Шале

Меня изнасиловали. Или нет? Или действительно ничего не произошло? То есть, конечно, мы занимались сексом, но может… все было так, как сказал Адам? Может, меня не принуждали?

Я сама этого хотела? Я внушила ему мысль, что хочу этого?

Это одно и то же?

В этот момент я понимаю, что совершенно точно не могу рассказать все Уиллу. Он мне не поверит. Сейчас даже я сама не верю себе.

— Правда ведь, Луиза? — спрашивает Адам, возвращая меня к общей беседе. — Мы отлично пообедали в «Таверне», да? Жаль, что Уилл все пропустил, потому что по собственной глупости сломал крепление, а Нелл оказалась слишком медленной, чтобы поспеть за мной.

Нелл фыркает.

— Я СОВСЕМ не медленная! Просто мне хотелось остаться на той стороне долины и не возвращаться сюда — во второй половине дня там солнце, и те трассы нравятся мне больше, чем эти.

Я бросаю взгляд на Адама — лишь на мгновение, потому что мне слишком больно. Совершенно очевидно, что он насмехается надо мной. По крайней мере, я так чувствую. Может, он решил, что мы теперь храним общий секрет про то, что случилось между нами, пока Уилла не было? Или же он смотрит на меня просто так, без всякого подтекста? Такое впечатление, что я больше ничего не понимаю.

— Да. Обед был хороший, большое спасибо, — автоматически произношу я. И только тут вспоминаю, что он оплатил счет — наверняка выложил кучу денег с учетом дорогущего вина и остальных напитков. Может, дело в этом? Он решил, что я у него в долгу? Что я не стала бы соглашаться, если б не хотела его? Вдруг, раздели мы счет, ничего этого не случилось бы? Я напомнила бы ему о своем статусе — девушка его брата. Мы просто обедаем вместе. И ничего друг другу не должны.

Глупо, глупо, глупо…

— И чем вы занимались остаток дня? — спрашивает Нелл, насаживая на вилку кусочек пересушенной курицы.

— В основном сидели в ресторане, — продолжает Адам. — Луиза рассказывала мне про свою жизнь. Потом вернулись сюда. Я пошел в сауну: Луиза собиралась ко мне присоединиться, но, видимо, передумала. Курица просто ужасная, да? — добавляет он, поднимая кусок на вилке и морщась при взгляде на него.

Как он может держаться настолько беззаботно?

— Я приняла душ, — произношу я чуть дрогнувшим голосом, глядя на Адама, но он по-прежнему занят своей курицей: ковыряется в ней вилкой и ножом. Я вложила в эти слова особое значение: «Ты разве не понимаешь, что я принимала душ из-за того, что ты со мной сотворил?» — но он даже не замечает. Или замечает? Может, он просто хороший актер?

Адам кладет кусок курицы в рот и с усилием прожевывает, корча гримасу.

— Брр, — говорит он, наконец ее проглотив, — думаю, завтра надо поужинать где-нибудь в другом месте; еда тут отвратительная. Кстати, насчет завтра: кто с кем катается? Я правильно спросил? Вечно я путаюсь…

— Ну, я буду кататься с Луизой, — отвечает Уилл, — поскольку сегодня не получилось. — Он разворачивается ко мне. — Конечно, если ты захочешь. Прости, что сегодня так вышло… Я очень хотел покататься с тобой, но полдня провозился со сломанной лыжей.

Сейчас мне хочется только одного: свернуться клубком под одеялом, натянув его на голову, но я не могу этого сделать, не объяснив Уиллу, в чем причина, или не предложив ему полежать со мной, о чем мне страшно даже подумать. И уж точно я не хочу рисковать остаться наедине с Адамом. Пожалуй, больше всего мне сейчас хочется стать кем-то другим, не собой.

Адам кривится:

— Погода завтра будет так себе. Ты уверена, что станешь кататься, Луиза?

«Не уверена», — думаю я, но стоит мне открыть рот, как Уилл меня перебивает:

— Давайте завтра и решим. Может, проведем утро порознь, потом встретимся за ланчем и тогда уже подумаем, чем заняться?

— Неплохой план, — соглашается Адам. — К тому времени я буду умирать с голоду — этот ужин был просто несъедобный.





* * *


Кое-как затолкав в себя десерт, я говорю, что устала и пойду спать.

Уилл собирается подняться со мной, и меня охватывает тревога — мне необходимо побыть в одиночестве. Но он, похоже, решает, что мои заверения — «нет-нет, всё в порядке, оставайся» — неискренние, и следует за мной по ступенькам в нашу комнату.

Я ложусь на постель, и Уилл устраивается рядом, пряча голову у меня на груди и положив руку поперек моей талии.

Мне приходится приложить усилие, чтобы не вздрогнуть. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались. Но не могу сказать ему почему. Это я уже поняла.

— С тобой точно все хорошо? — спрашивает Уилл, не шевелясь. — Ты весь вечер какая-то тихая… — Он делает паузу. — Не обязательно идти завтра кататься на лыжах, если ты не хочешь.

Поднимает голову и заглядывает мне в лицо.

— Дело в этом? Или ты сердишься, что я не пришел на ланч? Честно, я не виноват. Мне правда хотелось покататься с тобой вечером.

Заставляю себя улыбнуться.

— Нет. Не глупи. Ты ничего не сделал. Я просто устала, вот и всё. Но, конечно, мы можем покататься завтра утром. Мне хочется показать тебе, чему я научилась.

Он целует меня в кончик носа и снова опускает голову мне на грудь.

— Можно тебя спросить? — говорю я, сама не решив окончательно, как сформулировать вопрос.


Уилл перекладывает ладонь мне на ногу и начинает ласкать бедро с внутренней стороны. В обычной ситуации я сразу его захотела бы, но сейчас у меня возникает ощущение, будто на меня покушаются. Завозившись, я делаю вид, что поправляю джинсы — как будто у меня там что-то зачесалось.

— Спрашивай что хочешь, драгоценная моя, — отвечает Уилл.

— Почему Адам все время на тебя нападает?

Он поднимает голову, чтобы посмотреть мне в глаза. Брови его нахмурены.

— Странный вопрос. Почему тебе интересно?

— Сама не знаю. У меня же нет ни братьев, ни сестер — вообще никого, кроме мамы. Я совсем не разбираюсь в подобных отношениях.

Уилл немного отодвигается и ложится на живот, чтобы удобнее было на меня смотреть.

— Я и сам не могу сказать. Адам всегда таким был. Конечно, он старше и вроде как главнее — по крайней мере, был в детстве… Я никогда ему этого не говорил — да и мама ни за что не признается, — но она всегда считала меня своим любимчиком. Я долго болел, вот она и привыкла чересчур меня опекать. Наверное, Адам ревновал.

— Ты болел?

— Ага. Пару лет мотался по больницам — ничего особенного, потом перерос, так что сейчас здоров и счастлив.

— Но тогда это, наверное, было серьезно…

— Наверное; я уже мало что помню. Но, думаю, именно поэтому я — мамин любимчик, и тут есть свои преимущества, потому что мне все всегда сходит с рук — по крайней мере, дома.

Я улыбаюсь и глажу его по щеке.

— Да и как можно тебя не любить!

Он тоже отвечает мне улыбкой:

— Как мило! — На мгновение задумывается. — Однако это любопытный вопрос. Дело в том, что Адам, конечно, порой ведет себя как свинья, и в основном, когда мы вместе, пытается меня принизить, но он все равно мой брат — нравится мне это или нет. Всегда был и всегда будет. Между нами особая связь. Это, наверное, сложно понять, когда у тебя нет братьев или сестер. Хотя порой я его ненавижу… понимаешь, в глубине души, я знаю… ну, что это не по-настоящему.

У меня на глаза наворачиваются слезы. Уилл никогда мне не поверит. Я не могу рассказать ему, что произошло. Что натворил Адам.

Слезинка сбегает у меня по щеке, и Уилл смахивает ее.

— Ой! Какая ты милая! Растрогалась из-за меня…

Он тянется ко мне и целует в губы. Я подавляю подступающую панику, и через пару секунд мне удается немного расслабиться. В конце концов, между нами ничего не изменилось. Я этого не допущу. Не позволю, чтобы Адам все разрушил.

Внезапно Уилл отстраняется.

— Ты пахнешь по-другому, — говорит он.

Паника возвращается.

— Ч-что? — запинаюсь я. — Да нет, ничего подобного, наверное…

— Ты пользовалась моим мылом! — восклицает он. — Вот в чем дело! Ты пахнешь, как я. Это странно…

— Ты же не против? Тебя не было. А запах напомнил мне о тебе.

Уилл снова целует меня.

— Ну конечно!

Пауза.

— Я люблю тебя, Луиза.

Я возвращаю ему поцелуй.

— Я тоже тебя люблю.





* * *


Адам был прав насчет погоды. Утром, выглянув в окно, я ничего не могу разглядеть — такой густой вокруг туман.

— Вот гадство, — говорит Уилл, раздвигая занавески. — Думаю, ты не захочешь кататься в таких условиях, ведь да?