Рутинер

— Протоколы кафедры общей теории магии, сеньоры, — объявил он, тяжело отдуваясь, после того как выложил бумагу на парту.

Маэстро Салазар не удержался и присвистнул, а я мысленно помянул ангелов небесных и попросил Уве:

— Помоги ему с бумагами.

— Есть более простой способ…

— Помоги! — с нажимом повторил я, и школяр возмущенно фыркнул, но оспаривать распоряжение не стал, отправился за ассистентом.

Микаэль соскочил с подоконника, подошел, небрежно пролистнул первый из сшивов:

— Провозишься до утра.

— Не все так плохо, — отмахнулся я, выкладывая из саквояжа письменные принадлежности. — Нет нужды вчитываться в их болтовню, просто составлю список лекторов и вычеркну всех, кто не подходит. Будет несколько совпадений — тоже не беда, сориентируемся по месту жительства.

— А с чего ты взял, что тот лектор сам пачкал свои руки? — поинтересовался вдруг маэстро Салазар. — Он мог просто разработать ритуал и никуда не ездить, как и в случае с тем бакалавром, а значит, пребывать в столице в даты осквернения святых мест.

Я злобно глянул на подручного, Микаэль самодовольно ухмыльнулся и покрутил ус. Сбить спесь с бретера помешал вернувшийся в аудиторию Уве; на пару с ассистентом декана он приволок очередную партию протоколов, кинул стопки сшитых листов на парту и выгнул в пояснице спину.

— Магистр! — страдальчески простонал он. — Есть более простой способ…

— Способ чего? — разозлился я.

— Вас ведь интересуют связи того бакалавра? — ошибочно предположил Уве. — Если его профессор умер, кто согласовывал ему выдачу книг из закрытых для школяров хранилищ? А без этого он не смог бы закончить обучение и получить степень!

Связи злосчастного чернокнижника меня сейчас нисколько не интересовали, но говорить об этом не стал, поскольку решил занять Уве делом, дабы тот не путался под ногами и не отвлекал расспросами. Да и следователи Кабинета бдительности вполне могли упустить из виду библиотечные карточки, вдруг да и получится утереть им нос?

— Займись этим, — разрешил я Уве, и тот явственно заколебался:

— А библиотекарь разве обязан отвечать на мои вопросы?

— Покажешь перстень ассистента. А теперь — кыш! Не мешай работать.

Уве ушел, Микаэль вернулся на подоконник, а я зарылся в бумаги. В бескрайнее море бумаг, поскольку кафедр на факультете тайных искусств столичного университета оказалось превеликое множество. Но истинно говорят, что глаза боятся, а руки делают! Пусть и пришлось потратить больше часа на сортировку протоколов, зато дальше все пошло быстрее, и понемногу начал составляться список лекторов. Я постоянно добавлял новые строчки и никого, памятуя о замечании Микаэля, не вычеркивал, лишь ставил напротив имен пометки с датами посещенных и пропущенных собраний.

А потом прибежал запыхавшийся Уве.

— Магистр, магистр! — замахал он какими-то листочками. — Помимо профессора Арнена, заявки бакалавра Шеера согласовывал только один человек. Профессор Якоб Граб!

— Ну кто-то же должен был это делать, — проворчал я, не разделив воодушевления школяра, смежил веки и помассировал глаза, потом попросил: — Микаэль, проверь.

Уве обиженно засопел, но все же передал библиотечные записи бретеру. Тот бегло просмотрел их и задумчиво хмыкнул:

— Наш юный друг ничего не напутал. Более того — Шеер посещал библиотеку все лето, — сказал маэстро Салазар и бросил жиденькую стопочку листов передо мной. — А попробуй проверить этого отзывчивого профессора! Якоб Граб, кафедра теории эфирных полей.

Я нахмурился:

— Шеера интересовали места силы! Не святые места!

— Разве это не две стороны одной медали? — резонно парировал Микаэль и постучал пальцем по листкам. — Проверь, Филипп! Проверь-проверь!

Тратить время на пустые препирательства я не стал, отыскал протоколы заседаний кафедры теории эфирных полей и выбрал последнее собрание прошлого месяца, где и отчертил ногтем в списке присутствующих фамилию профессора. Начал листать дальше и озадаченно хмыкнул: ни первое, ни второе заседание лета мэтр Граб своим присутствием не почтил и вновь появился в списках лишь в день, когда дежуривший в воротах медицинского факультета педель оказался свидетелем столь заинтересовавшего Канцелярию высшего провидения разговора.

— Интересно. Очень интересно, — пробормотал я.

Бакалавр-чернокнижник Шеер и разворошенные им места силы, официал ордена Герхарда-чудотворца и записи святого Луки, вице-канцлер Вселенской комиссии и препятствование расследованию делишек косоглазого книжника, профессор Якоб Граб и… ритуал уничтожения святости?

Как-то связаны эти обстоятельства друг с другом или просто набор случайностей?

Я даже глаза при одной только мысли об этом закатил. Святые небеса! Да какие могут быть случайности в делах, подобных этому?! Одно ведь к одному собирается!

Одно к одному!





ГЛАВА 8




Опрос вызвавшего подозрение профессора в долгий ящик откладывать не стали, но и предложение Уве выяснить адрес мастера Граба в деканате у нас с Микаэлем поддержки не нашло. И дело было даже не в том, что действовали мы неофициально и на свой страх и риск, а опрос легко и непринужденно мог перейти в допрос с пристрастием.


— Ну нельзя же быть таким прямолинейным! — укорил школяра маэстро Салазар и постучал костяшкой согнутого пальца себя по лбу. — Ты бы еще ему повестку с требованием незамедлительной явки нарочным отправил!

— Это другое! — надулся Уве. — Магистр, ну скажите ему! Не могут же они все быть заодно!

Я только вздохнул и упоминать пресловутую цеховую солидарность не стал, быстро собрал в саквояж письменные принадлежности и черновики, потом все же счел нужным пояснить нежелание справляться об адресе профессора в деканате.

— Уве, как у всякого уважающего себя медика имеется скелет в шкафу, так и у каждого адепта тайных искусств хранятся трактаты сомнительного содержания. Не прямо запрещенного официальными уложениями, а именно сомнительного с точки зрения Вселенской комиссии. Если мы пожелаем узнать, где именно живет мастер Граб, декан отправит кого-нибудь поднять записи, и на выполнение этого поручения уйдет ровно столько времени, сколько понадобится оповестить о нашем интересе профессора, дабы тот привел в порядок домашнюю библиотеку.

— Но что тогда делать? — озадачился Уве.

— Тряхнем казначея, — объявил я. — Сто к одному, за жилье профессора платит факультет.

Так оно и оказалось. Мы не стали ничего объяснять перепуганному казначею, просто велели предоставить для проверки расходные книги и в корне пресекли его попытку поставить в известность декана. К прямым угрозам прибегать не пришлось, Микаэль только начал подрезать ногти дагой, как нам сразу предоставили запрошенную отчетность.

Полагаю, столь удивительная покладистость объяснялась ведением двойной бухгалтерии, но сейчас мне было попросту не до того. После недолгих поисков я отыскал запись о перечислении платы за проживание мастера Граба некоему Людвигу Унцу, который, помимо этого, обеспечивал кровом еще нескольких преподавателей факультета тайных искусств, для виду пошелестел соседними страницами, а потом махнул рукой подручному:

— Порядок. Уходим.

Мы покинули здание, спешно пересекли раскаленную площадь перед главным корпусом и двинулись узенькой тенистой улочкой по направлению к медицинскому факультету.

— Откуда вы знаете, куда идти, магистр? — не сдержал удивления Уве.

— Интуиция, — коротко ответил я и повернул к паперти церкви Святой Зелды, где, как и в прошлый раз, несмотря на полное отсутствие прохожих, сидел заросший клочковатой бородой старый знакомый — попрошайка.

Когда я подошел и кинул ему гнутый грешель, нищий с опаской покосился на маэстро Салазара и уточнил:

— Условия прежние, магистр?

— Прежние, — подтвердил я и спросил: — Где здесь доходный дом Унца?

Побирушка с явственным облегчением перевел дух и махнул рукой вдаль по улице.

— Второй переулок налево, там в арку.

Мы с Микаэлем переглянулись, сочли уточняющие вопросы излишними и отправились в указанном направлении, свернули в нужный проход и нахмурились, не обнаружив там никакой арки. Прошли между глухими стенами домов и очутились на узенькой улочке, которая огибала высокую каменную ограду то ли церковных задворок, то ли частного сада.

— И куда теперь? — растерянно спросил Уве.

— А есть варианты? — проворчал маэстро Салазар и первым двинулся вперед, нервно припечатывая булыжники каблуками сапог. — Ну ничего! Если этот пройдоха заставил нас ходить кругами, живьем с него шкуру сдеру! Дохлого осла ему уши, а не наши денежки!

Вскоре улица перешла в пологую лестницу с широкими ступенями, ограниченными гранитными бордюрами и замощенными уже опостылевшими речными голышами. Мы поднялись по ней, и я указал на арку бокового прохода:

— Полагаю, нам сюда.

Лицо Микаэля разгладилось, он перестал играть желваками, даже дурашливо поклонился, пропуская меня вперед:

— Прошу, магистр!

Небольшой дворик оказался неожиданно уютным, в нем зеленели два чахлых деревца, а вдоль стен по обе стороны от крыльца тянулись длинные клумбы; росли цветы и в вывешенных за окна деревянных ящиках. В тенистом углу стояли круглый столик и несколько плетеных стульев.

Я стянул шляпу и принялся обмахивать раскрасневшееся лицо; близился самый длинный день года, и солнце припекало просто нещадно. Микаэль и вовсе не счел зазорным умыться, подставив сложенные чашечкой ладони под струйку воды, бежавшую из вмурованной в стену трубы. Потом еще и напился и продекламировал, вытирая руки об одежду:

Средь мертвого камня улиц столичных,

Где летним полднем нечем дышать,

Нашелся оазис, зеленый и тихий,

Жаль только, не нальют здесь вина!





— Опять ты все опошлил, — вздохнул я, выставил саквояж на столик под деревьями, раскрыл его и привел в боевое положение курки уложенных поверх вещей пистолей, прижав кремни к боковинам стальных кругов, но распихивать оружие за ремень пока что повременил.

— Неужели это действительно необходимо? — поразился Уве.

— Мы не с библиотечным воришкой беседовать идем и не с торгующим из-под полы сомнительными сочинениями переписчиком, а с подозреваемым в предосудительных связях с чернокнижником! — напомнил я, закинул ремень саквояжа на плечо и двинулся к парадному входу.

Там был закреплен кованый молоточек, но стучать им о медную пластину не пришлось, поскольку никто из местных обитателей не удосужился ни задвинуть засов, ни запереть дверь на ключ. От легкого нажатия она с легким скрипом приоткрылась, и мы прошли в полутемный холл, где пахло сыростью и пылью. В не слишком-то просторной комнате не оказалось ни единой живой души, лишь со второго этажа доносились чьи-то негромкие голоса.

— И где нам искать профессора? — тихо, едва ли не шепотом спросил Уве.