Русская красавица

Оболенский только пожимал плечами. Нос его пламенел, как гроздь рябины.

Зал был покрыт итальянской плиткой, которая жемчужными отмелями мерцала сквозь пелену тумана. На круглых столиках с темно-синими скатертями стояли светильники в виде керосиновых ламп. Над круглой сценой надувались паруса, и казалось, две танцовщицы, поразившие воображение Оболенского, кружатся в дыхании бриза.

Наряд их состоял из облегающих трико, словно выкованных из тончайших серебряных пластинок, будто рыбьих чешуек, и серебряные же туфли на высоких каблучках, и серебряные сережки, а только волосы были иссиня-черными, как морские глубины. Танцевали девушки прекрасно — просто творили танец на ходу, ткали его на глазах приглашенных.

Неожиданно музыка резко оборвалась, танцовщицы замерли. Вспыхнул свет, грянул туш — и вот в распахнутые двери зала, ослепительно прекрасная, вошла королева бала Таня Кустодиева — «мисс Россия».

Поистине, она была хороша безо всяких «но». Чем дольше Аня вглядывалась в лицо Кустодиевой, в очертания ее тела, туго обтянутого белоснежным, как у невесты, платьем, тем яснее понимала, что перед ней красавица — одно из великих чудес природы. Не было ничего случайного или спорного, все части тела и лица находились в той единственно возможной гармонии, какая подвластна только кисти великого мастера. Глаза, нос, губы — все было насыщено торжествующей радостью, всей полнотой юности, целостностью жизни. Кирилл Антонов был прав. Лучшей фотомодели для его новой коллекции одежды «Террариум» нельзя было и придумать.

«Мисс Россия» с улыбкой прошла по живому коридору, образованному гостями, поднялась на круглую сцену и под гром аплодисментов проплыла по самому ее краю. Впрочем, заметила Аня, аплодировали в основном мужчины.

На сцену выскочил конферансье, преподнес красавице огромный букет и объявил, что в конце бала «мисс Россия» объявит победителя маскарада. Призом за самый удачный костюм будет фотография вместе с первой красавицей страны. Под нестихающие аплодисменты Таня спустилась со сцены, проплыла между столиками и уселась рядом с Оболенским. Свой букет она небрежно бросила в ведерко для шампанского так, чтобы он, как ширма, отгородил ее с Оболенским от Ани.

— Вадик, я так замучилась!.. — жеманно надула губки «мисс Россия». — Здесь жарко. Хочу в Антарктиду. Ты не мог бы поговорить по этому поводу с капитаном?

Оболенский пропустил ее вопрос мимо ушей.

— А еще я хочу клубнику со сливками. Вадик, милый, закажи.

Вадим Владимирович вытащил букет из посеребренного ведерка, махнул рукой и отдал цветы подошедшему стюарду.

— Отнесите, пожалуйста, в номер… И принесите клубнику со сливками. — Стюард кивнул и захлопнул блокнотик. — Татьяна, познакомься. Это просто Аня. Прошу любить и жаловать. Завтра она сделает несколько рекламных снимков. Так что не налегай сегодня на спиртное. Завтра ты должна! быть в форме.

— Фотограф? — покосилась на фотоаппарат Таня.

— Да, — кивнула Измайлова.

«Мисс Россия» окинула Аню холодным оценивающим взглядом, изогнула атласную бровку и отрезала:

— Оно и видно.

Аня покраснела. Эта пренебрежительная фраза ударила ее как пощечина. Казалось, весь зал теперь уставился на нее: «Смотри, как сказанула! И поделом!..» Измайлова хотела встать и уйти, но Оболенский ловко разрядил накаленную атмосферу.

— Конечно, сразу видно! — с оживлением сказал он. — Хорошего фотографа за версту можно узнать. Шампанского?

— Где клубника? Хочу клубнику!

— Сейчас, сейчас… Вон, несут.

Между столиками, держа поднос на вытянутой руке, осторожно лавировал официант в костюме индейского вождя. Лицо его было открыто, но боевая раскраска могла заменить любую маску.

Измайловой на минуту показалось, что она уже где-то видела этого человека — фотографическая память не могла ее подвести. Но она никак не могла. припомнить — где и когда. Может, при посадке на теплоход, а может, и раньше, на каком-нибудь концерте… Мало ли.

— Мы не встречались раньше? — спросила она.

Индейский вождь ничего не ответил, только пожал плечами. Он поставил на стол блюдо с сочными ягодами, поклонился и быстро, даже чересчур быстро, исчез в толпе. Таня тут же погрузила ложечку в клубнику.

— Вадик! А пока ты по палубе шлялся… — Таня метнула острый взгляд на Измайлову. — Ах, как вкусно!… Ко мне опять немцы заходили… Ну те… Из парфюмерной фирмы… Как ее?.. «Крюгер»… Или «Крамер»… Подарили набор духов и туалетной воды. Очень мило! В общем они контракт предложили. Очень выгодный. Я обещала подумать.

— Это ты зря, крошка. Тебе не нужно думать. Думаю я.

— Ну Вадик!

— Твои немцы жмутся из-за каждой марки. Нужно выждать паузу. Тогда они сломаются и предложат настоящую цену. Так что ты больше не думай. И не разговаривай с ними. Улыбайся. Улыбка тебе к лицу.

— Вадик, а хочешь клубничку? Давай, давай — ам!

Музыка в этот момент смолкла, и игривая фраза красавицы прозвучала неестественно громко и фальшиво. Аня вздохнула и посмотрела на сцену.

Выступал тот самый официант в костюме индейского вождя. Измайлова сразу узнала его: именно он принес для этой куклы блюдо с клубникой. Странно, что артист выполнял функции официанта, но с корабельными порядками Аня была слабо знакома, поэтому не обратила на эту странность никакого внимания.

Выглядел Чингачгук достаточно эффектно. Расшитый бисером костюм, бахрома на рукавах, пышный головной убор из орлиных перьев… Аня тут же запечатлела его на пленке. Но еще более впечатляющим было его умение владеть холодным оружием.

Он протягивал публике ножи, предлагая попробовать остроту лезвий, а затем метал их, перерезая нити воздушных шариков, и шарики взлетали к самому потолку; он сбивал пламя со свечей одним метким броском — короче, всячески доказывал зрителям, что их не водят за нос, что все это не фокус, не обман: в руках у него самые настоящие ножи из самой настоящей стали.

А потом, когда публика поверила, на сцене появилась одна из девушек-танцовщиц. Она встала возле круглого щита, раскрашенного в виде мишени, и положила себе на голову яблоко. Тревожная барабанная дробь, тишина, в руке Чингачгука таинственным образом появляется стилет — бросок… И яблоко оказывается пригвожденным к щиту.

Зал разразился овациями. Пожалуй, так не аплодировали даже «мисс России». Та нахмурилась, но сделала вид, что ее не интересует ничего, кроме клубники.

— Вадик! Налей мне еще шампанского.

— Сейчас, сейчас… Давай досмотрим. Это же просто невероятно!


— Ну Вадик!

— Говорю же, сейчас!

Девушка-танцовщица стояла, раскинув руки, у круглого деревянного щита в форме мишени, а Чингачгук метал в нее свои длинные ножи. В полной тишине зала было слышно, как ножи ударяют в щит. Бум, бум… Они вонзались так близко от танцовщицы, что, наверное, та чувствовала холодок лезвия.

Раз, два, три, четыре…

Чингачгук почти не метился — жонглировал ножами, а потом один за другим посылал их в цель. Лезвия мелькали без остановок, быстро, словно автоматная очередь. Уследить за ножами было почти невозможно. Только слышно было, как они глухо ударяют в щит, и каждый раз щит чуть заметно содрогался.

Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

Вдруг забила тревожная дробь барабана. Циркач подошел к круглому щиту и раскрутил его. Оказывается, девушка была привязана к щиту. Она начала вертеться, и теперь уже не ножи, а раскрашенные томагавки начали с потрясающей скоростью ударять вокруг нее.

— Не смешно, — наморщила носик Таня Кустодиева. — И очень даже глупо. Он может порезать ей кожу. Шрамы остаются на всю жизнь. Верно, Вадик?

— Он может порезать не только кожу. Он может ее всю на лоскутки раскроить. Так что закрой ротик и смотри.

— Фи!.. Грубиян!

Вот томагавки закончились, в ход пошли оперенные дротики, затем изогнутые кинжалы с двумя лезвиями, затем какие-то жуткие шары, похожие на морских ежей… За лесом рукояток девушки уже не было видно, а Чингачгук доставал из ящика все новые виды оружия и продолжал демонстрировать свое мастерство. Но вот грянули фанфары. Циркач остановил щит, развязал девушку и, поддерживая ее под руку, вывел на середину сцены. Та, ничего не видя вокруг себя, с ослепительной улыбкой раскланивалась залу.

— Мастер, — с некоторой завистью заметил Оболенский. — Уважаю мастеров. А девушка тоже молодец! И хороша собой!

— У нее ноги кривые, — уверенно сказала Таня.

— Ноги у нее как раз ровные.

— Тогда рожа кривая! — упорствовала «мисс Россия». — Иначе зачем она ее под маской прячет?!

— Так ведь маскарад, — заметила Аня. — Все гости прячут лица под масками. Пока ты не выберешь победителя, никто маску не снимет.

— Ваша клубника! — подошедший стюард поставил на стол блюдо с клубникой. — Что-нибудь еще?

— Но нам уже принесли клубнику, — удивился Оболенский. — Уберите.

— Нет, оставьте! — Таня подвинула клубнику к себе, а пустое блюдо сунула в руки стюарда. — И позовите Алексея Андреевича Шорохова. Скажите ему, что я хочу выбрать победителя бала.

— Будет исполнено!

— Ты не торопишь события? — поинтересовался Оболенский. — Ведь бал еще в самом разгаре!

— Ну и что?! Я — королева, что хочу, то и делаю. А теперь я хочу посмотреть на физиономию той плясуньи, от которой ты в таком восторге. Вот увидишь — она уродина! Эй, Алексей Андреевич! — она помахала рукой конферансье. — Сюда! Да… Подойдите к нашему столику. Я выбрала победителя бала.

— Прекрасно, прекрасно… Но… Вы прямо сейчас хотите объявить об этом?

— Да. Именно сейчас.

Кустодиева выскочила из-за стола и поднялась на сцену. Там все еще находились Чингачгук и его помощница. Они собирали и укладывали в ящик холодное оружие.

— Минуточку внимания! — подошла к микрофону Таня. — Дамы и господа! Я хотела бы познакомить вас с персонажем, который получит из моих рук корону победителя нашего бала. Это… Это…

Таня растерянно огляделась по сторонам, посмотрела на Оболенского, показала ему язык и перевела взгляд на циркача. — Это поразивший наше воображение индейский вождь. — Она схватила циркача за руку и подвела к микрофону: — Прошу вас! Представьтесь.

— Иван, — циркач поперхнулся. Он никак не ожидал получить титул короля. — Иван Моховчук.

— Очень приятно! — Таня посмотрела на помощницу Моховчука. — А как зовут вашу отважную ассистентку?

— Оля. То есть Ольга. Она не моя ассистентка…

— Это не важно. Мы все видели ее смелость, ее мужество, граничащее с героизмом. И теперь все мы хотим увидеть ее лицо. Итак, дамы и господа, маски долой!

Грянул туш, и гости со смехом начали снимать маски. Сняла маску и Ольга. Таня закусила нижнюю губку. Танцовщица была отнюдь не уродиной. Скорее, наоборот. Таня отвернулась, сошла со сцены и пошла, почти побежала к выходу.





ГЛАВА СЕДЬМАЯ




Каюта была просто шикарной, по классу «люкс», с просторной гостиной, в которой постоянно толпился народ, с уютной спаленкой, в которую мог войти только один человек — Оболенский. Но сейчас Оболенского не было — наверное, смотрел на танцы этой смазливой вертихвостки. И гостиная была пуста: Таня всех выгнала. Она хотела побыть одна, а сейчас вдруг поняла, что одиночество страшит ее больше, чем вероятная измена Вадима.