Самый лучший подарок

Я целовал Марину, страстно желая большего. Когда увидел эту маленькую, хрупкую Снегурочку в тихом бешенстве, вымещающую свой гнев на ни чем не повинном торте, думал, не выдержу, зацелую ведь сейчас. Как она была прекрасна! Стоял маленький разгневанный дракончик и фырчал, чуть ли не пар из ноздрей пускал, из рук все не просто валилось, а вылетало с такой силой, что ошметки крема забрызгивали стол и стену, на что Марина еще раздраженнее рычала и трясущимися руками пыталась вывести какую-то надпись.

«Нет, хватит смотреть, как она гробит такой прекрасный торт. Надо ее срочно отвлечь», – подумал я и все же поцеловал. И – о чудо! Она сама дала мне зеленый свет! Какой это был поцелуй! Столько страсти и огня! Столько энергии в этом маленьком теле, пытающемся бороться со своими страхами и неуверенностью в жизни.

Затуманенный желанием и вожделением трепещущей в моих руках женщины, я не сразу понял, что она начала сопротивляться.

– Егор, подожди, – уперлись ручки мне в грудь, переставая обнимать. Но я разогнался. Ощущение ее губ, ее языка моим стало жизненной необходимостью здесь и сейчас, и я силой притянул к себе упирающуюся женщину, накрывая очередным поцелуем. – Егор, нет, – вырывалась она яростно, – остановись, пожалуйста. Хватит.

– Марина, – хрипло рычал я, – ты с ума меня сводишь.

– Мне работать надо, – дрожала она всем телом. Всем своим прекрасным, горящим желанием телом!

– Я не выдержу этой муки, малышка, – признался я и вытащил свои руки из ее домашних брючек, где успел погреть загребущие конечности, сминая аппетитные полупопия. – Если бы ты только знала, как я хочу тебя развернуть сейчас спиной и исследовать эти восхитительные бедра во всех подробностях. Как хочу ворваться в тебя и любить, пока ты не запросишь пощады, Снегурочка, пока твое сердечко не оттает и не примет меня всего…

– Я… – сиплый ответ, – я примерно ощущаю как…

– О, ты об этом? – криво усмехнулся я и вжал Марину в свое тело, чтобы она лучше прочувствовала мой стояк. – Не бери в голову, детка. Это такая мелочь, мне же ничего не стоит справиться с перевозбуждением. – Злой сарказм сочился из меня не переставая, но что я мог поделать, когда держался на пределе, а разрядки никакой. – Это ж ерунда, что у меня сейчас что-то взорвется. Или яйца, или мозг. Какая разница, что я хочу тебя до одури, но не могу получить.

– Егор, мы знакомы сутки, что ты хочешь?! Чтоб я перед первым встречным мужчиной, что оказался ко мне добр, раздвинула ноги? – неловко ответила она и отвела взгляд. – Или ты думаешь, мне легко? Или я не перевозбудилась?!

– Да? – серьезно посмотрел я на нее и пустил руки в ход, оглаживая попу и спину, интимно выдохнув вопрос прямо в пухлые губы: – А ты возбудилась?

– Более чем, – призналась она и встретила мой взгляд своим суровым. – Но это не значит, что я готова потерять голову прямо здесь и сейчас!

– Да, я понимаю, – как-то отчаянно согласился я, – ты права, малышка, прости. Я ничего не требую. Я просто ставлю тебя в известность о своих проблемах с выдержкой. Могу и сорваться, ибо уже на грани.

– Мятного чая?

– Так лучше уже просто дай пучок мяты пожевать, – усмехнулся я. – Пошли к детям, что-то там подозрительная тишина.

Марина побледнела и подскочила к окну. Я поднял свое пальто с пола, перекладывая его на стул, и подошел следом. Встал за спиной женщины, что наклонилась над подоконником в попытке увидеть детей. Я не смог отказать себе в маленькой шалости и прижался к аппетитному заду пахом, заставляя мать семейства вздрогнуть от неожиданности и покоситься на меня укоризненно. Я же сделал самый невинный вид и улыбнулся, кивая за окно, мол, смотри туда, не отвлекайся, а сам вжался до неприличия и навис над ней, вдыхая аромат сладостей, исходящий от женщины.

– Кажется, им скучно, – с сомнением произнесла Марина и заерзала попой, то ли желая меня отодвинуть, то ли помочь мне разрядиться прямо в штаны. Пришлось ее припечатать рукой, чтоб не дергалась. Женщина замерла под властным жестом, а я наслаждался ее покорностью. Это заводило еще сильнее. Боги, я не могу с собой совладать!

Прямо перед окном были все пятеро детей. Максим лепил снеговика, но по глазам видно его отчаяние. Снег сегодня сухой, не лепится, рассыпается. У парнишки уже глаза на мокром месте. Варя и Аля скорбно смотрели на его попытки, рисуя на снегу какими-то веточками. И где они их только нашли? А вокруг с таким же скорбным видом ходили Артур и Артем, как две души неприкаянные.

– Кажется, им очень скучно, – согласился я и обдал горячим дыханием шейку Марины сзади, обнимая за талию. Мои действия никак не вязались со словами, но ничего не мог поделать. Хотел, чтоб она желала меня так же сильно, как и я ее. – Одевайся, Снегурочка, пошли немного погуляем вместе.

– Мне надо еще полтора торта закончить, – отказалась она. – Иди займи их на часик, а потом будем все вместе обедать.

– А вечером свидание, – даже не спросил, а поставил перед фактом я.

– Хорошо, – сдалась Марина. – Сегодня двадцать девятое, могу вечером отдохнуть. Но завтра у меня будет опять аврал.

– А на тридцать первое у тебя что? – хриплым голосом задал вопрос в самое ушко и почувствовал, как кожа женщины покрылась мурашками. С талии Марины мои руки заскользили к груди, затвердевшей и налившейся желанием. Да, такая трогательная и возбужденная она нравится мне еще больше.

– Тридцать первого я работу не беру обычно, – сорвался ее голос, когда мои руки нашли чувствительные соски, – это день для семьи… Мм-м… – тихий стон. – Егор, я сейчас взорвусь, честное слово! Прекрати!

– Вот так сразу? – усмехнулся я.

– Я просто заигралась с воздержанием, – призналась она и издала новый стон, стоило мне смять руками ее грудь.

– Мм-м, моя сладкая, любишь пожестче? – спросил я и вжался в хорошо зафиксированные моими ногами тылы женщины. Рыча, сжал руками грудь. – Отвечай, Марина! Как ты любишь? Скажи мне, как ты хочешь? Пожестче? Или нежно? Сзади, сверху? А может быть, ты миссионерка? – От каждого моего слова и движения рук она млела и только чаще дышала, не в силах отвечать. Но мне не нужны были слова. Я слушал ее тело, которое просто кипело в моих руках от нереализованной энергии. Она хотела меня. И я ликовал от осознания этого факта.

Я быстро развернул женщину от окна и подтолкнул в сторону комнаты, дети поскучают еще три минуты, больше она не выдержит.

– Егор, остановись, пожалуйста, – хриплым и до невозможности сексуальным голоском попросила она, пока я грубо выталкивал ее с кухни. – Нет на это сейчас времени, мне работать надо. Дети без присмотра…

– Это твои единственные доводы? – прорычал я и развернул Марину к себе лицом.

– А… э… презервативы! Нет защиты, – схватилась она за спасительную соломинку, но я больше не слушал эти глупости. Она не сказала, что не хочет. Это главное. – Дети… без присмотра… – жалобный писк и прерывистое дыхание, когда моя рука легла на тонкое горлышко, ограничивая ее движения.

– Ничего, я быстро, – кривая улыбка, от которой, я точно знал, у Марины возбужденные мурашки по телу бегут. – Тебе нужно просто немного расслабиться, нельзя сдерживать твою сексуальность, – прошептал я в приоткрытые податливые губы и накрыл их своими. Жесткими и горячими. Скользнул в послушный ротик языком, а свободной рукой пробрался под резинку штанов. Снегурочка в моих руках дернулась, стоило моим пальцам скользнуть по такой влажной плоти. Но от меня так просто не вырвешься, рука на горле держит крепко, не мешая при этом дышать. – Тш-ш-ш… расслабься, малышка, тебе надо… – И снова смял ее губы своими, врываясь в ее ротик языком. Но это еще не все, сладкая…

Я весьма настырно раздвинул ножки одним движением широкой кисти, чтобы было удобнее пробираться к заветной точке, и Марина послушно, но, кажется, неосознанно подчинилась, дала моим пальцам волю. А я не медлил, от нежной и пробной ласки истекающей желанием плоти сразу перешел к главному, и мои пальцы заставили хрупкое тело пылать и замирать от глубоких ощущений, а губы перехватили стон.

– Ты прекрасна, – прошептал на ушко, лаская свою женщину, прикусывая ее шею. Но не успел я даже разыграться как следует, как поймал рукой ее оргазм, заглушая поцелуями хриплые крики. А она кричала, цепляясь ручками мне в свитер и выгибаясь всем телом. Капец, как это сладко!

Дождался, пока малышка насытится и немного придет в себя. Поцеловал аккуратно, боясь спугнуть ее шаткое душевное равновесие. И наконец-то убрал свои бесстыжие руки, отпуская Марину из плена, но все же слегка придерживая.

– Понравилось? – улыбнулся, изучая заалевшие щеки. Не выдержал, рассмеялся тихо и обнял свою Снегурочку, даря успокаивающий поцелуй в белокурые волосы, стянутые в тугой пучок.


– Ты понимаешь, что рушишь весь мой привычный мир?! – куда-то мне в грудь глухо пробурчала она и прижалась крепче, тяжело вздыхая. – Дети одни на улице, иди к ним. Мне еще работать надо.

И тут за нашими спинами послышались голоса детей, перемежающиеся с плачем.

– Мама, я писать хочу, – хныкала Аля, а следом появилась вся банда.

– Ма-ам, у нас почти авария, – пожаловался Максимка, пропуская вперед мальчиков, у которых уже глаза на мокром месте. – Знакомьтесь, – широким жестом указал на мать сын и так же без колебаний продолжил: – Это наша мама.

Мы с Мариной замерли, не зная, как и реагировать, и что сейчас выкинут испуганные дети. Немая сцена затягивалась. Мальчишки как по команде поспешили ко мне и прижались, испуганно поглядывая на Марину. Я присел, обнимая малышей и глядя на женщину извиняющимся взглядом. Как вдруг Артур спросил меня: «Мама?» – и оба мальчика уставились на меня с вопросом в глазах. Долго играть в гляделки со мной Марина не стала, только молча кивнула. И тогда я уверенно ответил сыновьям: «Мама!» – и повернул их к ней. Моя Снегурочка присела рядом, но боялась протянуть руки, боялась спугнуть.

– Мама? – спросил уже ее Артем.

– Мама, малыш, мама, – ответила она и все же протянула руку. – Иди ко мне.

И мальчик боязливо пошел, но позволил крепко прижать себя. Под ошарашенными взглядами своих детей Марина обняла чужого ребенка.

– Мама, я уписался, – громко шепнул на ухо малыш, вызвав у нас обоих непроизвольную улыбку.

– Ма-а-ам, я сейчас тоже уписаюсь, – дернула Марину за рукав Аля.

– Давай я тебя раздену, – улыбнулся я и расстегнул пуховик на девочке.

Максим обалдело молчал, помогая раздеться Варе.

Так мы все в молчании и перешли в комнату, каждый думая о своем. Теперь у меня одна проблема: чтобы мои дети не начали ревновать. Все пятеро чтобы не начали ревновать друг к другу.





Как тесен мир…




После неожиданного оргазма в руках Егора и не менее неожиданного представления меня мамой я даже не знала, как себя вести. Мои девочки не очень понимали, как так вдруг у мамы появились еще дети, а они и не в курсе, откуда вообще детей берут. Теперь вот в курсе – хорошим тетям детей приносит Дед Мороз. Уже готовыми, трехлетними. Максимка, наоборот, понимал, кажется, слишком много, но боюсь, не так. Пусть он и постарше, но все же ребенок. И чего я сейчас хотела меньше всего, так это чтобы кто-то из детей почувствовал себя брошенным, нелюбимым или чужим. И как мне разорваться, чтобы обнять всех пятерых сразу, когда руки только две, а сердце одно? И ведь малыши Тема и Арчик с какой-то непосредственностью и естественностью смотрят на меня, словно я все эти три года была с ними рядом и была их мамой. Наверное, они насмотрелись на мам в садике и не понимали, куда же их родительница запропастилась.

На помощь мне пришел, как и ожидалось, как и должно быть, Егор. Обед прошел без сучка, без задоринки, дети все были слишком в шоке, а потому не чудили, и слава всем богам. В четыре руки с Егором мы накормили детей. Максимка ел сам, но чтобы не было гнетущего молчания, Егор его все время цеплял в разговор. Причем у него это получалось так естественно, словно он знал моего сына все восемь лет. Максим на контакт шел осторожно, явно вынашивая какую-то мысль. А потому мы с Егором оба задерживали дыхание каждый раз, когда Максим или кто-либо из детей пытался что-то нам сказать. И вот в очередной раз, когда Егор пытался развеселить малышей, Максим не выдержал и все же задал этот сакраментальный вопрос.

– Ты теперь будешь нашим папой?

Повисла тишина, в которой я отчетливо услышала шум стекающего на пол компота, опрокинутого случайным движением Али. Подорвалась вытирать.

– Да, Максим, – после паузы ответил Егор. И голос его был уверенный. – Теперь я ваш папа.

Максим промолчал, сверля взглядом то меня, то Егора. Девочки маленькие, еще не очень понимают смысл происходящего.

– Но ты же Дед Мороз, – возмутилась Варя.

– Значит, вам повезло, – улыбнулся ей Егор. – У всех Дед Мороз приходит раз в год, а у вас он будет каждый день.

– Это ж каждый день себя вести хорошо придется, – вздохнула Аля.

– Придется, – ухмыльнулся новоявленный папочка и перехватил меня за руки, усаживая обратно за стол, не давая до конца вытереть компот. Крепко держа меня, он смотрел на Максима. – Ты против? – спросил моего сына.

Казалось, что тишина эта, вечная и тягучая, не закончится никогда. Во взгляде сына я читала сомнение, страх, неуверенность и незнание, что от него хотят услышать.

– Малыш, ты против, чтобы Егор был вашим папой? – нарушила я тишину между мужчинами и попутно вытерла Арчику нос, извазюканный супом. Мальчик смешно сморщился и обнял мою руку.

– Мама? – спросил он уже, наверное, в десятый раз.

– Мама! – ответила я и погладила ребенка по голове. Это ужас, как трогательно, этот вот теплый взгляд и надежда в нем, и маленькие теплые ручки, что боятся отпустить твою руку, чтоб не потерять. – Максимка, рыцарь мой, – ласково сказала, возвращая свое внимание сыну, – ответь нам, пожалуйста.

– Я не против, – вздохнул мой маленький рыцарь. – Только если ты маму не обидишь! – строго припечатал он Егора. И такой взгляд суровый. Это так умилительно, но мы не улыбались. Парень серьезен и мы серьезные, нельзя высмеивать его порывы защищать. – Чтоб она больше не плакала! – сдал меня с потрохами сын, глядя в зеленые глаза Егора.

– Обещаю, – совершенно серьезно ответил мужчина и сжал мою руку под столом, – никогда вас не обижу, никого из вас, – обвел взглядом всех и снова вернулся к Максиму, – но и воспитывать буду на полном серьезе.

В ответ Максимка только вздохнул, понимая, что попа у него еще битая будет, но хоть маму отстоял.





* * *