Шляпники

– Проклятье, – услышала Корделия шёпот Кух за спиной.

– Добро пожаловать в ваш Гилдхолл. – Принцесса Георгина улыбнулась. – Последние несколько дней мы провели, приводя его в порядок для вас!

Посреди чертога стоял длинный стол, накрытый кружевной скатертью и ломящийся от тортов. Рядом с ними высились гигантские груды ананасов.

– Ананасы послал король Луи, – сказала принцесса Корделии. – В знак своей дружбы.

Королевские музыканты на приподнятой сцене заиграли на инструментах, а лакеи стали разносить подносы со звякающими бокалами.

Гилдхолл был полон Творцов всех возрастов. Трое Часотворцев оглядывали собравшихся, стоя у стенки. Плащетворцы важно расхаживали по залу всей толпой. Перчаткотворцы столпились шумной кучкой.

Корделия заметила стоящего рядышком с его семьёй Гуся. Это был первый раз, когда она видела его после Тауэра. Гусь был одет в слишком тесный костюм и выглядел слегка придушенным шейным платком. Мать крепко сжимала его ладонь в своей. Сэм свистнула, Гусь оглянулся, и Корделия увидела, как при виде них его лицо озарилось улыбкой. Она подняла руку, чтобы помахать, но мать утащила его за спину отца.

– Мы придумаем, как с ним поболтать, – прошептала Сэм на ухо Корделии. – Идём – давай-ка оглядимся.

Сэм направилась прямиком к столу с тортами, и Корделия уже собиралась идти за ней следом, как вдруг в глаза ей бросился герб Тростетворцев, висящий над дверью их мастерской.

От вида этих скрещенных молний её пробрала дрожь. Но под волной ужаса трепыхалась, как птенец, жалость.

Далиле Тростетворец было девять лет, когда она осталась одна, без родных и друзей.

Корделия подошла к двери Тростетворцев. Она единственная осталась неукрашенной. Никто не повесил на неё ни цветов, ни флажков: она была голая и заброшенная.

Корделия потянулась к ручке.

– Нет, мисс. – Перед ней возник лакей, загораживая проход. – Туда нельзя. Там опасно.

Корделия отвела руку.

– Что там опасного? – спросила она.

– Лучше ничего там не трогать, мисс, – сказал лакей, твёрдо ставя ногу перед дверью.

– ВНИМАНИЕ, ТВОРЦЫ! – проорал герольд, ударяя в медные тарелки. – Пожалуйста, займите свои места! Мы с гордостью представляем вам новый Захватывающий Спектакль! С участием непревзойдённого актёра сэра Хьюго Лейся-песня в Великой Героической Роли Спасителя Мира! Повесть о Храбрости и Коварстве! О рыдающих Девах и подлых Моряках! Об Отваге и Героизме, каких не видывал мир со времён самого Шекспира…

– Да НАЧИНАЙТЕ уже! – взревел король.

Через три секунды свет погас и спектакль начался. Творцы в темноте расселись по местам, а на сцену вскочил сэр Хьюго.

Спектакль оказался немногим больше детального сражения на мечах. Пять минут спустя, после недолгих стенаний юноши, переодетого в принцессу, и пары недобрых слов, изрыгнутых дородным моряком, сэр Хьюго оттеснил их в сторону и погрузился в самую гущу героической схватки. Он отважно боролся с уродливым капитаном корабля и двенадцатью амбалами-стражниками одновременно.

Глядя, как сэр Хьюго сражает своих врагов, Корделия осознала, что актёру больше не нужна шляпа от боязни сцены. Он и сам прекрасно справляется.

Она повернулась и украдкой вгляделась в толпу. Обе пары близнецов-Перчаткотворцев с кровожадным восторгом наблюдали, как сэр Хьюго громит своих противников. Тремя рядами впереди них сидел Гусь. На лице у него было выражение такого абсолютного неверия, что Корделия фыркнула от смеха.

Гусь перевёл взгляд на неё. Корделия приподняла брови, будто говоря: «Не припоминаю, чтобы сэр Хьюго и на корабле так сражался».

В ответ Гусь расплылся в улыбке.

– Получай! – вопил сэр Хьюго. – Вот тебе! И вот!

Сэр Хьюго отсёк пуговицы на костюме актёра, игравшего капитана, и его штаны свалились на сцену, являя миру бельё в оборках. Публика разразилась хохотом и аплодисментами. Сэр Хьюго отвесил несколько поклонов.

Сиденье рядом с Корделией пустовало. Сэм Ловкохват куда-то делась.

«У меня есть мысль, где она может быть», – подумала Корделия, тоже сползая с сиденья.

И конечно, стоило ей приподнять скатерть на длинном столе, как она обнаружила Сэм. В каждой руке та держала по куску торта, а под рубашкой у неё были припрятаны несколько серебряных ложечек.

– Не возражаешь, если я присоединюсь? – спросила Корделия.

– Располагайся! – Сэм улыбнулась с набитым тортом ртом.

Корделия залезла под стол, по пути прихватив корзинку с вареньем. Минуту спустя скатерть снова приподнялась, и под стол заглянул Гусь.

– Привет! – прошептал Гусь. – Для меня местечко найдётся?

– Всегда! – ответила Корделия, подвинувшись.

Гусь робко улыбнулся Сэм, осторожно втискиваясь с ней рядом.

Полчаса они весело уминали торты и печенья, слушая раскаты смеха и аплодисментов зрителей сэра Хьюго.


– Тебе нравится жить в Доме Шляпников? – спросил Гусь Сэм.

– Ещё как! – сказала Сэм, уписывая булочку с кремом. – Кух мне стряпает всё, что я захочу, и пока что мне ток один раз пришлось вымыться.

Гусь хмыкнул.

– Надеюсь, мне когда-нибудь позволят снова побывать в Доме Шляпников, – с лёгкой завистью сказал он. – Матушка всё ещё сердится на меня. Она сказала, нечего Башмачникам водиться с Шляпниками.

На секунду он напрягся, а потом выглянул из-под бахромы скатерти.

– Всё нормально – она смотрит спектакль. – Он вздохнул, смущённо поворачиваясь к девочкам.

Корделия подавила смешок.

– Но почему ты до сих пор одета как мальчик, Сэм? – спросил Гусь, игнорируя фырканье Корделии. – И зачем ты вообще так одевалась?

Сэм скривилась и посмотрела на Гуся, прищурившись. Потом она покосилась на ножки стола. Корделия подозревала, что она разрабатывала путь побега на тот случай, если что-то пойдёт не так.

– Дело в том, Гусь, – сказала Сэм, – что я была воровкой. Теперь я исправилась: с пятницы я настоящая паинька. Правда, Кор? – Она подмигнула Корделии. – Мальчишкам-то на улице попроще, – продолжила Сэм. – Не прям просто, но попроще. С мальчишками всякие беды приключаются, но с девчонками кой-чего хуже бывает. Поэтому я ся маскировала.

Гусь понимающе кивнул.

– И потом, я как-то с Вороловом повздорила, и он-то искал девчонку, так что я переоделась в мальчишку. – Сэм расплылась в улыбке. – Ну и в мальчишеской одежде куда удобнее, чем в девчачьей, не без этого.

– Согласна, – пробормотала Корделия, потянув себя за поясок. – Может, и мне попробовать.

Сэм хихикнула.

– У Кух истерика случится! Я б на это поглядела!

– По крайней мере, ты можешь больше не переживать о Воролове, – сказала Корделия.

– Почему? – спросил Гусь.

– Он всё ещё был в мастерской, обмотанный лентами, когда стража из Ньюгейтской тюрьмы пришла арестовать его за то, что он инсценировал покушение в театре!

Гусь ухмыльнулся, воображая это зрелище.

– Корделия Шляпник! Лукас Башмачник! Сэм Ловкохват! – позвал их чей-то голос.

Все трое подпрыгнули и ударились головами о стол.

– Ой-ой, – сказал Гусь. – Попадёт нам.

Сэм попыталась уползти, но Корделия удержала её за ногу.

– Ну же, Сэм, – сказала она. – Получим, так все вместе.

Они выползли из-под стола, вытирая с лиц крошки. Сэм схватила ещё кусок торта на тот случай, если больше шанса не представится.

На сцене стояла принцесса. В Шляпе Мира, которую сотворили для неё Корделия, Гусь, Сэм и Кух, она выглядела просто великолепно. Несмотря на то что шляпе пришлось многое пережить, золотая звезда со шпиля по-прежнему поблёскивала, Солнечносахарный ореол сиял, перья переливались, а Прыгучий Боб скакал. Принцесса улыбнулась, увидев вылезших из-под стола детей.

– Вот вы где! – просияла она. – Пожалуйста, Корделия, Лукас и Сэм, подойдите сюда!

Чувствуя жар и желание почесаться, все трое поднялись на сцену под пристальными взглядами публики.

– Я всем сердцем благодарю вас, – начала принцесса. – Эта шляпа, которую вы сотворили, остановила войну. За вашу огромную отвагу я награждаю каждого из вас Орденом Золотого Сердца.

Принцесса приколола каждому на грудь по золотой медали в форме сердца. Сэм немедленно попробовала свою на зуб – проверить, настоящее ли это золото (настоящее). Гусь покраснел, как Жар-курица, а у Корделии появилось чувство, будто в груди заплясала дюжина Сицилийских Прыгучих Бобов. Публика ликовала, аплодируя им.

Корделия глубоко вдохнула. Было кое-что, что ей хотелось сказать. Она не знала, какими именно словами это выразить, но знала, что именно чувствует, и хотела это озвучить.

– Творцы! – начала она.

Толпа умолкла. Каждый лондонский Творец глядел на Корделию. Она сглотнула. Теперь, когда она привлекла всеобщее внимание, нужно было продолжать.

– Эм… Мы творили веками, но всегда сосредотачивались на… на первых частях наших имён: Плащ, Перчатки, Часы, Башмаки… Шляпа…

Она запнулась, бросив взгляд на закрытые двери Тростетворческой мастерской и задумавшись о девятилетней девочке, лишившейся семьи и озлобившейся из-за этого.

– Эм-м, я хочу сказать… Что я хочу сказать: мы все Творцы, – продолжила Корделия. – Пол-имени у нас одинаковое. Давайте не будем об этом забывать. Опять.

Речь не получилась ни изящной, ни длинной, но в этом и не было нужды. Корделия сказала именно то, что чувствовала.

Раздались вялые аплодисменты, но посреди толпы Творцов тётушка Ариадна, дядюшка Тибериус, пратётушка Петронелла, Кух и Джонс хлопали громко и долго. Корделия улыбнулась им, и ей захотелось, чтобы все остальные перестали на неё таращиться.