Рутинер

После отошел к окну, вид из которого открывался не только на соседнее здание и узенькую улочку, но и на краешек площади перед императорским замком, и с удовольствием отпил вина. Тусклая рыхлая луна еще висела над городом, и невольно я порадовался, что в сундуке припасена бутылка рома, будто сейчас это имело хоть какое-то значение.

— Магистр!

Я обернулся и обнаружил, что, погруженный в свои мысли, упустил момент окончания заседания. Следователи направились к выходу, компанию барону и капитану составил только самый молодой из них. Лицо с жиденькими усиками над верхней губой показалось знакомым; модно одетый сеньор с повязанным на шею шелковым платком перехватил взгляд и шагнул навстречу.

— Вильгельм вон Ларсгоф, — протянул он руку с взметнувшейся кружевной манжетой сорочки. — Мы встречались в Стожьене!

Я вежливо улыбнулся и ответил на рукопожатие, хоть никаких приятных воспоминаний у меня от той беседы и не осталось.

— Магистр! — вновь окликнул меня барон аус Барген и указал на макет. — Подходите, прошу!

Капитан Колингерт отступил и сложил руки за спиной. Не стал вмешиваться в разговор и молодой следователь, предоставив ввести меня в курс дела хозяину кабинета.

Я подошел и уставился на макет Ренмеля.

— При всем уважении к вашей милости, — сказал я, разглядывая дома, — но не возьму в толк, чем вызван столь срочный вызов. Могу лишь предположить, что как-то связано с недавним обыском…

— Не совсем! — оборвал меня барон, перестал сутулиться и распрямился во весь свой немалый рост, да так, что затрещал по швам камзол. Высокий и массивный, с немалым животом и толстенными ручищами, он напоминал вставшего на задние лапы медведя со своего родового герба, и не абы какого, а смертельно опасного шатуна. — Нам действительно удалось установить личность человека, известного вам как Сильвио де ла Вега. Но вопрос не в том, кто он, а в том, что он намеревается предпринять.

— Мне бы хотелось получить ответы на оба вопроса. Это… личное.

— Ваш де ла Вега на самом деле некий Виллем Келен-Басалар, третий сын владельца привлекшего наше внимание торгового дома, — просветил меня вон Ларсгоф. — Таким образом прослеживается связь между орденом Герхарда-чудотворца и герцогом Лоранийским.

— Благодарю, Вильгельм! — поднял руку с мясистыми пальцами аус Барген и вновь взял нить разговора в свои руки. — Как нам стало доподлинно известно, целью упомянутого союза является обострение отношений между империей и догматиками. Светлейший государь намерен совершить паломничество в Сияющие Чертоги, и Виллему-Сильвио поручено устроить провокацию, дабы ответственность за нее пала на свиту его императорского величества. Нам нужен человек, который знает проходимца в лицо.

Я озадаченно хмыкнул и задал вопрос, который попросту не мог не задать:

— К чему де ла Веге или кто он там на самом деле идти на такой риск? Разве так сложно привлечь к делу кого-нибудь другого?

— Такой возможности исключить нельзя, но это уже не ваша забота, — отмахнулся статс-секретарь Кабинета бдительности. — В императорской свите будет около пятнадцати дюжин человек. Лейб-гвардия, советники, несколько высокопоставленных особ с собственной свитой, в том числе кронпринц и архиепископ. Проникнуть во дворец чрезвычайно сложно, скорее всего, будет предпринята попытка затесаться в процессию по дороге. Ваша задача, вон Черен, — фланировать по колонне и отслеживать любую подозрительную активность. — Барон указал на макет. — Помимо этого, по пути будет несколько точек, куда вас доставят заранее для наблюдения за прохождением кавалькады. Постоянно будет вестись подсчет людей. Основные проверки организуем у моста и на въезде в Сияющие Чертоги. Вы и ваш ассистент…

— Увы! — перебил я хозяина кабинета. — Маэстро Салазар в ближайшие несколько дней не сможет самостоятельно передвигаться из-за ранения. О каком конкретно дне идет речь?

— О грядущем, — в первый раз нарушил молчание капитан Колингерт и указал на макет. — Смотри, вон Черен, и запоминай! Император приедет из дворца в цитадель Ангела, мы выдвинемся уже оттуда. — Он взял указку и повел ее от крепости по изогнутой петле широкой улицы к треугольной площади Святого Марка, а далее — по Староимперскому тракту мимо монастыря Поступи Пророка прямиком к мосту через Рейг. Кое-где будут стоять наблюдатели, но мы не можем взять под контроль каждый переулок, не привлекая городскую стражу или армию.

Я обратил внимание, что дом напротив монастырских ворот помечен красным флажком, и спросил:

— Что это значит?

— Помимо наблюдателя, во дворе будет размещен небольшой отряд.

— Опасаетесь нападения?

Мои собеседники все как один вежливо посмеялись.

— Светлейшего государя на тот берег будут сопровождать десять из двенадцати сильнейших магов империи, — объявил аус Барген. — Черная дюжина, доводилось слышать о такой?

Я кивнул:

— Кто же не слышал?

— Даже если вдруг комендант цитадели Ангела рехнется и прикажет обстрелять мост, когда на него выедет процессия, колдуны не дадут попасть в цель ни одному ядру, — заверил меня барон, словно я сам этого не понимал. — А еще от их поисковых чар не укроются защитные гравировки на мушкетах или пистолях. Мы заранее будем знать, если на одной из крыш вдруг засядут стрелки. Возьмем их тепленькими!

И вновь я указал на красный флажок:

— Тогда зачем?

Статс-секретарь Кабинета бдительности помрачнел:

— Настоятель — упертый фанатик, выступающий против всяких отношений с догматиками. Если его предупредят о выезде светлейшего государя, он точно выведет монахов перегородить проезд. А нам не нужно кровопролитие и не нужна неразбериха, под прикрытием которой кто-то сможет затесаться в свиту императора. Отряду поставлена задача оттеснить братию, прежде чем в дело придется вступить лейб-гвардии.

— Пора выдвигаться! — сказал глянувший в окно капитан Колингерт.

Барон дошел до рабочего стола, грузно опустился в кресло и разрешил:

— Идите, — а потом добавил: — И да хранят вас небеса!



Идти пришлось в казарму лиловых жандармов. Покидать здание мы не стали, воспользовались крытым переходом. Мы — это я, Рихард Колингерт и Вильгельм вон Ларсгоф. Капитан перехватил мой озадаченный взгляд, брошенный на следователя Кабинета бдительности, и ухмыльнулся:

— Вилли присмотрит за тобой, вон Черен. Связь будем держать через него.


Следователя обращение уменьшительной формой имени в восторг отнюдь не привело. Он нервно дернул щекой, но раздувать на пустом месте скандал не стал; все же Рихард был не тем человеком, от которого стоило требовать объяснений, если не намерен идти до конца. Да и ситуация к подобного рода выяснению отношений нисколько не располагала.

К моему немалому удивлению, привел нас капитан в раздевалку при кордегардии, где примеряли темно-лиловые мундиры и рейтузы несколько сеньоров, не слишком-то походивших на подтянутых и молодцеватых жандармов.

— В свите светлейшего государя не нашлось места ищейкам Кабинета бдительности, их вид оскорблял бы взоры высокого общества, — во всеуслышание объявил Рихард Колингерт, впрочем, без особого злорадства, скорее с горечью. — А нас… терпят. Так что подбирай одежду по размеру и переодевайся. И шевелись, время на исходе! Вилли, тебя это тоже касается.

На этот раз столь непочтительное обращение при посторонних заставило следователя покраснеть то ли от смущения, то ли от злости, но капитан сделал вид, будто ничего не заметал, и покинул раздевалку.

Я шумно выдохнул и принялся осматривать предложенную одежду. Рейтузы подобрал без всякого труда, и хоть менять льняную сорочку на плотной вязки фуфайку нисколько не хотелось, все же от заведенных у лиловых жандармов порядков решил не отступать. Мундиров перемерил не менее полудюжины и выбрал в итоге парадный, но в самый последний момент заменил его на обычный, усиленный на плечах вставками плотной кожи. Просто обнаружил, что в оружейной комнате, помимо пистоля и палаша, всем выдают шлемы и короткие кирасы, а через тонкую ткань доспех непременно натрет кожу до кровавых мозолей.

Затянуть ремни кирасы с вертикальным ребром жесткости помог приставленный к нам жандарм, а с перевязью и шлемом я справился уже самостоятельно. Поправил палаш, сдвинул кинжал, прошелся, привыкая к весу снаряжения, и вновь ощутил себя артиллеристом Серых псов. Аж мороз по коже! Брр…

Вот только пистоль… Я проверил его и ожидаемо обнаружил, что оружие не заряжено.

— А пули и порох? — обратился к Вильгельму вон Ларсгофу, но тот лишь покачал головой:

— Не положено, магистр.

Я в сердцах плюнул и спустился во внутренний двор, где капитан Колингерт проверял снаряжение дюжины жандармов, настоящих, а не ряженых вроде нас. Впрочем, мой вид Рихарда вполне устроил, он кивнул:

— Пойдет! — и указал на одну из лошадей с притороченным к седлу коротким кавалерийским мушкетом, зарядить который, разумеется, никто и не подумал.

— Ну хоть палаш не бутафорский выдали, — проворчал я, проверяя подпругу.

— Твое дело — смотреть, а не стрелять! — отрезал капитан. — Не принимай на свой счет. Будь моя воля, я бы малышу Вилли оружия вовсе не дал.

— Не любишь его?

Колингерт передернул плечами и презрительно бросил:

— Любимчик барона! — но этим и ограничился, отошел к своим людям.

Тут вслед за мной во двор спустились следователи Кабинета бдительности, и мы покинули казарму, поскакали по пустынной улице. Копыта звонко цокали по мостовой, разгоняя предрассветную тишину, редкие прохожие торопливо жались к стенам или, если имелась такая возможность, уходили с мостовой в галереи. Вскоре мы вывернули к императорскому дворцу, и святой символ на колокольне кафедрального собора вдруг вспыхнул и загорелся в лучах встающего солнца золотым сиянием. Город еще утопал в густом сумраке, и зрелище нам открылось воистину прекрасное, но меня сейчас волновали вещи несравненно более приземленные.

И думал я вовсе не о кознях официала ордена Герхарда-чудотворца и даже не о скорой поездке на тот берег Рейга в свите императора, просто тесные рейтузы натирали в совсем уж неподходящих местах, вязаная фуфайка оказалась непривычно колючей, кираса давила на плечи, а из-за жесткого ремешка шлема саднил подбородок; да и таскать на голове эдакую тяжесть отвык давным-давно. Радовала лишь ночная прохладна, но и ей на смену обещала вскорости прийти обычная для летних деньков жара.

Мы пересекли площадь и поскакали вдоль крепостной стены, по верху которой к цитадели Ангела шел крытый коридор. На верхотуру по серпантину обвивавшей склоны дороги взбираться не пришлось; капитан дал команду остановиться у моста, где уже дежурила полудюжина всадников. Верзилы в мундирах цветов лейб-гвардии поглядели на нас даже не с превосходством, а с нескрываемым презрением и демонстративно отвернулись. Лишь их лейтенант отсалютовал Колингерту, и только.

— Ждем, — негромко скомандовал Рихард и предупредил меня: — Вон Черен, смотри в оба!

Я кивнул и огляделся. Кругом было тихо, спокойно и пустынно, но долго томиться в ожидании не пришлось. Вскоре послышались стук копыт и скрип упряжи, а затем начали медленно и натужно распахиваться тяжеленные створки нижних ворот Ангельской цитадели.

Святые небеса! Началось!

Показались конные гвардейцы в вороненых, с позолотой доспехах и с поднятыми пиками, на концах которых трепетали черно-золотые вымпелы. Высокие и широкоплечие бойцы личной охраны светлейшего государя скакали на мощных гнедых жеребцах по пятеро в ряд, и мимо нас проехало пять шеренг, прежде чем в ворота выкатила запряженная шестеркой белоснежных коней карета, на дверце которой раскинул крылья черный орел с зажатой в когтях золотой семиконечной звездой. Это ехал его императорское величество Фердинанд Второй, король Виттена, владетель Северных марок и прочая, прочая, прочая…

Меня начала колотить легкая дрожь, и отнюдь не из-за воодушевления, вызванного близостью самого могущественного владыки к западу от Рейга. Просто лишь светлейший государь мог отдать приказ о претворении в жизнь плана, по которому подручные маркиза аус Саза подбивали школяров к принесению человеческих жертв. Вот уж воистину политика — дело грязное!

Вслед за императорским экипажем показались кареты наследника престола и столичного архиепископа. Их сопровождали не только гвардейцы, но и не слишком уверенно держащиеся в седле священнослужители и люди в мирском платье; не иначе — маги. Кто-то из них вполне мог входить в знаменитую Черную дюжину, да только мне сейчас было не до праздного любопытства. Глаза бегали-бегали-бегали по лицам, пытались отыскать знакомые черты; мысленно я откидывал усы и бороды или только бороды, а кому-то, напротив, добавлял их, пытаясь отыскать в императорской свите официала герхардианцев. Безуспешно.

Наверное, именно из-за своей сосредоточенности на людях я не сразу ощутил, как надвинулась непонятная упорядоченность и распороли незримую стихию сложные защитные конструкции, прикрывшие не только императорский экипаж, но и всю процессию в целом. Над землей словно плыл невидимый дракон или сколопендра, магические щиты смыкались друг с другом и заставляли подрагивать едва заметным маревом воздух.

Ни одно ядро не могло пробить их, ни одно самое мощное атакующее плетение. Полагаю, даже у князей запределья, воплотись кто-нибудь из них в нашем мире, не получилось бы с ходу взломать столь искусную защиту, слишком много было в ту влито сил.

Когда один из щитов зацепил меня краем, по коже словно прошлись наждаком, а четки дрогнули, и бусина, впитавшая в себя саму квинтэссенцию жизни святого Мартина, едва заметно мигнула. Я задумчиво хмыкнул и размеренно задышал, погружая сознание в легкий транс, дабы совместить обычное зрение с истинным.

На миг я выпал из действительности, зато потом реальность расчертили сложнейшие плетения императорских магов — светящиеся силой призрачные щиты и раскинувшиеся во все стороны щупальца поисковых чар. Пусть формулы и защищали огнестрельное оружие от магического воздействия, но одновременно вызываемые ими возмущения эфирных полей позволяли колдунам легко отыскивать пистоли, мушкеты и тем паче — пушки.

Но — не важно. Сейчас не важно. Вновь — лица, лица, лица. Только теперь я не просто высматривал южанина, но и пытался отследить Око святого Рихора. Задача предельно осложнялась тем, что, помимо гвардейцев, мост начали пересекать еще и сопровождавшие императора дворяне из числа наиболее родовитых, а у этой публики хватало при себе и магических амулетов, и благословленных талисманов. Иной раз удавалось уловить и присутствие святости, и тогда я всякий раз пристально вглядывался в обладателей реликвий. Но — без толку, никого похожего на Сильвио заметить не удалось.

— Ну что? — прошипел мне на ухо Вильгельм вон Ларсгоф, когда процессия полностью пересекла мост.

Я покачал головой, и мы пристроились в конец колонны, продвигавшейся к площади Святого Марка. Щиты сложной составной защиты по мере удаления от императорского экипажа постепенно слабели, но даже в хвосте не приходилось опасаться выстрела из арбалета или броска ручной бомбы. Другое дело, что напитанные силой плетения отвлекали и слегка искажали перспективу, мешали оглядеться.

— Предполагалось, мы будем фланировать! — ядовито шепнул я следователю.

Вильгельм вон Ларсгоф нервно передернул плечами:

— Как минуем монастырь, вырвемся вперед и встретим колонну у въезда на мост.

План был разумным, да ничего иного нам попросту и не оставалось: ехали в процессии плотно, и у нас было мало шансов пробиться к ее началу, а попытка обогнать колонну по галереям привлекла бы совершенно неуместное в этой ситуации внимание. Да покуда фланировать и не требовалось; тут и там на перекрестках и у выездов со дворов маячили наблюдатели, незаметно прибиться к нам чужаку не помогло бы даже чудо.

Но вот заварушка у ворот монастыря… Мне казался наиболее вероятным именно этот вариант. Если только, конечно, мы не тянем пустышку и Сильвио уже не перебрался на ту сторону Рейга, дабы отыскать подходы к Сияющим Чертогам самостоятельно.

Я привстал на стременах и попытался нашарить взглядом капитана Колингерта, не сумел и рискнул прибегнуть к своим магическим способностям. Стянул с правой руки перчатку, выбрал бусину четок, в которую некогда поместил частичку эфирного тела Рихарда, и сразу уловил близкий отклик. Как оказалось, капитан ехал недалеко от нас по самому краю мостовой.