Сердцеед +1

— У меня тоже есть один для тебя, но он не для публики. — Его глаза дьявольски сверкают, наблюдая, как я краснею.

Я приглашаю его внутрь. Он выглядит темным в коридоре. Темнее, чем его волосы, чем воздух, которым он дышит.

Моя мать ждет с сияющей улыбкой.

— Малкольм, это моя мама…

— Келли, — нетерпеливо вставляет она. Она, кажется, хочет обнять его, но останавливает себя. Сент кажется слишком большим для обнимашек.

Он протягивает руку и нежно сжимает ее плечо, протягивая ей вино. Я наблюдаю, как мама делает отчаянную попытку сопротивляться его пленительной улыбке. И замечаю, что его грудной голос не помогает делу.

— Спасибо за приглашение, Келли. И за потрясающую дочь.

Мама, благодарно приняв бутылку, отходит поставить ее в лед.

Сент дотрагивается до моей щеки лишь на секунду, но этой секунды достаточно, чтобы я разволновалась еще больше.

Черт бы его побрал!



***



— Ты первый мужчина, которого Рейчел привела домой, — сообщает ему мама.

— Это первый раз, когда я прихожу к девушке. — Сент подмигивает мне, и мы с мамой улыбаемся.

Мы обе таращились на него несколько секунд, когда он открывал вино так, как может только человек, откупоривший дюжину винных бутылок.

А сейчас мы все наслаждаемся ужином, алкоголем и беседой.

— Я всегда считала, что у нее было бы больше друзей, если бы не ее воображаемая подруга Моника, — говорит мама.

— Матильда, — поправляю я.

Моя бедная мама так взволнована и взбудоражена, что даже не может собраться с мыслями.

— Матильда. Верно. Она все сваливала на Матильду. Рейчел вообще не любит ударять в грязь лицом, — продолжает она. — Она эдакая перфекционистка, поэтому, чтобы не злиться на себя, когда все шло не так, как было задумано, она обвиняла во всем Матильду.

Я стону и закатываю глаза.

— Если бы Матильда сидела сейчас здесь, я была бы не так сильно смущена.

Сент наклоняется ко мне.

— Я бы не приехал сюда из-за Матильды. Только ради тебя.

Его губы кривятся, когда я краснею.

— Рейчел сказала мне, что вы рисуете, верно? — спрашивает он у моей матери.

— Есть такое. Обожаю яркие цвета, — говорит она и с гордостью показывает на свой клубнично-шпинатный салат. — Рейчел тоже когда-то рисовала, это ее картина. — Она показывает на маленькую рамку с отпечатком моей руки.

— Я это не писала, а просто приложила ладонь. У Сента есть такая же, мама. Большая.

— О, неужели? — Ее глаза расширяются в благоговении. — Они продаются, но в данном случае это был подарок от организации в поддержку против насилия.

Когда мы приступаем к основному блюду, моя мать рассказывает Сенту все о моем участии в «Конец насилию». Сент об этом ничего не знал, ну, или только то, что я занимаюсь этим уже десять лет, поэтому сейчас внимательно слушает, подчищая свою тарелку.

Еще ему рассказывают историю моего детства...

Как «Конец насилию» помогли маме и мне справиться...

О моих мечтах о карьере, которую я одновременно и любила бы, и хорошо себя обеспечивала...

Как я хотела, чтобы работа мечты мамы стала реальностью...

— Ее жизнь переплеталась с множеством людей, — добавляет она.

— И со мной, — шепчет он с лукавым блеском в глазах. Малкольм не злиться, просто спокойно допивает вино. С умиротворением и чем-то еще. Его словно... озарило. Как будто рассказы моей матери пролили свет на то, что долгое время ускользало от него.


Кажется, ему сейчас комфортнее, чем несколько секунд назад. Он сконцентрирован, скрещивая приборы в пустой тарелке. Затем Сент откидывается на спинку стула и складывает руки за головой, смеясь над рассказами моей матери о выходках юной Рейчел.

Он выглядит... домашним. Здесь, со мной и моей матерью.

Со мной что-то происходит — внезапно я чувствую себя очень уязвимой.

Я думаю о его матери, пока он разговаривает с моей.

Во время разговора он часто повторяет: «Неужели она действительно так делала?», явно забавляясь.

А моя мама никак не поможет промолчать!

Из-за этого сейчас чувствую себя чрезвычайно, глубоко обнаженной перед Малкольмом.

Малкольм уже много обо мне знает. Что мне нравится, чего я боюсь и о чем мечтаю. Что я надеюсь делать хорошие вещи, но иногда делаю плохие. Ему известно, какая я на вкус.

И теперь, когда мужчина моей мечты знает меня по рассказам матери, я чувствую себя совершенно беззащитной. Как будто у меня больше нет от него тайн, в то время как он представляет собой коробку с секретами, которую я никогда полностью не открою.

Джина права: возможно, чтобы защитить себя, я воздвигла не одну стену. Но чувствую, что все они вот-вот рухнут.

— Рейчел была не особо общительна в юности, — говорит мама, принося с кухни мой любимый десерт — шоколадный пирог с мятой. — Слишком уж была сдержанной, что, разумеется, меня беспокоило. Только в «Конец насилию» она поделилась с окружающими, что у нее нет отца. С такими же людьми, как она, познавшими утрату. Ей было некомфортно разделить эту потерю с кем-то другим, тем, кто, как она думала, не поймет.

Я пытаюсь отшутиться, но мой смех дрожит. И только после того, как Сент тянется к моей руке под столом и сжимает ее, я выдыхаю.

Потому что он дает понять, что не осуждает меня.

«Я очарован тобой», — помнится, сказал он.

Я украдкой бросаю взгляд на его профиль. Он чувствует это и поворачивается. Наши взгляды встречаются, и мне кажется, что он целует меня своими глазами.

Сегодняшний вечер внезапно кажется невероятно значимым. Сент словно сделал для меня, дал мне то, что не делал и не давал никому больше.

Дальше мама докладывает, что в подростковом возрасте я читала по выходным.

— Она не была тусовщицей? — он спросил об этом мою мать, но явно для того, чтобы подразнить меня. Могу сказать это по взгляду — и улыбке — который он мне посылает.

Улыбке, которую ни одна женщина на Земле не смогла бы перенести с сухими трусиками.

— О нет, хотя ей нравится веселиться, — уверяет мама. — Но Рейчел вернулась даже с выпускного в двенадцать. Ее кавалер не смог заинтересовать ее настолько, чтобы она осталась подольше. На самом деле ее никто не интересовал. Раньше я думала, что ей нужен мужчина настолько неотразимый, что ее истории будут казаться блеклыми на его фоне, что он сделает ее реальность намного более захватывающей, чем выдуманный мир.

Я чувствую на себе его ласковый взгляд.

— Значит, такого не нашлось, — хищно заявляет он.

Я задерживаю дыхание.

— Никого, — подтверждает мама.

«Кроме тебя», — говорю ему глазами, когда он мне улыбается.

То, как он смотрит на меня сейчас, стискивая зубы, намного лучше секса.

— Грех, нам просто необходимо найти кого-то, кто рассказал бы мне твои неловкие истории, чтобы мы поквитались, — поддразниваю его хриплым, застенчивым голосом.

Он снова сжимает мою руку под столом, а его голос падает на октаву.

— Погугли. Тогда ты не просто поквитаешься.

— Кстати, она придумывала истории о семьях, — продолжает мама. — Обычно очень сладкие. Я переживала, потому что она была слишком оптимистична для реального мира, но, полагаю, именно так она справлялась с потерей Майкла.

После понимающего кивка, направленного на мою мать, глаза Сента снова ищут меня. Снова ласкают меня взглядом, но в этот раз они не ощущаются сексуальными. Мне кажется, это гораздо больше. Мужские глаза, глубокие, как вечность, просто говорят: «Я понимаю».

— Соболезную вам обеим, — наконец шепчет он, и я замечаю, что Сенту требуется усилие, чтобы отвести от меня взгляд.

Холодные искорки, которые так часто встречаются в глазах Малкольма Сента, сейчас пропали.

Он живой, такой человечный, сидит, как затихшая буря, за нашим обеденным столом. Сильный, энергичный и естественный несмотря на то, что он ненормально красив и ненормально могущественен.

Я замечаю, что мама слегка краснеет, когда он полностью сосредотачивается на ней.

— Я знаю, что ты тоже потерял свою мать. Соболезную.

— Спасибо, — тихо отвечает он.

— Ты можешь всегда прийти сюда, Малкольм. В любое время.