Шале
Часть 29 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Уилл Кэссиобери, — бормотала она. — Уилл Кэссиобери. Единственный мужчина, которого я любила. А все остальные — полные придурки. Оставайся одна, моя дорогая девочка, — едва ворочая языком, мама помахала пальцем у моего лица. — Оставайся одна. Не впускай мужчин в свою жизнь. Пустая трата времени. Они все разрушают.
Я оттащила ее в кровать и накрыла одеялом.
— Уилл Кэссиобери? Так звали моего отца?
Но мама уже спала.
37
Январь 2020 года, Верхняя Савойя, Франция
Адам
Стыдно признаваться, но когда я услышал, что дорогу в Ла-Мадьер занесло, то сначала испытал облегчение. Может, мне и не придется тащиться на курорт. Может, удастся избежать этой пытки — опознавать тело брата, пролежавшее в снегу больше двадцати лет…
Мир стал таким тесным! Добраться в любую его точку не составляет труда, правда? Поэтому, хоть я и находился на другом краю света, когда мне позвонили, всего день спустя я уже здесь, во Франции. Даже не знаю, как полиции удалось так быстро меня разыскать — наверное, в наше время это нетрудно. Из-за своего зачаточного французского я не совсем понял, что они говорили: только что я единственный родственник Уилла и потому должен приехать.
После того происшествия я поступил как трус — просто сбежал. Не мог выносить боли в глазах родителей, хоть они и старались изо всех сил не винить меня. Не мог не копаться в собственной голове. Хотелось бы сказать, что я старался жить так, как жил бы Уилл, но это будет неправда. Я болтался по свету, работал в разных случайных местах, а последние пять лет, после смерти родителей, проживал свое наследство — а также наследство Уилла. Только по этой причине у меня оказалось достаточно денег, чтобы прилететь, когда полиция меня вызвала.
Я забронировал билет первого класса. Мог бы сказать, что тем самым выражал Уиллу свое уважение, а бесплатное шампанское пил за его память.
Но и это вранье. Я сделал так, потому что мог себе это позволить.
* * *
Несмотря на роскошный салон, еду от мишленовского шефа и бесплатный алкоголь (которым я насладился в полной мере), путешествие просто адское. Аэропорт не принимает из-за снегопада, какого в здешних краях не было — вот так ирония! — с той зимы, когда Уилл погиб. Наконец, мы садимся в другом месте, за много миль от того, куда направлялись; так что, выходит, грандиозная цена билета отнюдь не гарантирует тебе доставку в пункт назначения. Мало того, дороги так замело, что мне приходится ночевать в спортзале местной школы с десятками других людей и есть суп, который раздают милосердные француженки из Красного Креста.
Мне становится жаль парочки и семьи, толпящиеся вокруг, — они только и делают, что ворчат об упущенном времени, об условиях, где нас разместили, и об отсутствии информации, пока молоденькие менеджеры в форменных куртках, стараясь улыбаться, раз за разом повторяют затверженные фразы: «Прошу прощения, сэр, на дорогах заносы, и пока мы ничем не можем помочь. Как только у нас появится новая информация, мы дадим вам знать». Я испытываю приступ дурноты при виде куртки с логотипом «Паудер Пафф», компании, с которой мы ездили в свое последнее лыжное путешествие — то самое, с Уиллом.
Люди вокруг только и мечтают добраться до гор, в то время как я бы предпочел оказаться где угодно, только не там. Не будь дорога такой тяжелой, я вполне мог бы сейчас развернуться, доехать до аэропорта и сбежать к себе на пляж. Притвориться, что не смог доехать. Сказать, что пытался, но ничего не получилось.
Так почему же я здесь? По сути, нет никаких сомнений, что тело принадлежит Уиллу. Факт моего приезда его уже не вернет.
Но, возможно, это нужно мне.
А возможно, и нет.
38
Январь 2020 года, Ла-Мадьер, Франция
Хьюго
— Боже, какая скука! — вздыхает Реа уже в который раз. Мы успели сыграть в «Монополию», «Счастливый случай», в покер и блек-джек. Ни интернет, ни спутниковое телевидение не работают из-за снегопада. По крайней мере, мы занимались сексом — это уже что-то, но Реа ведет себя как зверь в клетке.
— Сколько можно торчать тут взаперти! — возмущается она. — Когда, по-твоему, мы сможем уехать? Я ужасно хочу домой.
— Дорогая, ты же знаешь, что Милли сказала: сегодня все дороги закрыты. Да если б и нет: рейсы отменяют, и на самолет нам никак не попасть. Через пару дней погода исправится, сядем на свой рейс, как собирались, а пока…
— Пару дней! — восклицает Реа. — Ты должен что-то сделать, Хьюго!
Я корчу гримасу.
— И что же? Приятно, конечно, что ты считаешь меня всемогущим, но я не могу соперничать с худшей снежной бурей за последние двадцать лет.
Пытаясь взять ее за руку, я уговариваю:
— Есть места и похуже, где можно застрять, любовь моя. Тут полный комфорт, мы в тепле и уюте, да еще Милли готовит нам потрясающую еду…
— Да и вино отменное, — вставляет Саймон, поднимая вверх свой бокал. Сейчас только четыре часа, а он уже почти опустошил бутылку.
Реа отворачивается от меня и прислоняется лбом к панорамному окну. Сверху доносится плач Иниго.
— У меня уже клаустрофобия, — жалуется она. — И я хочу домой.
39
Ранее
Когда я проснулась, мамы не было. Опять. Я пошла в школу, потому что мне уже надоело с ней возиться, и я достаточно выросла, чтобы самой позаботиться о себе, а не звонить сразу же Анне. Пока я буду в школе, мама наверняка вернется домой и потом все равно поднимет шум по какому-нибудь пустяку — как обычно.
Но позже, когда я сидела на математике, меня позвали к директору.
Мне стало не по себе. Боже мой! Что мама еще натворила? Ее опять забрали в госпиталь? Самое плохое, что с ней случалось, это когда она явилась в «Теско» в ночной рубашке и стала сбрасывать с полок товары, а ребята из школы увидели ее там, и они знали, кто она такая. Я надеялась, ничего подобного не произошло.
Я не удивилась, когда увидела в кабинете директора Анну — она всегда приходила, когда случалось что-то в этом роде, — но появление двух полицейских, мужчины и женщины, застало меня врасплох. Я подумала, это означает, что маму арестовали.
— Вот и ты! Спасибо, что пришла. Садись, пожалуйста.
Еще никогда директор, мистер Хардкасл, не разговаривал со мной так ласково.
— Боюсь, у нас для тебя плохие новости.
— Что-то с мамой? — безнадежно спросила я, потому что, конечно, так и было. Что еще могло случиться?
— Да, боюсь, что так, — ответила Анна. Голос ее звучал напряженно, как будто она старалась не заплакать. Она далеко не впервые приходила в школу сообщить мне плохие новости про маму, но никогда себя так не вела.
— В чем дело? — спросила я. Голос у меня внезапно сел. — Что на этот раз?
Анна подошла ближе и взяла меня за руку.
— Даже не знаю, как тебе сказать… Сегодня утром твою маму нашли мертвой.
Я поглядела на Анну и увидела у нее в глазах слезы. Наверное, я ослышалась.
— Простите… Вы сказали, она умерла? Но я же видела ее вчера вечером… Умерла? — Я потрясла головой. — Вы что-то не так поняли. Я видела ее. Она была дома. Со мной.
Анна посмотрела на полицейских, а потом снова на меня.
— Конечно, будет расследование, но, боюсь, она совершила самоубийство. — Пауза. — Бросилась с верхнего яруса парковки. Смерть была мгновенной, она не страдала.
Я выдернула ладонь из рук Анны и, зажав уши, закричала:
— Нет, нет, нет! Не говорите так! Это ошибка!
Я почувствовала, как по щекам у меня покатились слезы. Я и не понимала, что плачу.
Анна мягко отняла мои руки от ушей и обняла меня.
— Мне очень жаль, — сказала она негромко. — Я договорилась о приемной семье для тебя, на время, а потом мы обсудим дальнейшие… варианты. Хочешь, сразу поедем?
Я подняла на нее глаза и вытерла слезы, но они все равно текли.
— К Ронде? — спросила я.
— Боюсь, на этот раз Ронда не сможет тебя принять. Это другая семья, но за тобой тоже будут хорошо присматривать.
Я оттащила ее в кровать и накрыла одеялом.
— Уилл Кэссиобери? Так звали моего отца?
Но мама уже спала.
37
Январь 2020 года, Верхняя Савойя, Франция
Адам
Стыдно признаваться, но когда я услышал, что дорогу в Ла-Мадьер занесло, то сначала испытал облегчение. Может, мне и не придется тащиться на курорт. Может, удастся избежать этой пытки — опознавать тело брата, пролежавшее в снегу больше двадцати лет…
Мир стал таким тесным! Добраться в любую его точку не составляет труда, правда? Поэтому, хоть я и находился на другом краю света, когда мне позвонили, всего день спустя я уже здесь, во Франции. Даже не знаю, как полиции удалось так быстро меня разыскать — наверное, в наше время это нетрудно. Из-за своего зачаточного французского я не совсем понял, что они говорили: только что я единственный родственник Уилла и потому должен приехать.
После того происшествия я поступил как трус — просто сбежал. Не мог выносить боли в глазах родителей, хоть они и старались изо всех сил не винить меня. Не мог не копаться в собственной голове. Хотелось бы сказать, что я старался жить так, как жил бы Уилл, но это будет неправда. Я болтался по свету, работал в разных случайных местах, а последние пять лет, после смерти родителей, проживал свое наследство — а также наследство Уилла. Только по этой причине у меня оказалось достаточно денег, чтобы прилететь, когда полиция меня вызвала.
Я забронировал билет первого класса. Мог бы сказать, что тем самым выражал Уиллу свое уважение, а бесплатное шампанское пил за его память.
Но и это вранье. Я сделал так, потому что мог себе это позволить.
* * *
Несмотря на роскошный салон, еду от мишленовского шефа и бесплатный алкоголь (которым я насладился в полной мере), путешествие просто адское. Аэропорт не принимает из-за снегопада, какого в здешних краях не было — вот так ирония! — с той зимы, когда Уилл погиб. Наконец, мы садимся в другом месте, за много миль от того, куда направлялись; так что, выходит, грандиозная цена билета отнюдь не гарантирует тебе доставку в пункт назначения. Мало того, дороги так замело, что мне приходится ночевать в спортзале местной школы с десятками других людей и есть суп, который раздают милосердные француженки из Красного Креста.
Мне становится жаль парочки и семьи, толпящиеся вокруг, — они только и делают, что ворчат об упущенном времени, об условиях, где нас разместили, и об отсутствии информации, пока молоденькие менеджеры в форменных куртках, стараясь улыбаться, раз за разом повторяют затверженные фразы: «Прошу прощения, сэр, на дорогах заносы, и пока мы ничем не можем помочь. Как только у нас появится новая информация, мы дадим вам знать». Я испытываю приступ дурноты при виде куртки с логотипом «Паудер Пафф», компании, с которой мы ездили в свое последнее лыжное путешествие — то самое, с Уиллом.
Люди вокруг только и мечтают добраться до гор, в то время как я бы предпочел оказаться где угодно, только не там. Не будь дорога такой тяжелой, я вполне мог бы сейчас развернуться, доехать до аэропорта и сбежать к себе на пляж. Притвориться, что не смог доехать. Сказать, что пытался, но ничего не получилось.
Так почему же я здесь? По сути, нет никаких сомнений, что тело принадлежит Уиллу. Факт моего приезда его уже не вернет.
Но, возможно, это нужно мне.
А возможно, и нет.
38
Январь 2020 года, Ла-Мадьер, Франция
Хьюго
— Боже, какая скука! — вздыхает Реа уже в который раз. Мы успели сыграть в «Монополию», «Счастливый случай», в покер и блек-джек. Ни интернет, ни спутниковое телевидение не работают из-за снегопада. По крайней мере, мы занимались сексом — это уже что-то, но Реа ведет себя как зверь в клетке.
— Сколько можно торчать тут взаперти! — возмущается она. — Когда, по-твоему, мы сможем уехать? Я ужасно хочу домой.
— Дорогая, ты же знаешь, что Милли сказала: сегодня все дороги закрыты. Да если б и нет: рейсы отменяют, и на самолет нам никак не попасть. Через пару дней погода исправится, сядем на свой рейс, как собирались, а пока…
— Пару дней! — восклицает Реа. — Ты должен что-то сделать, Хьюго!
Я корчу гримасу.
— И что же? Приятно, конечно, что ты считаешь меня всемогущим, но я не могу соперничать с худшей снежной бурей за последние двадцать лет.
Пытаясь взять ее за руку, я уговариваю:
— Есть места и похуже, где можно застрять, любовь моя. Тут полный комфорт, мы в тепле и уюте, да еще Милли готовит нам потрясающую еду…
— Да и вино отменное, — вставляет Саймон, поднимая вверх свой бокал. Сейчас только четыре часа, а он уже почти опустошил бутылку.
Реа отворачивается от меня и прислоняется лбом к панорамному окну. Сверху доносится плач Иниго.
— У меня уже клаустрофобия, — жалуется она. — И я хочу домой.
39
Ранее
Когда я проснулась, мамы не было. Опять. Я пошла в школу, потому что мне уже надоело с ней возиться, и я достаточно выросла, чтобы самой позаботиться о себе, а не звонить сразу же Анне. Пока я буду в школе, мама наверняка вернется домой и потом все равно поднимет шум по какому-нибудь пустяку — как обычно.
Но позже, когда я сидела на математике, меня позвали к директору.
Мне стало не по себе. Боже мой! Что мама еще натворила? Ее опять забрали в госпиталь? Самое плохое, что с ней случалось, это когда она явилась в «Теско» в ночной рубашке и стала сбрасывать с полок товары, а ребята из школы увидели ее там, и они знали, кто она такая. Я надеялась, ничего подобного не произошло.
Я не удивилась, когда увидела в кабинете директора Анну — она всегда приходила, когда случалось что-то в этом роде, — но появление двух полицейских, мужчины и женщины, застало меня врасплох. Я подумала, это означает, что маму арестовали.
— Вот и ты! Спасибо, что пришла. Садись, пожалуйста.
Еще никогда директор, мистер Хардкасл, не разговаривал со мной так ласково.
— Боюсь, у нас для тебя плохие новости.
— Что-то с мамой? — безнадежно спросила я, потому что, конечно, так и было. Что еще могло случиться?
— Да, боюсь, что так, — ответила Анна. Голос ее звучал напряженно, как будто она старалась не заплакать. Она далеко не впервые приходила в школу сообщить мне плохие новости про маму, но никогда себя так не вела.
— В чем дело? — спросила я. Голос у меня внезапно сел. — Что на этот раз?
Анна подошла ближе и взяла меня за руку.
— Даже не знаю, как тебе сказать… Сегодня утром твою маму нашли мертвой.
Я поглядела на Анну и увидела у нее в глазах слезы. Наверное, я ослышалась.
— Простите… Вы сказали, она умерла? Но я же видела ее вчера вечером… Умерла? — Я потрясла головой. — Вы что-то не так поняли. Я видела ее. Она была дома. Со мной.
Анна посмотрела на полицейских, а потом снова на меня.
— Конечно, будет расследование, но, боюсь, она совершила самоубийство. — Пауза. — Бросилась с верхнего яруса парковки. Смерть была мгновенной, она не страдала.
Я выдернула ладонь из рук Анны и, зажав уши, закричала:
— Нет, нет, нет! Не говорите так! Это ошибка!
Я почувствовала, как по щекам у меня покатились слезы. Я и не понимала, что плачу.
Анна мягко отняла мои руки от ушей и обняла меня.
— Мне очень жаль, — сказала она негромко. — Я договорилась о приемной семье для тебя, на время, а потом мы обсудим дальнейшие… варианты. Хочешь, сразу поедем?
Я подняла на нее глаза и вытерла слезы, но они все равно текли.
— К Ронде? — спросила я.
— Боюсь, на этот раз Ронда не сможет тебя принять. Это другая семья, но за тобой тоже будут хорошо присматривать.