Рутинер

— Ты просто спас наше время, — без промедления вставил Микаэль и задумчиво покрутил черный ус. — Знаешь, Филипп… Думаю, еще слишком рано ложиться спать. Душа поет и требует праздника! Ты иди, а я немного задержусь.

— Боюсь, не смогу составить тебе компанию, — сразу предупредил бретера Ганс Рикель. — Служба, знаешь ли.

— Предпочитаю напиваться в одиночестве, — честно признался маэстро Салазар. — Филипп, не теряй! Только дверь закрой так, чтобы я смог ее отпереть.

Мы попрощались и разошлись в разные стороны; я направился к реке, намереваясь нанять там лодку и уплыть на Северную набережную, а Микаэль пока еще в компании фейерверкера двинулся обратно к площади Святого Марка.

Серая стена монастыря подходила вплотную к тракту, тротуара с той стороны не было, а на проезжую часть, где катили кареты и сновали верховые, пешеходы выходить не рисковали, поэтому то и дело приходилось проталкиваться через попадавшиеся навстречу компании. Дневная жара спала, и горожане высыпали на улицы, спеша завершить дела до наступления темноты.

Ворота монастыря оставались открытыми, но я прошел мимо, даже не замедлив шаг. И вечерняя служба не скоро начнется, и голова после возлияний тяжелая. Поручением кардинала Рогана займусь уже завтра. Все завтра…

До таверны добрался без приключений, а там в общий зал проходить не стал и сразу поднялся к себе по рассохшейся лестнице черного хода. Заниматься с волшебной палочкой не было никакого желания, поэтому кинул камзол на сундук и завалился на кровать, не забыв достать перед тем из саквояжа пару заряженных пистолей. В распахнутое окно с реки дул свежий ветерок, и очень скоро начали слипаться глаза, из полудремы вырвал скрип ступеней. Кто-то поднимался на верхний этаж.

Я потянулся за оружием, но это пожаловала Марта.

— Запри дверь, — попросил я, уселся на кровати и принялся стягивать сорочку.

Ведьма быстро скинула одежду на пол и первой забралась под легкую льняную простыню, я присоединился к ней, обнял и закрыл глаза, но уснуть не дала возня девчонки.

— Устала — просто сил нет, — зевнула она, устраиваясь поудобней. — Сломанную кисть портовому грузчику сращивала.

— Докеру, — поправил я, но сразу встрепенулся: — Подожди, что ты сделала?

— Кисть срастила. Ему ящиком каким-то раздробило, пришлось осколки в единое целое собирать.

Я шумно выдохнул:

— Предполагалось, что ты подтянешь знания в строении человеческого тела, а не станешь браться за такие сложные случаи. Ты просто не готова!

Марта поджала и без того тонкие губы, но тут же расслабилась и пробежалась тоненькими пальчиками по моей груди.

— У Эстебана есть скелет, представляешь? Я теперь имею представление обо всех костях, поэтому и смогла собрать осколки.

Я тягостно вздохнул. Меня нисколько не волновало, что у лекаря с частной практикой хранится человеческий скелет, разозлило его неуместное желание привлечь к исцелению пациентов Марту. Без патента девчонка не имела права задействовать тайное искусство, а ее бумаги могли пройти обычную проверку, но никак не ввести в заблуждение моих коллег в случае открытия официального следствия. А его непременно откроют, если ведьма ошибется и один из пациентов Эстебана отправится на кладбище. Совсем не факт, что лекарь сможет — или пожелает! — откупится от родственников, дабы те не подавали жалобу.

— Ну что ты хмуришься? — спросила ведьма. — Перестань! Когда ты хмуришься, у тебя сразу шрамы становится видно…

Я против воли улыбнулся, взъерошил серебристо-белые волосы, успевшие со времен Регенмара изрядно отрасти, и шепнул Марте на ухо:

— Спи! Как говорят кметы, утро вечера мудренее…

Но с Эстебаном стоило поговорить. Без этого точно не обойтись, а то как бы вслед за ведьмой не угодить под следствие самому…





ГЛАВА 4




Утром разбудила Марта. Девчонка заворочалась под боком, потянулась и зевнула, потом глянула на подсвеченное встающим солнцем окно, ойкнула и соскочила с кровати.

— Сильно вчера вымоталась? — спросил я, скользнув взглядом по девичьей фигуре — худосочной, но уже далеко не столь костлявой, как прежде.

— Очень, — подтвердила ведьма, спешно одеваясь в мужское платье. — Но это ничего, зато интересно. Ужас сколько всего нового узнала!

Я встал с кровати и обнял Марту сзади, та захихикала и обернулась:

— Перестань, Филипп! Я и так проспала! Постараюсь сегодня пораньше освободиться, хорошо?

Чтобы поцеловать меня, девчонке даже не пришлось привставать на цыпочки, а потом она нахлобучила на голову шляпу с обвисшими полями, обулась и выбежала на лестничную клетку.

Скрип-скрип! — отозвались под ее быстрыми шагами ступени.

Дверь в комнату Микаэля оказалась прикрыта, так что я со спокойной душой вернулся к себе, облегчился в ночной горшок и оттащил к стене коврик. Утро выдалось жарким, да еще солнце светило прямо в окно, на этот раз натягивать рубаху не стал, а как был — голышом подновил круг святого Варфоломея на полу и стал в него с волшебной палочкой в руке.

Для начала какое-то время разогревал запястье и просто крутил жезл в руке, затем стал разминать пальцы, беспрестанно меняя хваты. Дальше пришел черед узлов и связок, и, лишь четверть часа спустя, когда кожа покрылась бисеринками пота, я принялся работать с эфиром. Кисть сразу загорелась укусами призрачных ос, словно плоть пронзили раскаленные иглы, и вновь болезненные ощущения стихли как-то очень уж неторопливо, ломота даже успела доползти до локтя и вгрызться в сустав, а жжение и вовсе добралось до ключицы.

Как и вчера, волшебная палочка показалась не такой уж и липкой, и оставалось лишь гадать, высохла пропитка сама по себе или столь пагубно сказалось на магическом инструменте недавнее купание в ручье. Мелькнула мысль раздобыть корень мандрагоры и вновь пропитать жезл вытяжкой из него, но сразу выкинул эту идею из головы. Было не до того.

Плетения! Я начал работать с небесным эфиром и отрабатывать предельно сложные узоры, тут требовалась полнейшая сосредоточенность, сознание провалилось в транс. Переходы, петли, узлы и узелки, связки — вспыхивали и сияли незримыми нитями силы, я погрузился в плетение чар и не отвлекся от него, даже когда хлопнула дверь и заскрипела лестница.


Микаэль никуда не денется, похмелится и вернется. Ну или внизу меня дождется.

Закончив свои упражнения четверть часа спустя, я бросил волшебную палочку на кровать и зашипел сквозь стиснутые зубы из-за ломоты в левой руке. Кожа горела, будто ее натерли скипидаром, но совладать с неприятными ощущениями оказалось донельзя просто. Не мудрствуя лукаво, я подошел к рукомойнику и подставил плечо под струйку воды. И мало-помалу стало легче.

В идеале стоило бы облиться самому, но вместо водных процедур я оделся, убрал пистоли в саквояж и вышел в коридор, а там заглянул в приоткрытую дверь Микаэля. Прямо за порогом валялась его рубаха, на светлой ткани засохшими цветами выделялись бурые пятна крови.

Я выругался и поспешил вниз, но волновался напрасно: бретер спокойно сидел за столом, смотрел в окно и что-то негромко бормотал себе под нос на родном лаварском.

— Чего это с ним? — настороженно спросил управляющий.

— Молится, — сказал я первое, что пришло в голову.

— А такое впечатление, разговаривает с кем-то. Скажет — и к ответу прислушивается.

— Иногда, — указал я рукой вверх, — люди рассчитывают на ответ.

Так оно и было, только не стоило приплетать к этому небеса, вернее было ткнуть под ноги. Где еще пребывать мертвецам, как не в запределье? А именно с покойниками Микаэль сейчас и общался, мне был прекрасно знаком этот его отрешенный взгляд. Вроде бы ничего необычного — многие продолжают говорить с ушедшими, проблема заключалась в том, что Салазару те действительно отвечали.

Он начал сбиваться и частить, тогда я уселся напротив с кувшином вина и наполнил кружки. Звук льющейся струи мигом вырвал Микаэля из забытья, он сделал несколько судорожных глотков, потом кивнул:

— Благодарю!

Я пить не стал и взмахом руки подал знак накрывать на стол, затем сказал:

— Твоя рубаха в крови. Все в порядке?

Маэстро Салазар прикоснулся к припухшей губе и покачал головой:

— Кровь не моя. Какие-то невежи хотели избавить от кошеля, пришлось преподать им урок хороших манер.

У меня вырвался обреченный вздох, и бретер махнул рукой:

— Не переживай, Филипп! Сюда следы не приведут!

— Ну хоть что-то, — проворчал я, не особо успокоенный словами подручного. — Это действительно было необходимо?

— Они сами ко мне прицепились! — оскорбился маэстро Салазар. — Но если тебя не интересуют сплетни, могу поискать тех невежд и принести свои глубочайшие сожаления…

Я переставил на середину стола блюдо с зеленью и редисом, к себе пододвинул тарелку с омлетом и пшенной кашей.

— Давай, удиви меня! — попросил после этого. — Скажи, что горожан волнует что-то помимо происков солнцепоклонников и грядущего визита императора в Сияющие Чертоги.

Маэстро Салазар скривился так, словно ему плюнули даже не в лицо, а прямо-таки в душу, но тут же самодовольно ухмыльнулся.

— Все дело в мелочах и нюансах, Филипп, — объявил он, хлебнул вина и повторил: — В мелочах и нюансах!

— Излагай! — потребовал я, приступая к завтраку.

— На игре в мяч университетской сборной и команды цеха красильщиков убито пять человек с одной стороны и семь с другой, покалечено и вовсе без счета, — поведал бретер и хитро прищурился.

Я нахмурился, осмысливая загаданную подручным шараду. В том же, что новость содержит двойное дно, сомнений не было — пусть увечьям и даже гибели участников на игре в мяч удивляться не приходилось, на этот раз жертв оказалось слишком много.

— Случилась массовая драка? — предположил я. — Не только между командами, но и с участием зрителей, так?

Маэстро Салазар кивнул, но испытующего взгляда от меня не отвел.

— Простецы уверились, что все школяры — тайные солнцепоклонники? Все как в Риере, да?

— Если не хуже, — подтвердил Микаэль. — Там маркграф мигом порядок навел, а в столице все не так. Люди нервничают, кое-куда представителям ученого сословия лучше уже и не ходить.

Меня это обстоятельство нисколько не порадовало. Сразу вспомнился запрос Верховного трибунала, по спине побежал холодок. Столь остро ощущать собственную уязвимость было на редкость неприятно.

— Что говорят о затее императора? — спросил я, глотком вина смыв противный привкус страха.

— Мнения разделились, — пожал плечами маэстро Салазар. — Кто-то кричит на каждом углу, что пора выжечь гнездо еретиков, не оставив от Арбеса и камня на камне, а значит, союз с Сияющими Чертогами — дело благое. Кто-то поносит светлейшего государя последними словами и называет его предателем веры. Во всех кабаках только об этом и говорят. И частенько эти… диспуты переходят в драки.

— Каково соотношение сил?

Микаэль пожал плечами:

— В столице любят императора, это оплот его власти.

Я позволил себе скептическую ухмылку, и бретер покивал: