Шептуха

Не знаю, зачем я это сделала, почему начала снимать с себя одежду. Почему поддалась ему.

Не нужно было снимать нижнее белье, но я решила, что оставаться в нем было бы нечестно по отношению к Мешко. Кроме того, я никогда не купалась в озере голой. В этом было что-то волнующее.

– Я могу уже повернуться? – спросил он.

Я быстро вошла в воду: прохладную, но приятную. Ополоснула лицо в надежде, что от этого румянец исчезнет с моих щек.

– Секундочку.

Я погрузилась глубже.

– И как вода?

– Приятная, – пришлось это признать. – Теперь можешь повернуться.

Он подплыл ко мне и встал напротив на каменистое дно. Мы были на такой глубине, что вода доходила мне до плеч, а ему до половины груди. Он широко улыбался.

– И как? Не вижу тут никаких русалок, которые могли бы нас утопить.

– Ну, может быть. – Я настороженно огляделась. – Но, знаешь, сейчас полнолуние. Говорят, они выходят из своих водоемов и танцуют на берегу. Я, правда, не верю в такие вещи, но, если что, у меня нет полыни, которую ты мог бы засунуть себе в карман, чтобы их отогнать.

– А на мне нет карманов, – весело ответил он.

Переведя на него взгляд, я заметила, что он пристально смотрит на меня. Второе, что я поняла, – кристально чистая вода ничего не скрывает. Я обняла себя за плечи.

– Мешко! – прошипела я с упреком. – Глаза у меня выше!

Специально для нашей ночной вылазки на кладбище я заколола волосы в высокий пучок, из которого через несколько часов стали выбиваться отдельные пряди. Он протянул руку и убрал мокрые волосы с моего лица.

– Ты единственная русалка в округе, – сказал он.

Мешко резко отдернул руку, словно моя кожа его обожгла, и отстранился.

– Я не должен был. Прости.

Я, наверное, тоже не должна была. Да уж! Определенно не должна. Я даже не задумывалась об этом. Вообще. Я не задумалась всего один раз, не обдумала свои действия заранее и в подробностях.

И вот чем все закончилось.

– Дагоме, – прошептала я.

Я шагнула к нему, обхватила его лицо руками, встала на цыпочки и прижалась к его губам. Почувствовала, как его руки обхватили меня за талию. Он притянул меня к себе, как будто боялся, что я сбегу.

Наши губы раскрылись навстречу друг другу. Мы целовались все более страстно. Одной рукой я обняла его за шею, а другой зарылась в волосы на затылке. Он обнял меня, и я застонала, почувствовав прикосновение его кожи к своей обнаженной груди.

Мешко осторожно поднял меня над водой, сжимая мои бедра, и я обхватила его ногами. Я так хотела его. Сейчас. Немедленно! Если мы не займемся любовью, я просто умру. Сгорю. Я чувствовала, что он тоже на грани.

Внезапно Мешко оторвался от меня, и я открыла глаза. Мне не хватало воздуха, и голова кружилась. Казалось, что я вот-вот потеряю сознание от переизбытка эмоций или, наоборот, начну кричать от тоски по его поцелуям.

– Гося, – прошептал он.

Я резко покраснела. Мои щеки пылали. Я накинулась на него.

О боги!

– Прости, – пробормотала я.

Он все еще не выпускал меня из своих объятий.

– Это ты меня прости. Гося, мы не должны. Я не хочу делать тебе больно, – мрачно заявил он. – Я тебе не подхожу.

– Это мне решать, кто мне подходит, а кто нет, – гордо ответила я, хватаясь за последнюю соломинку.

– Гося. – Я услышала в его голосе грусть. – Ты замечательная девушка. Я хочу, чтобы ты знала, если бы мы встретились при других обстоятельствах, я бы не колебался ни секунды.

Я отпустила его и оттолкнула от себя. Мне стало стыдно. Я обхватила себя руками, чтобы он не видел сквозь прозрачную воду мою грудь.

– Не понимаю. – Я покачала головой. – Что со мной не так?

– Ничего. Гося. С тобой все так. Ты замечательная девушка. Боги свидетели, последние ночи мне было трудно держать себя в руках рядом с тобой. Ты мне понравилась в первый же день нашей встречи. – Он положил руки мне на плечи и заглянул прямо в глаза. – Но в этом нет никакого смысла. Пойми.

Честно говоря, я не понимала, и мне было ужасно стыдно за случившееся.


– Извини. Не нужно было предлагать тебе искупаться. Не знаю, что на меня нашло. Думаю, это из-за нашего разговора. Я будто вернулся в прошлое.

– Но я ведь…

– Я не могу, – перебил он меня. – Услышь меня. Мне больше тысячи лет. Я устал. Я пережил всех своих жен, детей, внуков, правнуков и их потомков. За эти годы я неоднократно влюблялся. Это никогда не приносило ничего, кроме горя и печали.

– Но…

– Мы не можем быть вместе. Я собираюсь умереть. Я принял это решение сознательно и не хочу, чтобы ты страдала.

– Но я ведь не планирую выходить за тебя замуж, – фыркнула я. – Я хочу тебя. Здесь, сейчас. Ты не сделаешь мне больно.

– Мне нечего тебе предложить. – Он покачал головой и сделал шаг назад. – Гося, пойми. Это не имеет никакого смысла.

Для меня имеет. Я чувствовала себя отвергнутой и нежеланной.

– Подари мне себя. Сегодня. Будь моим, Дагоме.

Он снова притянул меня к себе, положил подбородок на макушку моей головы и заботливо обнял за плечи.

– Я не буду подвергать тебя опасности. Мы не можем быть вместе, пойми.

Подвергать опасности? «Какой?» – хотелось прокричать мне. Я чувствовала, что он не говорит мне всей правды.

– Мне ничего от тебя не нужно, – соврала я. – Разве ты не можешь просто быть Дагоме, ворожеем, а я – Госей, шептухой?

Мешко засмеялся. Он, как и я, знал, что ворожеев и шептух часто связывает нечто большее, чем просто обязанности. Наверное, неприязнь Бабы Яги к Мщую вызвана не только его нелюбовью к гигиене. Мне уже давно казалось, что между ними когда-то что-то было.

– Это ведь наш долг, поддерживать… хорошие отношения, – продолжала искушать его я.

К счастью, он не видел моего лица. Боги! Я пыталась соблазнить мужчину, да еще и монарха. Мне было очень, очень стыдно.

Он потянулся к моему подбородку и приподнял так, чтобы я посмотрела на него. Нежно поцеловал меня в губы. Этот поцелуй не был страстным. Он был нежным, сладким, полным чувств.

– Хотел бы я быть твоим Дагоме… Благодаря тебе я снова почувствовал себя живым, – признался он. – Десятки лет я не чувствовал себя так, как в последнее время. Спасибо.

– Ну… не за что.

– Не волнуйся. Я буду сильным за нас обоих.

Я скривилась, на что он рассмеялся.

– Я хочу, чтобы ты знала, что мне правда очень жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах.

– Я запомню, – мрачно пробормотала я.

– Пойдем домой, – предложил он. – Нам нужно выспаться.

Он за руку повел меня к берегу, но в какой-то момент отпустил мои пальцы:

– Я выйду первым, чтобы ты могла спокойно одеться.

Затем он практически выбежал на берег, схватил свою одежду и исчез на тропинке, ведущей к хижине. Ну, по крайней мере, напоследок мне открылся прекрасный вид на его шикарную задницу.

Я вышла на берег в чем мать родила и потянулась за футболкой и трусами, которые положила сверху. Встряхнула одежду, чтобы избавиться от насекомых, которые могли туда заползти.

О’кей. Я пыталась. Упрекать себя больше не в чем. Я влюбилась и попыталась бороться за свою любовь (или хотя бы за ее физическое воплощение). У меня не получилось. Впрочем, может, и не стоит беспокоиться? Меня ведь наверняка скоро хладнокровно убьют боги и их приспешники.

Я бы даже не успела насладиться этим пламенным романом…

Но мне все равно было стыдно. Я чувствовала, как горят щеки. Зря я так сглупила. Не знаю, из-за чего мне было больше неловко: из-за того, что я вначале набросилась на него, или как потом вешалась?

Дура! Я такая дура!

Погруженная в свои мысли, я была занята надеванием трусов и не обратила внимания на хлюпанье за спиной.

Тяжело вздохнув, я уставилась на кроны деревьев, между которыми чернота сменялась медленно розовеющим утром. Рассветало. Я закрыла глаза, ожидая, когда лучи солнца просочатся сквозь листву и упадут мне на лицо. Я очень устала и мечтала только о том, чтобы лечь на неудобную кровать и спокойно заснуть.

Хлюпанье становилось все громче, но все равно не вызывало моего беспокойства.

Отреагировала я только тогда, когда холодная, скользкая рука с очень длинными пальцами, оканчивающимися черными ногтями, схватила меня за икру.

Я пронзительно вскрикнула и обернулась.

На мелководье озера лежало изможденное, практически голое существо, в одной набедренной повязке из листьев аира, и тянулось по камням в мою сторону. У него была склизкая бледная кожа нездорового зеленоватого оттенка, сморщившаяся, словно слишком долго находилась в воде. Черные волосы, покрытые той же липкой субстанцией, плотно облегали череп.