Шляпники

Корделия поражённо остановилась посреди улицы.

– Но где остальные пять часов? – спросила она, скача следом за дядей.

Он как будто не услышал её.

На противоположном тротуаре, отделённом от Шляпников грязной дорогой и водостоком, сквозь мельтешение карет и повозок Корделия заметила Плащетворцев. Это была большая семья, целых восемь человек, и шли они элегантной процессией. Они двигались в том же направлении, что и Шляпники, и одеты в, судя по всему, свои лучшие одежды. На лицах у всех были самые каменные выражения.

Странно.

– Дядюшка… смотри… – Корделия указала на них.

Он закряхтел и прищурился, но удивлённым не выглядел.

– Сюда! – окликнула тётушка Ариадна, на полном ходу сворачивая за угол. Корделия семенила за ней следом.

Теперь они шагали по переулку, по обе стороны которого высились, напоминая скалы в ущелье, задние стороны зданий. Шляпники свернули за угол раз, второй, переулок петлял, становясь темнее и уже.

Круто развернувшись, тётушка Ариадна внезапно остановилась. Корделия врезалась в неё. Колёса пратётушкиного кресла взвизгнули, когда дядюшка Тибериус остановил его.

Шляпники стояли на убогой площади перед ужасно старым зданием. Оно было высоченным и громадным, с рубиново-красными кирпичными стенами, широкими окнами, разделёнными на ромбы, и извилистыми трубами.

На постаменте над украшенной железными заклёпками дубовой дверью стояла статуя какого-то человека. Он походил на ту резную фигурку, которая появилась из часов в вестибюле Шляпников, вот только эта была в натуральную величину. На каменном лице человека сияла триумфальная улыбка, и, казалось, ему было всё равно, что его шляпа слегка осыпалась или что его элегантная трость отколота.

Несмотря на всю свою внушительность, здание производило впечатление печального и заброшенного, словно его стены и пустые окна тосковали о чём-то.

– Тётушка Ариадна, что это за место? – спросила Корделия, затаив дыхание.

Тётушка поглядела на неё сверху вниз со странной смесью печали и гордости на лице.

– Только Творцы и монархи могут открыть эти двери, – ответила она, протягивая руку к медной ручке и поворачивая её.

Двери со стоном распахнулись, демонстрируя тёмный вестибюль.

Корделия шагнула внутрь.





Глава 19





Воздух был густым от пыли и магии.

Прежде чем глаза успели привыкнуть к сумраку, Корделия могла почуять историю здания, в котором оказалась: известковый запах мраморных полов и смоляную сладость обшитых деревянными панелями стен. Она наощупь двинулась вперёд и скользнула сквозь бархатные шторы, колючие от старости.

Корделия очутилась в круглом чертоге колоссальных размеров. Через огромное витражное окно лился свет цветов драгоценных камней, отбрасывая на деревянные полы яркий узор. По краям зала взмывали ввысь колонны, а над головой куполом вздымался потолок, украшенный гирляндами гипсовых цветов. Стены увешивали гобелены и картины, над дверями висели резные деревянные гербы, а обширная лестница красного дерева, изгибающаяся элегантной дугой, вела на второй этаж, в галерею.

Корделия прошла в центр гигантского зала, оставляя в пыли цепочку следов. Воздух вокруг неё гудел от безмолвной магии. Она почувствовала себя так, будто оказалась внутри какой-то тайны.

– Прости, что никогда не рассказывали тебе о Гилдхолле, – негромко сказала тётушка Ариадна, останавливаясь позади Корделии, – но мы не очень представляли, как начать… Кроме того, собрания Творцов не случалось уже тридцать лет.

– Он был построен больше двухсот пятидесяти лет назад королём Генрихом Восьмым. – Дядюшка Тибериус подманил её к огромной висящей на стене картине, написанной маслом. – Вот он. Ужасно был тщеславный. Он назначил несколько семей на должности Творцов Королевского Облачения и каждые несколько недель являлся сюда верхом и желал примерить новые наряды. Здесь работали наши предки, творили шляпы для короля.

Корделия запрокинула голову, разглядывая картину. На ней был изображён король со знакомыми чертами широкого лица в окружении трудолюбивых Творцов, усердно украшающих его великолепными вещицами.

– Ох, король Генрих был довольно гадкий. – Пратётушка Петронелла вздохнула, поднимая взгляд на полотно. – Помню, после того как он обезглавил свою вторую жену, моя мать спрятала меня в гардеробе, когда он явился на примерку. Она боялась, что он мной увлечётся.

Корделия повернулась к пратётушке.

– Но… это же было больше двухсот лет назад!

– Да. – Пратётушка Петронелла кивнула. – Я была хорошенькой юной особой, а?

Девочка уставилась на изящную юную леди на картине, надевающую шляпу с искусной вышивкой королю на голову. Она повернулась и вгляделась в пратётушкино пергаментно-белое лицо с морщинками настолько глубокими, что могло показаться, будто они вырезаны из мрамора.

– Пратётушка, а сколько именно тебе лет, могу я узнать? – спросила Корделия, стараясь говорить как можно вежливее.

Пратётушка перевела поблёскивающие глаза на Корделию.


– Ох, как только мне исполнилось сто, я и считать перестала.

– Но когда это было? – продолжила допытываться Корделия.

– Ах, дорогая моя, время относительно, знаешь ли!

Корделия не могла понять, шутит пратётушка или нет. Она повернулась обратно к картине, по-прежнему озадаченная. Потом она заметила на полотне ещё кое-что странное.





Корделия прошла в центр гигантского зала, оставляя в пыли цепочку следов



– Но… на картине шесть Творцов! – воскликнула она. – Шляпа… Плащ… Перчатки… Часы… Башмаки… и… это что, клюка?

– Трость, – поправил дядя сквозь стиснутые зубы. – Тростетворцы.

– Кто такие Тростетворцы? Почему они на этой картине? Я думала, семей Творцов всего пять!

– Раньше их было шесть, – призналась тётушка Ариадна, пересекая огромный пустой чертог – её шаги эхом отражались от стен. – Всего король Генрих назначил Творцами шесть семей. Помимо тщеславия он страдал ещё и паранойей – постоянно беспокоился о том, что враги свергнут его и займут трон – поэтому он выделил шести величайшим семьям Творцов королевский патент и запретил всем другим творцам работать.

– Были и другие творцы?

– О да, – подтвердила пратётушка Петронелла. – Некогда были времена, когда все в Англии были свободны творить то, что им хочется, и не только одежду. Затем король пожелал, чтобы вся эта власть была только в его руках, а всех, кого ловили за творением вещей без королевского патента, стали бросать в тюрьму.

– Почему? – воскликнула Корделия.

– Король боялся, что кто-то другой может изобрести шляпу, которая даст им великую мудрость, или сотворить перчатки, чтобы превзойти короля, или плащ несравненного изящества, и тогда они смогут свергнуть его с престола. Он заставил шесть избранных семей дать обет не вредить. Отсюда и происходит девиз Творцов: Noli nocere – «Не навреди».

– Я думала, это семейный девиз Шляпников? – спросила Корделия.

Тётушка покачала головой.

– Он принадлежит всем семьям Творцов, – ответила она, игнорируя скрежещущего зубами у неё за спиной дядюшку Тибериуса.

Корделия нахмурилась.

– А… Тростетворцы – с ними что случилось?

– После смерти короля Генриха мы продолжили творить, – сказала пратётушка Петронелла. – Все шесть назначенных королём семей Творцов каждый день приходили в Гилдхолл, чтобы творить вещи для короля или королевы. В 1632 году король Карл Первый дал нам разрешение творить и для аристократии. Мы стали творить вещи для лордов и леди, но самые великолепные творения всегда должны были оставлять для самого короля. Так он мог быть уверен, что именно он всегда будет самым роскошным и властным человеком. У каждой семьи Творцов была своя мастерская, попасть в которую можно было вот из этого великого чертога. Вон там Шляпотворческая Мастерская…

Она указала на высокую дверь с резным гербом над ней: щитом с украшенной плюмажем шляпой в окружении семи звёзд.

– Ох! – Корделия была удивлена увидеть знакомую эмблему Шляпников, преспокойно висящую в этом странном древнем месте.

– Ты знаешь, почему на гербе Шляпников семь звёзд? – спросила её тётушка Ариадна.

Корделия покачала головой.

– По одной звезде для каждой семьи Творцов, – объяснила ей тётя. – А седьмая звезда символизирует мысль, что ярче всего Творцы сияют, когда работают сообща. У тебя может быть шляпа, или пара перчаток, или плащ, но поодиночке у них будет меньше силы. Считается, что магия становится могущественнее всего, когда Творцы объединяются.

Дядюшка Тибериус издал горлом низкое рычание и сощурился, глядя на портрет пухлого Перчаткотворца, благодушно улыбающегося со стены.

– Мы весьма охотно делились секретами, и ингредиентами, и новыми приёмами, и открытиями, – поведала Корделии пратётушка Петронелла. – В начале 1600-х годов между Шляпниками и Башмачниками возникло небольшое разногласие, а потом в середине века произошла кое-какая неприятность с малым по имени Оливер Кромвель. Но в целом поколения Творцов очень хорошо ладили на протяжении примерно двухсот лет… – Пратётушка резко замолчала.

– А потом что случилось? – спросила Корделия.

– Тридцать лет назад… Соломон Тростетворец нарушил обет творцов.

– Ты имеешь в виду обет не вредить?

Пратётушка Петронелла мрачно кивнула.

– Он втайне начал творить трости с вкладными шпагами. Он инкрустировал ручки своих тростей драгоценностями и резьбой, вызывавшими вспыльчивость, или чрезмерную гордость, или высокомерие, и прятал внутри тонкие клинки.

Корделия оглядела огромный зал в поисках герба Тростетворцев. Она увидела его – он висел над дверью напротив герба Шляпников: две скрещенные трости, книзу превращающиеся в молнии.

– Для своих творений он использовал Зловещие ингредиенты, – сказала пратётушка Петронелла, и Корделия почувствовала, что у неё округляются глаза. – В те времена каждый дурной ингредиент, который кто-нибудь из Творцов находил во время своих путешествий, запирался в Зловещем Секретере здесь, в Гилдхолле.

Пратётушка вытянула бледный палец и указала на дальнюю стену. В деревянные панели была вделана высокая железная дверь. Корделию передёрнуло: на двери был вырезан ухмыляющихся череп.

– Это вроде Зловещего Секретера в Доме Шляпников? – спросила она.