вместе мы работали слаженно, я и она. Я сама привела ее в этот дом, в эту жизнь, шаг за шагом, неуклонно, как и она меня.
Фрэнк между тем заливался соловьем:
– А наша девочка отвечает: нет, я пока что нигде не учусь, я путешествовала. А куда ездила, толком не сказала, Вики думает, что в психушке лежала. Но это нам на руку, Вики считает, что психушка эта в Штатах или в Канаде. Во-первых, она помнит про твою выдуманную канадскую родню, а главное, за то время, пока вы не виделись, у тебя откуда-то появился заметный американский акцент. Теперь мы не только знаем, когда и как эта девушка присвоила имя Лекси Мэдисон, но и примерно представляем, откуда начинать поиски. За это мы должны угостить Вики-Липучку коктейлем.
– Сам и угощай, – сказала я. И не узнала своего голоса, но Фрэнк на радостях ничего не заметил.
– Я созвонился с ребятами из ФБР, сегодня вышлю им по электронной почте документы и фото. Вполне вероятно, девочка наша в бегах, так что, может, что полезное и узнают.
Из зеркала на туалетном столике на меня смотрела Лекси в трех экземплярах.
– Держи меня в курсе, хорошо? – попросила я. – Если будут новости, скажи.
– Ладно. Хочешь с дружком своим поговорить? Вот он, рядом.
Сэм и Фрэнк в одном кабинете. Подумать только!
– Чуть позже ему перезвоню, – ответила я.
На заднем плане забубнил голос Сэма, и мне вдруг так захотелось с ним поговорить, что аж скрутило.
– Говорит, проверил все данные за последние полгода твоей работы в Убийствах, – продолжал Фрэнк, – и всех, кому ты могла насолить, так или иначе исключил. Обещал держать тебя в курсе.
Другими словами, операция “Весталка” тут ни при чем. Сэм, Сэм. Через вторые руки, издалека пытается меня успокоить – тихо, упорно старается отмести единственную понятную ему угрозу. Интересно, сколько ему удалось поспать в эту ночь?
– Спасибо, – ответила я. – Передай ему спасибо, Фрэнк. Скажи, что я скоро перезвоню.
Мне захотелось на свежий воздух – и глаза устали пялиться на пыльную мебель, и жутковато было в доме, где, казалось, даже сам воздух обо мне что-то знает, дом за мной наблюдает, подмигивает украдкой. Я пошла к холодильнику, сделала два бутерброда – один с индейкой (горчица у них отменная!), другой с повидлом, – плеснула в термос кофе и взяла все это с собой на прогулку. Скоро, очень скоро мне предстоит бродить по здешним тропинкам в темноте, да еще и на пару с убийцей, который их знает как свои пять пальцев. Не мешало бы загодя осмотреться как следует.
Оказалось, эта местность – настоящий лабиринт, десятки узких тропок вьются из ниоткуда в никуда среди кустов, полей и рощ, но ориентировалась я намного лучше, чем ожидала, сбилась с дороги всего дважды. Спасибо Фрэнку, не зря меня учил. Проголодавшись, я влезла на каменную стену и принялась за бутерброды с кофе, любуясь склонами гор и мысленно посылая подальше и Домашнее насилие, и Мейера с вонючим ртом. День был солнечный, яркий, высоко в прохладном небе висели легкие облачка, но за всю прогулку я не встретила ни души. Где-то далеко залаяла собака, ее подозвали свистом. Неужто Глэнскхи стерли с лица земли бластером и никто не заметил?
На обратном пути я осмотрела как следует всю территорию усадьбы. Марчи лишились большей части поместья, но и то, что осталось, впечатляло. Каменные стены выше моего роста, а вдоль них деревья, в основном боярышник, которому дом и обязан своим именем, но заметила я и дубы, и ясени, и зацветающую яблоню. Ветхая конюшня – вдали от дома, чтобы не долетал запах, – служила Дэниэлу и Джастину гаражом. Когда-то в ней помещалось шесть лошадей, а теперь был свален пыльный садовый инвентарь и брезент; судя по всему, к ним давно никто не прикасался, ну и я не стала ничего трогать.
За домом раскинулся луг, ярдов сто в ширину, на границе луга густые деревья и каменная стена, увитая плющом. В стене – ржавая железная калитка, откуда Лекси вышла в ту последнюю ночь навстречу смерти, а рядом, в укромном уголке, – широкая заросшая грядка. Я узнала розмарин и лавр – та самая грядка с зеленью, о которой говорила Эбби накануне вечером. Казалось, с тех пор прошли месяцы.
Издалека дом выглядел изящным и таинственным, будто на старинной акварели. Вдруг прошуршал по траве ветерок, всколыхнул длинные лозы плюща, и земля чуть не ушла у меня из-под ног. У стены, ярдах в двадцати-тридцати от меня, кто-то притаился среди плюща; кто-то стройный, легкий как тень, сидел на троне. Волосы у меня на затылке зашевелились.
Револьвер я оставила за тумбочкой Лекси. Закусив губу и не спуская глаз с плюща, я схватила толстую сломанную ветку, а плющ между тем вновь замер – ветер стих, и сад сверкал на солнце, неподвижный, сонный. Я двинулась вдоль стены, сжав покрепче ветку, и откинула завесу плюща.
Там было пусто. Стволы деревьев, раскидистые ветви и плющ образовали у стены укромный уголок, небольшую уютную нишу. В нише – две каменные скамьи, а между ними из отверстия в стене сочится струйка воды, стекает по низким ступеням в крохотный мутный пруд, вот и все. Заплясали тени, и вновь мне почудилось на миг, будто скамьи стали вдруг выше, а на одной из них сидит кто-то стройный, осанистый. Я опустила занавес из плюща – видение исчезло.
Теперь уже не только дом казался мне живым существом. Я отдышалась, осмотрела нишу. Скамьи кое-где поросли мхом, но большую часть мха недавно соскоблили – про это место кто-то знал. Годится ли этот уголок для встреч? – пожалуй, нет, чересчур близко к дому, вряд ли сюда пускают чужих, да и ковер из листвы и веток вокруг пруда явно нехоженый. Я поскребла его мыском туфли – обнажились широкие гладкие плиты. Блеснул в грязи металл, сердце екнуло – нож! – нет, что-то другое, маленькое. Пуговица, мятая, исцарапанная, а на ней – единорог и лев. Кто-то тут давным-давно служил в британской армии.
Отверстие, откуда лилась вода, было забито грязью. Спрятав в карман пуговицу, я опустилась на колени, стала его прочищать, орудуя веткой. Стена была толстая, возилась я долго, а когда закончила, получился небольшой водопад – журчал весело, а руки у меня пахли свежей землей и палой листвой.
Я сполоснула руки, посидела на скамье с сигаретой, слушая шум воды. Здесь было хорошо – тепло, тихо и уютно, будто в звериной норке или в тайном укрытии ребенка. Пруд стал наполняться, над ним толклась мошкара. Излишек воды уходил через крохотный желоб в землю; я выловила из пруда листья, и вода в нем стала такой чистой, что я увидела в ней свое отражение, подернутое мелкой рябью.
На часах Лекси половина четвертого. Я продержалась сутки, посрамив тех, кто ставил против меня. Сунув недокуренную сигарету обратно в пачку и раздвинув занавес из плюща, я пошла в дом, читать черновики диссертации. Повернулся в замке ключ, скрипнула дверь, в прихожую ворвался свежий воздух, и дом уже не выглядел враждебным, он словно улыбнулся и ласково погладил меня по щеке: добро пожаловать!
7
В тот вечер я вышла на прогулку. Надо было позвонить Сэму, да и мы с Фрэнком решили, что чем раньше Лекси вернется к привычному распорядку, тем лучше – не стоит заострять внимание на травме, это следует приберечь как козырь. Небольших различий в поведении не избежать, но пусть остальные спишут всё на ранение, и чем больше я буду лажать, тем вероятнее, что кто-нибудь подумает: господи, Лекси теперь совсем другой человек.
После ужина мы сидели в гостиной. Дэниэл, Джастин и я читали, Раф наигрывал на пианино неспешную моцартовскую фантазию, то и дело прерываясь и повторяя пассажи, что особенно ему нравились или где он только что сбился; Эбби, склонив голову, шила кукле нижнюю юбку из старинного ажурного полотна крохотными, почти невидимыми стежками. Ничего зловещего я в этой кукле не видела, не из тех, что смахивают на одутловатых безобразных взрослых, – длинная темная коса, задумчивое мечтательное лицо, вздернутый носик, спокойные карие глаза, – но я понимала, почему ребят от нее в дрожь бросает. Кукла лежала враскорячку у Эбби на коленях, и от взгляда ее больших печальных глаз мне делалось почему-то стыдно, и было что-то тревожащее, неприятное в ее тугих кудряшках.
Ближе к одиннадцати я встала и направилась к стенному шкафу за кроссовками (в свой суперсексуальный корсет я влезла еще до ужина, чтобы не изменять привычкам Лекси и не уходить не вовремя к себе в комнату; Фрэнк бы мной гордился). Опустившись на каминный коврик, я поморщилась, тихонько охнула, и Джастин встрепенулся:
– Что с тобой? Нужны таблетки?
– Не-а, – ответила я, распутывая шнурок. – Просто неудачно села.
– На прогулку? – спросила Эбби, подняв взгляд от куклы.
– Ага. – Я сунула ногу в кроссовку. На стельке виднелся контур ступни, чуть поуже моей.
И вновь все в комнате будто затаили дыхание. Раф взял на пианино аккорд, и эхо еще не отзвучало.
– А стоит ли? – спросил Дэниэл, заложив пальцем страницу.
– Чувствую я себя отлично, – сказала я. – Швы болят только при резких движениях, от прогулки не разойдутся, не бойся.
– Я не про это, – пояснил Дэниэл. – Тебе не страшно?
Четыре пары глаз уставились на меня, будто просвечивая насквозь. Я пожала плечами, затянула потуже шнурок.
– Нет.
– Почему нет? Ты уж прости за любопытство.
Раф поерзал, заиграл взволнованную трель где-то на верхних октавах. Джастин поморщился.
– Потому что, – ответила я. – Не боюсь, и все.
– Но ведь всякий бы на твоем месте боялся, разве не так? Ведь ты даже не знаешь…
– Дэниэл, – сказал почти шепотом Раф, – отстань от нее.
– Лучше бы тебе остаться, – проронил Джастин. И весь скривился, точно у него живот свело. – Честное слово.
– Мы волнуемся, Лекс, – прошептала Эбби. – Даже если тебе хоть бы что.
Трель все еще звучала, назойливо, как будильник.
– Раф, – взмолился Джастин, зажав ладонью ухо, – перестань.
Раф словно и не слышал.
– Она и так истеричка, а вы ее еще подзуживаете…