Сэхсвет

Максим сглотнул. Он не считал себя цветом человечества – а именно такие люди избирались в Совет. Максим высказал эти мысли своей, теперь уже непосредственной, начальнице.

– Всё когда-то случается впервые. Должность советника – необходимый шаг. Иначе у остальных могут возникнуть вопросы о твоём назначении на роль моего личного помощника.

– Но могут возникнуть другие вопросы…

– Максим, ты сомневаешься в моей способности принимать решения? – спросила женщина. Максим поёжился от её пронзительного взгляда.

– Нет, ни в коем случае, – поспешил ответить он. – Просто… для меня это явилось большой неожиданностью.

– Понимаю. Поэтому советую тебе как можно скорее принять действительность.

– Да, Госпожа Председатель.

– В личных беседах можешь звать меня Орланой, – улыбнулась женщина. – На публике же пусть всё останется как прежде.

– Да… Госпожа Орлана, – слегка запнувшись, произнёс Максим. Интересно, это её настоящее имя? Он потянулся за стаканом с водой: во рту вдруг пересохло.

Орлана вновь улыбнулась:

– Хорошо. Ещё одно. Поскольку теперь ты мой личный помощник, ты должен быть в курсе. Рэй Суокил тоже примет участие в Экспедиции.

Максим, едва успевший сделать глоток, чуть не поперхнулся. Орлана смотрела на него, видимо, ожидая реакции.

– Советник Рэй? Но он же три года вещал с каждого экрана, что Экспедиция – ошибка.

– Именно поэтому я настояла на его присутствии. Человек со столь радикально отличающимся мировоззрением будет полезен в руководстве. В моменты необходимости принятия сложных решений Рэй сможет взглянуть на ситуацию под другим углом.

Максим кивнул:

– Хорошо, Госпожа Орлана.

– Отлично. – Она звонко хлопнула в ладони. У Максима зашумело в голове, и он приоткрыл рот. – И последнее. Я остаюсь на Земле, по крайней мере, на двадцать лет. В моё отсутствие ты, Рэй Суокил и Луиз Жевалье назначаетесь непосредственными руководителями Экспедиции. Остальные члены Совета также останутся со мной.

Час от часу не легче.

– Госпожа Орлана, я не совсем понимаю вас…

– Что именно тебе непонятно?

– Почему я? – прямо спросил Максим. – Чем я заслужил такую честь?

– Честь? – Губы Орланы тронула усмешка. – Для кого-то – возможно… но в первую очередь это тяжёлая работа, Максим. Сколько человек у тебя было в подчинении?

– Только мой техник, Алан.

– Алан… – эхом повторила Госпожа Председатель. – Обязательно держи его рядом с собой.

– Он не в восторге от Экспедиции, Госпожа Орлана. Мы практически не общались с самого заседания Совета.

– Посмотрим, – пробормотала Орлана и продолжила как ни в чём ни бывало:

– Так вот, Максим. Формально у тебя в подчинении будет несколько миллионов человек. Координировать такую прорву народа – это адский труд. И все эти люди – учёные, инженеры: от физиков и социологов до конструкторов и техников. Но ты справишься. Ты молод, умён, наблюдателен, быстро соображаешь, ты первым вступил в контакт с внеземным разумом, и ты убедил человечество последовать за тобой. Мне кажется, уже одного этого достаточно. В случае затруднений Рэй и Луиз дадут совет, а позже прибуду я, и мы с Советом разделим командование.

Максим не был согласен с Орланой по некоторым пунктам, но промолчал. Со стороны виднее. Да и выслушивать такое от самого могущественного человека на Земле было приятно. Максим поклялся себе, что не подведёт миссию, но вслух ничего не сказал.

– На этом всё. – Орлана встала, вслед за ней поднялся и Максим. – Увидимся послезавтра на станции. Подробные инструкции твоих полномочий я вышлю тебе сегодня вечером – внимательно ознакомься с ними.

Орлана протянула руку, и Максим в каком-то странном оцепенении пожал её. На ощупь рука женщина была сухая и твёрдая.

Проходя мимо полки с литературой докосмической эры, Максим на миг задержался.

– Можешь взять её, – негромко сказала Орлана. – Это мой подарок.

Максим взял том с «Братьями Карамазовыми». Книга приятной тяжестью легла в руку.

– Спасибо, – только и смог сказать Максим.





* * *



Вечером того же дня Максим и Венлинг сидели за столиком в «Горалесе». Обслуживающий персонал отсутствовал: профессии официантов, администраторов и, за редким исключением, поваров к нынешнему времени почти отмерли. Еда заказывалась и подавалась через интерфейс стола. Единственными живыми людьми здесь помимо посетителей были музыканты, исполняющие классические мелодии двадцать третьего века.

Сумерки за окном сгущались, переходя в безлунную ночь. Огней в небе стало меньше – подавляющее большинство орбитальных станций отправилось к Плутону. Это было необходимо для того, чтобы создать вокруг Редима – окончательно название утвердили совсем недавно – первоначальную базу. И всё же небесная сфера была по-прежнему прекрасна. Пока Максим ждал жену, он думал о несчастных редимерах, которые были лишены подобного зрелища. Когда Венлинг пришла, он постарался выкинуть из головы мысли о чужих мирах.

Перед Максимом стояла тарелка с остатками листьев салата, которые он не очень любил. Венлинг держала в руке бокал с вином. Она задержалась на приёме у психотерапевта, поэтому её заказ только готовился. Венлинг рассказывала Максиму о результатах сессии. Прогноз выглядел неутешительным.

– Мы не продвинулись ни на шаг, понимаешь, Максим? – Венлинг отпила из бокала, оставив на пластике едва заметный розовый след помады. – Профессор Синге даже не знает, с какой стороны подступиться.

– Может быть, стоит сменить доктора?

– Опять? – Венлинг поставила бокал и снова взяла его в руку. Не сделав ни глотка, поставила обратно. Её что-то тревожило, Максим это видел, но не хотел быть настойчивым: она расскажет о причине своего беспокойства, когда придёт время. – Это не поможет. Синге – отличный специалист, возможно, лучший в этой области. К тому же смена терапевта означает откат прогресса. А время сейчас для меня – непозволительная роскошь…

– Что ты имеешь в виду, Вен? – Сердце Максима забилось чаще.

Жена вздохнула и, взглянув прямо ему в глаза, прошептала:

– Анабиозный кризис.

– Что?

– Анабиозный кризис, – повторила она уже громче. – Недавно открытое психическое расстройство, напрямую касающееся «невылетных». Ты ведь знаешь, что часть мозга не отключается даже при глубокой гибернации? Разум «невылетного», поражённый анабиозным кризисом, подсознательно опасается, что, как только он уснёт, с его телом можно будет делать всё что угодно. В том числе – отправить в космос.

– Что произойдёт, если человек с таким набором ляжет в анабиоз?

– Он сойдёт с ума сразу как проснётся. – Венлинг внимательно посмотрела на него. – Максим, неужели ты не видишь, к чему это может привести лет через восемьдесят?

Максим похолодел, прозревая.

Примерно через восемьдесят лет (точную дату, когда это происходит, назвать не мог никто) Венлинг пересечёт «столетний рубеж» и тогда начнёт чувствовать боль. Запасы настоящего айона не бесконечны, и почти все они брошены на Экспедицию. Уже сейчас он был труднодоступным, через полвека же цена айона взлетит до небес.

А в анабиоз Венлинг лечь не сможет.

Максим взял её за руку, нежно погладил гладкую кожу:

– Чёрт… это лечится?

– Пока нет, – тихо ответила она. – В моём случае сначала нужно стать «вылетной». Пока это никому не удавалось. Но я не унываю, любимый. Шестьдесят лет – относительно большой срок, многое может измениться.

– Профессор Синге не сказал, откуда у тебя взялось это заболевание? – спросил Максим. Он уже знал, что ответит Венлинг, но боялся облечь это в словесную форму.

– Да. – Она опустила голову. – Из-за того, что меня насильно подвергли анабиозу на Марсе. Наверняка нельзя сказать, но вероятность высока.

Максим сжал пальцы, позабыв о руке жены. Когда Венлинг вскрикнула, он отдёрнул руку, выходя из оцепенения:

– Прости, Вен, я не хотел. Мне так жаль. – Извинялся он вовсе не за причинённую боль. Девушка тотчас же взяла его руки в свои:

– Максим, ты что? Ты забыл? «Не извиняйся…

– …если нет вины», – закончил он их фразу и выдавил подобие улыбки. – Умом я понимаю, но… если бы я тогда не настоял на полёте…

– …то мы бы об этом так и не узнали. Вернее, узнали бы, но в более опасном месте. Болезнь проявилась бы в облаке Оорта, и меня так или иначе пришлось бы гибернировать силой. Я провела бы в анабиозе на много лет дольше. Кто знает, в каком состоянии я проснулась бы по прибытии на Землю? Так что всё получилось даже лучше. Не лучше, но… ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Да, Вен.

– Так что не вини себя. Когда проблемы избежать не удаётся, нужно как можно скорее думать над решением. Время есть.

Эта фраза, «время есть», неофициальный девиз человечества… сколько смысла в ней было заложено! Но Максим понемногу начинал сомневаться. Время есть, но какое оно будет через сто, двести, тысячу лет? Когда выражение «время есть» появилось, будущее казалось безоблачным. Сейчас же человечество находится на самом краю грозового фронта. Лишь один луч надежды мерцал в этом мраке, и имя ему – Редим.

Но свет мог оказаться ложным. Или, что ещё страшнее, – губительным, как огонь для мотыльков.

– Время есть, – ответил Максим без прежней уверенности в голосе. – Давай тогда поговорим о чём-нибудь другом.

Небольшая квадратная пластина отодвинулась в сторону, и из стола появилась блюдо Венлинг – мясной салат. Музыка сменилась – один из посетителей заказал что-то из современного. Максим не знал этой мелодии, но хрустальный звук ксилофона очаровал его. Он сделал зарубку в памяти: узнать, что это за композиция.

Они с Венлинг разговаривали о многом, старательно избегая темы полётов: Максим рассказал о неожиданном повышении, с чем Венлинг его радостно поздравила; о том, что, когда Экспедиция закончится, хорошо бы перебраться куда-нибудь на остров в Тихом океане, где не будет никого, кроме них; о том, как мало изменилось искусство за последние несколько веков из-за тяги бессмертных к прошлому; о планах Венлинг на ближайшее время. Было уже за полночь, когда они вышли в ночную прохладу Сингапура и двигались по освещённой улице, держась за руки.

Максим верил, что Экспедиция нужна. Когда угрожает опасность, не считается зазорным отбросить мораль и этику и сосредоточиться на выживании. Редимеры поступили бы так же, будь они на месте людей. Максим в это верил… но всё же какое-то непонятное чувство грызло его изнутри. Ему необходимо было обсудить это с кем-то, но Венлинг не подходила на роль собеседника – она не испытывала терзаний о необходимости Экспедиции. Ему же нужен человек сомневающийся и при этом отлично знающий Максима. И такой человек был только один.

Прогулочным шагом они дошли до гибернатория. За последние три года эти стеклянные усыпальницы появлялись одна за другой, погружая в анабиоз тех людей, которые решили не тратить айон до окончания Экспедиции. Здесь спали родители Максима.

– Вен, я бы хотел поговорить с ним один на один.

– Я так и знала, что ты так скажешь, – ответила Венлинг. От неё исходил тончайший аромат эхино́псиса10, одновременно напоминающий сахар, малину и шиповник. Максим вдруг осознал, как будет скучать по нему.