Семь опасных теней

— Он еще не пришел к Старейшинам, — сказала бабушка. — Значит, еще не перешел, старый дурак. Бросает вызов смерти, как он делал и при жизни.

— Это не необычно, — сказал мне Шимада. — Время в Ёми течет иначе, и души порой задерживаются с шинигами на много месяцев.

— Что будет, если душу дедушки не забрал шинигами? — спросила я. — Я была там, когда он умер. Рядом не было шинигами.

Шимада спрятал ладони в широких рукавах, как делал часто дедушка.

— Шинигами привлекло бы к храму смертями. Кто-то точно поймал душу твоего дедушки.

— Я не это спрашиваю, — я сжала кулаки на коленях. — Я хочу знать, что бывает с душой человека, которую не забрал шинигами.

— Ты знаешь ответ, жрица, — сказал Шимада.

Да, но я хотела, чтобы мои страхи озвучили, чтобы они стали реальными. Кто-то нашел блуждающую душу моего дедушки. Кто-то мог укрыть его, пока он не принял смерть. Я надеялась, что он и все жрецы в храме Фуджикава были под охраной кого-то мудрого и доброго. Я надеялась, что их нашел кто-то, похожий на Шимаду.

Потому что, если душа дедушки осталась блуждать, он мог стать ёкаем. Мое сердце разбивалось от мысли, что дедушке придется жить в таком ужасном состоянии.

— Не переживай за старика, Кира, — бабушка хрипло рассмеялась. — Если нет демонов, которые любят читать лекции, твой дедушка слишком высок и священен, чтобы стать ёкаем.

— Если он не тут, — я вдохнула и взяла себя в руки, пока что подавила страхи, — может быть кто-то еще, у кого мы с Шимадой-сама можем спросить про осколок Кусанаги но Цуруги, меча Богини солнца?

Бабушка потерла подбородок.

— Вот, что тебе нужно? Зачем он тебе?

— Чтобы одолеть Шутен-доджи раз и навсегда, — сказала я.

Глаза бабушки широко открылись от шока, насколько удалось, чтобы глаза не выпали из глазниц.

— Шутен-доджи? Даже я знаю ужасное имя… в какую беду ты ввязалась, дитя?

— Кира унаследовала место в этом, — сказал Шимада. — Она не виновна в конфликте.

— И ты решил ей помочь, лорд смерти? — бабушка фыркнула. — Возомнил себя героем?

Шимада не сразу ответил, и он не вздрогнул от критикующего взгляда бабушки.

— У меня хватает своих ошибок, которые я хочу исправить, Фуджикава-сан.

— И что будет, если найдете осколок? — спросила бабушка. — Осколом демона не победить, нужен целый меч!

— Именно, — Шимада приподнял бровь. — Если найдем осколок в храме Фуджикава, то потом украдем другие осколки.

— У Шутен-доджи? — спросила я.

— А у кого же еще? — спросил Шимада.

— Хмф, — сказала бабушка. — Хорошо. Я посоветуюсь с другими предками. Может, они знают о мече. Не двигайтесь. Я скоро вернусь.

Бабушка растаяла. Мы с Шимадой послушно сидели, даже не болтали. Шли минуты. Чем дольше я так сидела на пятках, тем больше покалывали пальцы ног. Это было едва заметно в пылу разговора, но теперь я могла думать только об этом.

Я не знала, сколько мы ждали бабушку, но когда она появилась, она сделала это быстро. Презрение из нее пропало, остался только холод смерти.

— Они говорят, что не могут сказать, где лежит кусочек Кусанаги, — бабушка теребила край рукава кимоно. Она ругала меня, когда я так играла с одеждой, но бабушка так волновалась, что не поняла даже, что ее глаз почти вывалился из глазницы. — Говорят, эту информацию передавали поколениями от одного высшего священника к другому. Мы — не высшие священники рода Фуджикава, и они не хотят раскрывать нам местоположение осколка.

— Если не найдем осколок, храм Фуджикава сгорит, — сказала я. — Как пятьсот лет назад. Этого они хотят?

— Не вредничай! — бабушка фыркнула и вернула глаз на место. — Традиции — все для них, и они видят мир не так, как ты.

Я заерзала.

— Что ж, если мы не можем найти осколок, может, и Шутен-доджи не удастся.

— Как только он вернется, он не прекратит нападать на твой храм, пока не получит желаемое, или пока не умрет, — Шимада говорил мягко, вставая. — Ты можешь только уничтожить его.

— Мы можем сделать это группой шинигами, — сказала я.

— Если соберем достаточное количество, — сказал Шимада. — Иначе удастся только снова убить тело и прогнать его в Ёми на время. Но так ты только передвинешь проблему на будущее.

— Эта семья делала так веками, — сказала бабушка. — Слушай, шинигами, я не хочу, чтобы моя внучка до конца своих дней билась с тем монстром. Я поговорю со Старейшинами семьи за вас, но…

Мое сердце забилось быстрее.

— Но? — спросила я.


Бабушка приподняла остатки брови.

— Я хочу лучших подношений мне в камидане семьи. Ты игнорировала это месяцами, Кира. Как можно ждать помощь предков, если ты не вспоминаешь их?

Я упала на колени и поклонилась так низко, что лоб почти коснулся поля.

— Прости, бабушка. Я немедленно пойду к камидане семьи и буду каждый день заботиться о нем.

— Смотри мне, — сказала бабушка. — А ты, шинигами… Если Старейшины захотят поделиться мудростью, я тебя отыщу в мире мертвых.

— Хорошо, Фуджикава-сан, — сказал Шимада. — Спасибо.

Бабушка склонила голову.

— Просто не медлите. Мертвым остались только традиции, и они цепляются за них, как обезьяны в клетке за виноград. Удачи.

Мы с Шимадой вышли, и холод вечера потушил жар в моем теле. Я замерла на ступеньках мотомии и посмотрела на небо, где уже мерцало несколько звезд. Свет догорал на горизонте, каждая минута приближала нас к концу месяца. Луна напоминала гримасу.

Время истекало.

— Бой становится все сложнее, — я вздохнула.

Шимада рассмеялся.

— Ты влезла в дела богов.

— Как и вы, — сказала я.

Шимада отклонил шляпу и посмотрел на ночное небо.

— Мы с тобой слишком благородны.

— А я думала, что это комплимент, — сказала я.

— Я забирал сотни тысяч умирающих душ под крыло. Я избавлял от страданий мужчин и женщин на поле боя, стоял рядом с палачами, ходил в глубины тюрем и держал детей, ослабевших от голода. Все жизни кончаются, — Шимада протянул указательный палец, и на него села бабочка с черными крыльями. — Мертвые держатся за традиции, потому что мы забыли, как дышать. Мы можем не меняться, в отличие от живых. Но честь в Ёми значит мало.

— Почему тогда вы ее сохраняете? — спросила я. — Зачем пришли биться с моими демонами?

Шимада запустил бабочку в воздух.

— Защищая других, я спасаю себя.

— От чего? — я нахмурилась.

Шимада не ответил сразу, не смотрел на меня. После пары мгновений тишины он сошел с веранды и пошел по двору храма.

— Я пойду пожинать, — сказал он, не оглядываясь. — Увидимся завтра, Кира. Проследи, чтобы Роджи не убила Хейхачи-сана до того, как мы стали с ним работать. Она хорошая, но не любит доброту.

— Постойте, Шимада-сама, — крикнула я.

Он пропал в тенях, оставив меня гадать, чего мог бояться бог смерти.



Девятнадцать

Старшая школа Когаккан

Киото, Япония



Через пару дней снег выпал уже серьезно.

Обычно я любила холодное время года, особенно на высоте храма, где снег заглушал все толстым белым одеялом. Зимой черепица храма сияла, с крыш свисали сосульки, и мир пах чистотой.

Но сегодня в храме собрался туман, и мне было не по себе. Тревога разбудила меня раньше будильника, и я все утро переживала обо всем от грядущего фестиваля культуры и Шутен-доджи до царапины на любимых туфлях. Тревога любила застать меня, пока я была одна. В последнее время стало хуже, особенно, когда закончилась вторая неделя.

Шутен-доджи стал одержимостью. Я засыпала, читая статьи о нем на телефоне, порой ловила себя на том, что напевала «Кагомэ, Кагомэ» в душе.

Я ни разу его не видела, но видела его всюду. Когда сражалась с Роджи, я ощущала на себе взгляд Шутен-доджи. Когда искала осколок с Шимадой, Шутен-доджи, казалось, был в каждой тени. Что бы я ни делала, он был там. Смотрел. Ждал.

— Ты в порядке? — спросил Широ по пути в школу. — Ты была тихой утром.