Шале
Часть 39 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я кладу на тарелку пару ломтиков фруктов и опускаюсь на уютную плюшевую кушетку.
— От семьи остался только я, — объясняю ей. — Родители умерли некоторое время назад. А у меня самого дома как такового и нет. Долгое время я путешествовал, а сейчас осел в Таиланде. Но Уилл никогда там не был, и будет странно везти его туда.
Бедный Уилл! Сколько всего он не успел сделать в своей жизни…
Милли кивает.
— Понимаю. Надеюсь, вы не подумаете, что я вмешиваюсь не в свое дело, но, может, вы бы хотели кремировать тело и развеять прах здесь?.. — Она выдерживает паузу. — Насколько я поняла с ваших слов, он был очень счастлив в те ваши совместные каникулы. Поэтому, наверное, так будет лучше всего, раз у вас нет постоянного дома.
Она замолкает еще на мгновение.
— Прошу прощения. Не надо было этого говорить. Конечно, решение о похоронах можете принимать только вы, я не должна была выражать свое мнение на этот счет.
Милли краснеет и принимается хлопотать над и без того идеально сервированным чайным подносом.
— Нет. Нет-нет, это отличная идея, благодарю вас, — отвечаю я, поскольку действительно так думаю. Да и что еще можно сделать с его телом? По крайней мере, я покажу, что предпринял хоть какие-то усилия, вместо того чтобы позволить кремировать Уилла неизвестно где, в отсутствие хоть кого-нибудь из родных.
— Думаю, именно так я и поступлю, прежде чем уехать обратно. Не знаю, сколько это займет, — я не в курсе всяких формальностей. Но, конечно, я найду другое место, где остановиться, — спохватываюсь я. — Нельзя же и дальше злоупотреблять вашим с Кэмероном гостеприимством.
Она улыбается.
— Мы очень рады, что вы живете у нас. И если решите задержаться, я переговорю с Кэмероном и узнаю, можно ли это организовать. Конечно, решать ему, а не мне, потому что шале сейчас очень загружены…
— Понимаю. Поверьте, я не напрашиваюсь на приглашение, — добавляю я смущенно.
Милли кивает.
— Не беспокойтесь, я ничего такого не подумала. А теперь, если вы меня извините, я пойду и закончу с кофе и горячим шоколадом. У вас есть все, что нужно, или еще что-нибудь вам принести?
Внезапно я ощущаю, что до смерти устал.
— У вас есть парацетамол? Голова просто раскалывается.
— Сейчас принесу. И, наверное, воды — вам хочется пить? С газом или без газа?
— Без газа. Большое спасибо.
57
Январь 2020 года, Ла-Мадьер, Франция
Адам
Я поднимаюсь к себе, чтобы прилечь, и сразу проваливаюсь в сон. Проснувшись, чувствую себя еще хуже — разбитым и больным. На улице темно; видимо, уже вечер. Смотрю на часы — почти семь. Я проспал около двух часов.
Мне становится немного лучше после душа, чему способствуют также чудесные пушистые полотенца и гели с дивными ароматами. Приятно ощущать на коже горячую воду — в Таиланде никогда не бывает достаточно прохладно, чтобы принять по-настоящему обжигающий душ. Мне по-прежнему не по себе и хочется скорей вернуться в кровать, но, думаю, все ждут моего появления за ужином.
Когда я спускаюсь, остальные гости уже сидят на диванах, попивают шампанское и закусывают канапе. У меня сводит желудок.
— Адам! — грохочет Саймон. — Как прошел день?
Лицо у него снова красное, вот только непонятно, это от ветра на склонах или от употребленного алкоголя. Вероятно, сказалось и то и другое. Его молодая жена (Кэт, по-моему) толкает Саймона локтем в бок, и он строит извиняющуюся гримасу.
— Ой, — запинается, — то есть я хотел сказать, не был ли день слишком тяжелым? Может, выпьешь чего-нибудь? То есть я имею в виду, что тебе предложить?
Рядом со мной возникает Милли с подносом, на котором расставлены бокалы, и я подавляю приступ тошноты.
— Можно мне стакан воды? — спрашиваю ее. — Возможно, я выпью немного вина за ужином.
— Надеюсь, день прошел насколько возможно спокойно, — вступает Хьюго. Судя по всему, эту фразу он заготовил заранее.
— Благодарю. А ваша жена, ей получше?
Он слегка краснеет.
— Реа… да, немного лучше. Но она сказала, что сегодня вечером еще посидит в спальне. Просила передать вам искренние соболезнования.
Я киваю.
— Большое спасибо. Я тоже неважно себя чувствую. Может, какой-то вирус…
Повисает неловкая пауза, которую Мэтт пытается заполнить, расспрашивая Саймона про катание. К счастью, тот пускается в утомительный рассказ о том, на каких именно трассах побывал и каких идиотов навидался в очередях на подъемник, поэтому мне ничего не надо говорить.
* * *
Мы садимся за стол. Блюда, кажется, никогда не закончатся. Я делаю глоток странноватого холодного супа, поданного на закуску, проглатываю ложку-другую суфле, пробую утиную грудку с картофелем дофин. Обед был такой сытный, что мне до сих пор тяжело хоть что-то в себя запихнуть. Вино роскошное (и белое, и красное — причем разное к каждому блюду), но я не могу допить даже бокал. Перед десертом идет мини-сорбет, и только его я съедаю полностью — он освежающий и легкий. Даже не притрагиваюсь к десерту — какой-то липкой дрожащей шоколадной кляксе. Далее следуют petits-fours — я прошу мятного чая вместо кофе и отказываюсь от ликеров.
Поначалу все ведут себя сдержанно — видимо, из уважения к моей ситуации. Однако постепенно вино развязывает языки, обстановка разряжается, и в столовой становится шумно. Саймон перекрикивает остальных; они с Кэмероном беззастенчиво хвастаются разными экстравагантными проявлениями своего богатства, явно соревнуясь, у кого больше денег. Хьюго участвует лишь время от времени. Кэсс (не Кэт, теперь вспомнил) с няней тихонько разговаривают между собой. У меня нет сил что-то говорить, но я киваю и улыбаюсь, когда кто-нибудь делает замечание, вроде бы касающееся меня.
* * *
Милли убирает пустые тарелки и предлагает нам перейти в гостиную. Я отодвигаю стул и с трудом встаю.
Кэсс трогает меня за руку:
— Адам? Вам плохо? Вы такой бледный!
Голова у меня кружится, в глазах темно.
— Да, немного, — сбивчиво бормочу в ответ. — Думаю, мне лучше пойти прилечь, прошу меня извинить.
Поднимаясь по лестнице, я слышу за спиной приглушенный шепот, что-то вроде «бедняга» и «у него был тяжелый день».
Распахиваю дверь в свою спальню, кидаюсь в ванную, и весь мой ужин оказывается в унитазе.
58
Декабрь 1998 года, Ла-Мадьер, Франция
Адам
— Ой, — восклицает Уилл, словно девчонка, — больно же!
Он поднимается на ноги и потирает голову. Теперь он весь в снегу. Ветер ревет с прежней силой, и хотя сейчас не больше четырех часов, небо темное, как ночью.
Уилл пронзает меня взглядом, продолжая тереть затылок.
— Слушай, Адам, это нас ни к чему не приведет! — восклицает он. — Мы отстали от проводников, и ты потерял лыжу. Надо что-то делать, как говорится в пословице, прежде чем один из нас умрет, что в данном случае вполне вероятно.
Я хлопаю себя руками по бокам, пытаясь согреться. Мне уже холодно по-настоящему.
— Ну и, засранец, что ты предлагаешь?
Уилл устраивает целое представление, пытаясь развернуться; при этом он нарочно высоко поднимает лыжи и осыпает меня снегом. Хоть он и закутан по уши в шарф, я вижу у него на лице ухмылку. Наклоняюсь, подбираю громадный снежный ком и швыряю в него.
— Да бога ради! — взрывается Уилл. — Сейчас не время играть в снежки, ты, придурок! Как я уже говорил, — продолжает он медленно, словно обращаясь к недоразвитому ребенку, — раз ты потерял лыжу, мне придется съехать вниз и позвать на помощь.
— Нет. Ты не оставишь меня здесь одного, — настаиваю я. — Будем ждать — проводники знают, где мы, — и кто-нибудь за нами придет.
Уилл вздыхает и глядит в небо. Наступает пауза — мы оба слушаем свист ветра, и наши лица колет снег.
— От семьи остался только я, — объясняю ей. — Родители умерли некоторое время назад. А у меня самого дома как такового и нет. Долгое время я путешествовал, а сейчас осел в Таиланде. Но Уилл никогда там не был, и будет странно везти его туда.
Бедный Уилл! Сколько всего он не успел сделать в своей жизни…
Милли кивает.
— Понимаю. Надеюсь, вы не подумаете, что я вмешиваюсь не в свое дело, но, может, вы бы хотели кремировать тело и развеять прах здесь?.. — Она выдерживает паузу. — Насколько я поняла с ваших слов, он был очень счастлив в те ваши совместные каникулы. Поэтому, наверное, так будет лучше всего, раз у вас нет постоянного дома.
Она замолкает еще на мгновение.
— Прошу прощения. Не надо было этого говорить. Конечно, решение о похоронах можете принимать только вы, я не должна была выражать свое мнение на этот счет.
Милли краснеет и принимается хлопотать над и без того идеально сервированным чайным подносом.
— Нет. Нет-нет, это отличная идея, благодарю вас, — отвечаю я, поскольку действительно так думаю. Да и что еще можно сделать с его телом? По крайней мере, я покажу, что предпринял хоть какие-то усилия, вместо того чтобы позволить кремировать Уилла неизвестно где, в отсутствие хоть кого-нибудь из родных.
— Думаю, именно так я и поступлю, прежде чем уехать обратно. Не знаю, сколько это займет, — я не в курсе всяких формальностей. Но, конечно, я найду другое место, где остановиться, — спохватываюсь я. — Нельзя же и дальше злоупотреблять вашим с Кэмероном гостеприимством.
Она улыбается.
— Мы очень рады, что вы живете у нас. И если решите задержаться, я переговорю с Кэмероном и узнаю, можно ли это организовать. Конечно, решать ему, а не мне, потому что шале сейчас очень загружены…
— Понимаю. Поверьте, я не напрашиваюсь на приглашение, — добавляю я смущенно.
Милли кивает.
— Не беспокойтесь, я ничего такого не подумала. А теперь, если вы меня извините, я пойду и закончу с кофе и горячим шоколадом. У вас есть все, что нужно, или еще что-нибудь вам принести?
Внезапно я ощущаю, что до смерти устал.
— У вас есть парацетамол? Голова просто раскалывается.
— Сейчас принесу. И, наверное, воды — вам хочется пить? С газом или без газа?
— Без газа. Большое спасибо.
57
Январь 2020 года, Ла-Мадьер, Франция
Адам
Я поднимаюсь к себе, чтобы прилечь, и сразу проваливаюсь в сон. Проснувшись, чувствую себя еще хуже — разбитым и больным. На улице темно; видимо, уже вечер. Смотрю на часы — почти семь. Я проспал около двух часов.
Мне становится немного лучше после душа, чему способствуют также чудесные пушистые полотенца и гели с дивными ароматами. Приятно ощущать на коже горячую воду — в Таиланде никогда не бывает достаточно прохладно, чтобы принять по-настоящему обжигающий душ. Мне по-прежнему не по себе и хочется скорей вернуться в кровать, но, думаю, все ждут моего появления за ужином.
Когда я спускаюсь, остальные гости уже сидят на диванах, попивают шампанское и закусывают канапе. У меня сводит желудок.
— Адам! — грохочет Саймон. — Как прошел день?
Лицо у него снова красное, вот только непонятно, это от ветра на склонах или от употребленного алкоголя. Вероятно, сказалось и то и другое. Его молодая жена (Кэт, по-моему) толкает Саймона локтем в бок, и он строит извиняющуюся гримасу.
— Ой, — запинается, — то есть я хотел сказать, не был ли день слишком тяжелым? Может, выпьешь чего-нибудь? То есть я имею в виду, что тебе предложить?
Рядом со мной возникает Милли с подносом, на котором расставлены бокалы, и я подавляю приступ тошноты.
— Можно мне стакан воды? — спрашиваю ее. — Возможно, я выпью немного вина за ужином.
— Надеюсь, день прошел насколько возможно спокойно, — вступает Хьюго. Судя по всему, эту фразу он заготовил заранее.
— Благодарю. А ваша жена, ей получше?
Он слегка краснеет.
— Реа… да, немного лучше. Но она сказала, что сегодня вечером еще посидит в спальне. Просила передать вам искренние соболезнования.
Я киваю.
— Большое спасибо. Я тоже неважно себя чувствую. Может, какой-то вирус…
Повисает неловкая пауза, которую Мэтт пытается заполнить, расспрашивая Саймона про катание. К счастью, тот пускается в утомительный рассказ о том, на каких именно трассах побывал и каких идиотов навидался в очередях на подъемник, поэтому мне ничего не надо говорить.
* * *
Мы садимся за стол. Блюда, кажется, никогда не закончатся. Я делаю глоток странноватого холодного супа, поданного на закуску, проглатываю ложку-другую суфле, пробую утиную грудку с картофелем дофин. Обед был такой сытный, что мне до сих пор тяжело хоть что-то в себя запихнуть. Вино роскошное (и белое, и красное — причем разное к каждому блюду), но я не могу допить даже бокал. Перед десертом идет мини-сорбет, и только его я съедаю полностью — он освежающий и легкий. Даже не притрагиваюсь к десерту — какой-то липкой дрожащей шоколадной кляксе. Далее следуют petits-fours — я прошу мятного чая вместо кофе и отказываюсь от ликеров.
Поначалу все ведут себя сдержанно — видимо, из уважения к моей ситуации. Однако постепенно вино развязывает языки, обстановка разряжается, и в столовой становится шумно. Саймон перекрикивает остальных; они с Кэмероном беззастенчиво хвастаются разными экстравагантными проявлениями своего богатства, явно соревнуясь, у кого больше денег. Хьюго участвует лишь время от времени. Кэсс (не Кэт, теперь вспомнил) с няней тихонько разговаривают между собой. У меня нет сил что-то говорить, но я киваю и улыбаюсь, когда кто-нибудь делает замечание, вроде бы касающееся меня.
* * *
Милли убирает пустые тарелки и предлагает нам перейти в гостиную. Я отодвигаю стул и с трудом встаю.
Кэсс трогает меня за руку:
— Адам? Вам плохо? Вы такой бледный!
Голова у меня кружится, в глазах темно.
— Да, немного, — сбивчиво бормочу в ответ. — Думаю, мне лучше пойти прилечь, прошу меня извинить.
Поднимаясь по лестнице, я слышу за спиной приглушенный шепот, что-то вроде «бедняга» и «у него был тяжелый день».
Распахиваю дверь в свою спальню, кидаюсь в ванную, и весь мой ужин оказывается в унитазе.
58
Декабрь 1998 года, Ла-Мадьер, Франция
Адам
— Ой, — восклицает Уилл, словно девчонка, — больно же!
Он поднимается на ноги и потирает голову. Теперь он весь в снегу. Ветер ревет с прежней силой, и хотя сейчас не больше четырех часов, небо темное, как ночью.
Уилл пронзает меня взглядом, продолжая тереть затылок.
— Слушай, Адам, это нас ни к чему не приведет! — восклицает он. — Мы отстали от проводников, и ты потерял лыжу. Надо что-то делать, как говорится в пословице, прежде чем один из нас умрет, что в данном случае вполне вероятно.
Я хлопаю себя руками по бокам, пытаясь согреться. Мне уже холодно по-настоящему.
— Ну и, засранец, что ты предлагаешь?
Уилл устраивает целое представление, пытаясь развернуться; при этом он нарочно высоко поднимает лыжи и осыпает меня снегом. Хоть он и закутан по уши в шарф, я вижу у него на лице ухмылку. Наклоняюсь, подбираю громадный снежный ком и швыряю в него.
— Да бога ради! — взрывается Уилл. — Сейчас не время играть в снежки, ты, придурок! Как я уже говорил, — продолжает он медленно, словно обращаясь к недоразвитому ребенку, — раз ты потерял лыжу, мне придется съехать вниз и позвать на помощь.
— Нет. Ты не оставишь меня здесь одного, — настаиваю я. — Будем ждать — проводники знают, где мы, — и кто-нибудь за нами придет.
Уилл вздыхает и глядит в небо. Наступает пауза — мы оба слушаем свист ветра, и наши лица колет снег.