Семь опасных теней

— О, нет! — завопил Хейхачи. — Что я сказал? Мне очень жаль!

— Ничего, Хейхачи-сан, — Широ обвил рукой мои плечи, притянул меня в объятия, и моя макушка оказалась под его подбородком. — Неделя была тяжелой.

— Простите, — говорила я между всхлипами. — Простите. Мне так жаль…

— Хватит извинений, — Хейхачи прогнал работников на места. Он указал на кабинку. — Идемте. Я тебя покормлю, и тебе станет лучше, да?

Хейхачи подал нам тонкоцу-рамен, а я вытерла с лица шерсть кота и слезы. Широ был прав, это было лучшее, что я пробовала в жизни, и от этого мне стало лучше. Бульон из свинины был в меру острым, и вкусы умами плясали на языке. Даже Они-чан получил свою миску. Хейхачи сказал, что делал лапшу своими руками каждое утро, и так его семья делала веками.

Белый мотылек сел на край подноса, усики подрагивали. Это было маленькое изящное существо с пушистым серым телом и точками на крыльях.

— Хейхачи-сан, — я опустила палочки рядом с миской. — Это же не просто бабочка?

— Нет, — он печально покачал головой. — Она не простая.

«Она?» — задумалась я.

— Я слышал, что ты делаешь, — Хейхачи подставил для бабочки свои пальцы. — Я бы присоединился к твоему делу, но, боюсь, не смогу помочь.

— Почему? — спросила я.

— Я не убиваю, — он придерживал мотылька ладонями. — После этой крохи. Мы с ней договорились. Мы оберегаем друг друга.

— Никого и не нужно убивать, Хейхачи-сан, — сказал Широ.

— Кроме Шутен-доджи, — тихо сказал Хейхачи. — Для этого группа шинигами, да? Уничтожить не только тело существа, но и его душу?

Я взглянула на Широ. Он стиснул зубы, но не ответил.

Так что ответила я.

— Да, — сказала я. — План — уничтожить тело и душу Шутен-доджи, чтобы мир не накрыла тьма. Я хочу отомстить за жизнь дедушки и защитить храм, который моя семья оберегала поколениями. Нам нужна ваша помощь, Хейхачи-сан.

Хейхачи выдохнул, снял шляпу с головы. Его бело-серый мотылек взлетел и стал хлопать крыльями перед его лицом. Он протянул указательный палец, и бабочка прыгнула на палец, взволнованно шевеля усиками.

— Ты понравилась Сане, — Хейхачи пошевелил кончиком пальца на брюшке бабочки. — Ты ее очаровала, и если она поддерживает тебя, это сделаю и я. Я не подниму меч, но дам силы в ритуале.

Я сложила ладони перед грудью и поклонилась.

«Три».



Восемнадцать

Храм Фуджикава

Киото, Япония



Когда мы с Широ вернулись из школы во вторник, мы обнаружили трех шинигами в главном кабинете, обсуждающие план боя с Горо.

Все подняли головы, когда мы вошли. Комната стала штаб-квартирой. Карты покрывали все горизонтальные поверхности, их придерживали кружки, деревянные таблички эма и пачки салфеток. Пыльца черных бабочек висела в воздухе, бабочки Шимады были под потолком. Белая бабочка Хейхачи, Сана, трепетала среди них.

Шимада стоял с Горо у стола, прижимая костяшки к его поверхности. Роджи устроилась в кресле на другой стороне. Хейхачи прислонялся к столику спиной к двери.

— Широ-кун! Кира-чан! — Хейхачи повернулся, когда мы вошли. — Так рад вас видеть!

«Он тут», — мне стало легче.

— Спасибо, что пришли, Хейхачи-сан, — я всем поклонилась. — Я благодарна вам.

Хейхачи ответил поклоном.

— Для меня честь служить с такими выдающимися шинигами.

— Точно, — Роджи закинула ноги на стол. — Я выдающаяся дама.

— Вряд ли, — Шимада столкнул ее ноги со стола. Роджи рассмеялась, опустив ноги на пол. — Я рад, что вы прибыли. Широ, вы с Роджи покажете Хейхачи-сану храм вечером?

— Я? — Роджи вытащила нож из кармана и раскрыла его. Она закрыла его поворотом запястья. — И что будут делать лорды, пока мы, простолюдины, будем трудиться в поле?

— Наши старания найти осколок не принесли результата, — Шимада указал на Горо и меня. — Нужно попробовать другой метод.


— Например? — Роджи снова открыла нож.

— Нужно поговорить с прошлым главным священником храма, — Шимада повернулся ко мне. — Может, твой дедушка знает ответы.

— Вы хотите вызвать дух дедушки? — потрясенно прошептала я. Я бы все отдала, чтобы увидеть дедушку снова, хотя бы попрощаться.

Шимада кивнул.

— Солнце скоро сядет, и последние лучи помогут призвать священника. Покажи, где умер твой дедушка.

С дрожью волнения и вышла за Шимадой и Горо из кабинета в главный двор. Солнце опускалось, остались персиковые пятна на небе. Холод конца осени жалил кожу и забирал тепло из костей.

Я повела их по храму, миновала команду, чинящую трещины в стенах хайдэна. Мастера просыпались на рассвете, чтобы чинить храм — я привыкла к стуку молотков, крикам и пикающим приборам. О-бэй сдержала слово, и, если я найду еще несколько шинигами, я отвечу тем же.

Мотомия все еще была окутана полицейской лентой. Я убрала ее, с лентой отцепились кусочки старого дерева. Черный паук полз по балке, и я вспомнила йорогумо, сжавшись. Тени внутри уже устроились на ночь среди подношений у алтаря.

Шимада прошел внутрь и глубоко вдохнул.

— Смерть свежая, — сказал он.

— Десять дней назад, — Горо остановился рядом со мной. Он опустил ладонь на мое плечо, но она дрожала. — Мне жаль, Кира, но я не должен в этом участвовать. Ты простишь меня, если я уйду?

— Конечно, — сказала я.

Шимада опустился на половицы. Он оглянулся на меня и склонил голову. Я прошла внутрь и опустилась рядом с ним.

— Закрой глаза, — сказал Шимада. — Эту часть тебе видеть нельзя.

Я послушалась. Закрыв глаза, я слушала, как он колдовал на неизвестном мне языке. Слова вряд ли принадлежали этой земле.

Его голос стал сильнее, смелее, а в комнате похолодало. Мурашки выступили на моих руках. Жуткая энергия заполнила комнату, и она впилась в мои плечи сломанными ногтями и спустилась по моей спине. Волоски на шее встали дыбом.

Я вдохнула с дрожью.

— Здравствуй, путница, — сказал Шимада, и я открыла глаза, надеясь увидеть дедушку. Вместо этого перед нами был другой призрак.

Я охнула и отпрянула.

— Бабушка?

У старушки не было нижней половины тела, внутренности свисали как лапша комьями. Половина лица была смята, включая глазницу. Ее лба и века не было, и глаз был голым. Бабушка была мертва несколько лет после того, как кто-то столкнул ее под поезд. Так говорили. Я ни разу не видела труп… или то, что от него осталось.

— Сядь прямо, Кира! — приказала она. — Сколько раз я тебе говорила, что пялиться грубо?

— Да, бабушка, — моя спина тут же выпрямилась как катана. Я смотрела поверх ее головы, чтобы выглядело, что я смотрю на нее. Если она ощутит, что я не даю ей все свое внимание, она отругает меня. — Прости, бабушка.

Бабушка посмотрела на Шимаду.

— А ты кто? Один из прислужников-жрецов моего мужа? Или бедняк, забравший храм?

— Не совсем, — Шимада улыбнулся. — Ваша внучка зовёт меня Шимадой.

— Вы уродливый, — сказала ему бабушка.

— Фуджикава-сан, смерть ни с кем не добра, — ответил он.

Бабушка смотрела на него миг. Я открыла рот, чтобы заступиться за него, спасти чем-то эту ситуацию…. но, к моему удивлению, бабушка рассмеялась.

Я не помнила смех бабушки. Вряд ли я его раньше слышала.

— Кто знал, что у шинигами есть чувство юмора, — сказала она. К моему ужасу, она попыталась мне подмигнуть. Ее порванное веко дрогнуло над глазом. Она поймала нить своих внутренностей. — По шкале от одного до десяти, как ужасно я выгляжу? В этом мире у нас нет зеркал. Я не могу сама посмотреть.

Я не могла скрыть правду словами, так что опустила взгляд на пол.

— Видимо, жутко, — бабушка рассмеялась, бросила внутренностями в мое лицо. Я пригнулась, но они пролетели сквозь меня, холодные и туманные. — Потому Ичиго всегда был моим любимым внуком. Он сладко врал. Чего ты хочешь? Наверное, что-то ужасное, Кира, раз тебе помогает шинигами.

— Это срочно, — я смотрела на прядь волос, оставшуюся на ее голове. — Нам нужно поговорить с дедушкой, если можно.

— Хм, — она почесала оставшуюся часть живота. — Так Хииро мертв?

Страх ударил меня с яростью по груди. Мы с Шимадой переглянулись.

— Да, больше недели… Ты его не видела?