Русская красавица
Часть 21 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она поднялась с постели и направилась в холл, к телефону.
Аня взглянула на Матвея. Машину он вел легко. Глаза его были скрыты за большими черными очками, на губах играла слабая улыбка. Она наклонилась вперед, чтобы взглянуть на приборную доску. Стрелка спидометра дрожала около отметки в сто двадцать километров в час.
Они уже вырвались за город и мчались по магистрали на полной скорости. Матвей любил быструю езду. Аня выпрямилась на сиденье.
— Может, ты все-таки скажешь, куда это ты меня везешь? — спросила она.
— На каникулы, — весело, с бесшабашной удалью ответил Матвей. — Хочу провести с тобой несколько дней за городом. Есть одно чудесное место: лес, свежий воздух, тихая речка, нежные рассветы и пламенные закаты. И мы с тобой около камина, в охотничьем домике.
— И чей же это домик?
— Одного моего приятеля. Я звонил ему утром. Он сказал, где ключи.
— Но я не могу…
— Всего несколько дней.
Аня кивнула. Она поняла, что спорить сейчас бесполезно. Матвей настроен решительно и не склонен принимать к сведению, что она во что бы то ни стало днем должна быть в казино «Последний шанс»: Антонов заказал несколько рекламных фотографий Нади. Впрочем, до съемок оставалось еще целых шесть часов. Анна была уверена, что за это время сумеет образумить своего пылкого похитителя.
Матвей же расценил Анино молчание как проявление покорности и широко улыбнулся. Он нажал на акселератор и вплотную приблизился к идущей впереди «Тойоте».
— За рулем почтенная дама, — разглядывая водителя, сказал он. — Ей, по меньшей мере, лет триста, а она гонит на полных парах!..
Матвей чуть повернул руль, собираясь обогнать машину, но дама, сидящая за рулем, посмотрела на него верблюжьим взглядом и не пропустила вперед, блокируя дорогу.
— Ах, так!.. Ну погоди!
— Матвей! Без лихачества. Прошу тебя!
— Никакого лихачества! Только трезвый расчет. Ты же меня знаешь.
— В том-то и дело, что знаю…
Он почти вплотную подошел к «Тойоте» и теперь практически касался ее заднего бампера. Аня посмотрела на Матвея. Его губы растянулись в азартной улыбке, а глаза за очками радостно сверкали.
— Не родилась еще та женщина, которая сможет обставить меня на трассе! — громко рассмеялся Матвей, поворачивая руль влево и увеличивая скорость.
Аня взглянула на спидометр. Сейчас они шли со скоростью сто сорок километров в час, а стрелка спидометра упрямо ползла вверх. Она почувствовала давление на тело и с опаской посмотрела вперед. Если «Тойота» не уступит дорогу сейчас же, дело закончится аварией. И прежде чем эта мысль мелькнула у нее в голове, Матвей бросил свою машину вперед и, едва не касаясь дорожных столбиков, обогнул «Тойоту».
Она видела, что дама за рулем что-то зло кричит им вслед и делает невероятные усилия, чтобы догнать. Матвей снова прибавил скорости. Стрелка спидометра прыгнула на отметку «сто пятьдесят», и «Тойота» начала стремительно отставать.
Матвей умел водить машину. Если бы он только захотел, он мог бы стать самым лучшим гонщиком. Но он никогда не рисковал понапрасну, как сейчас. Будто он пытается кого-то догнать или, наоборот, от кого-то спрятаться.
— Матвей! Ты с ума меня сведешь! Что происходит?
Он повернул голову и встретил ее взгляд. На губах у него играла улыбка. Он покачал головой и сказал, что ничего не происходит, что просто ему очень весело в обществе возлюбленной дамы сердца и ради нее он готов выкинуть и не такие фортеля. А потом Матвей посмотрел в зеркальце заднего вида, нахмурился и что-то удивленно пробормотал. Аня тоже оглянулась. Далеко виднелась «Тойота». Теперь она начала гонки с белой «Нивой».
— Сумасшедшая! — пробормотала Аня. — Некоторые так и нарываются на неприятности… Самоубийца!
— Надеюсь, «Ниву» она не пропустит. Хотя бы еще полчаса, до поворота.
— Чем тебе «Нива» не угодила? — удивилась Аня. — Я, например, полностью на стороне ее водителя против этой сумасбродки.
— Не нравится мне эта «Нива». Тащится за нами с самого города, — Матвей натянуто улыбнулся. — Вдруг это твой начальник Антонов? Хочет вернуть похищенную беглянку. Мне придется скрестить с ним копья.
— Во-первых, у меня нет начальников! Я — птичка свободная. Во-вторых, Антонов никогда не сядет за руль «Нивы». Ему «Мерседес» подавай. А в-третьих, можешь прибавить хоть до двухсот километров в час. Если ты думаешь, что я испугалась, то ты действительно ненормальный.
Стрелка спидометра показывала сто пятьдесят. Матвей рассмеялся и вновь нажал на акселератор. Серебристый «Фольксваген» рванулся вперед, как норовистая лошадь. В тот же момент послышался слабый хлопок под капотом машины. «Фольксваген» задрожал, двигатель заглох. Они начали опасно вилять по дороге.
— Тормози! — ахнула Аня. — Тормози…
— Нельзя! Перевернемся…
Она видела, как напряглись мышцы на его руках, когда он пытался удержать руль. Нога его время от времени коротко нажимала на педаль тормоза, скорость снижалась медленно, но машину все равно начало заносить в сторону обочины.
— Осторожно! — закричала Аня. — Кювет!
Матвей резко крутанул руль, но было поздно. Два правых колеса машины попали в кювет. «Фольксваген» накренился и перевернулся вверх колесами.
Все закружилось перед глазами, завертелось, как в детском калейдоскопе. И казалось, что все это происходит не с ними, а с кем-то другим, на экране телевизора. Стон гнущегося капота, треснувшее белой сетью лобовое стекло, ветви кустарника, хлещущие по окнам… Дурной сон, весело хохочущий на качелях, и нет сил проснуться. А потом безумная карусель остановилась, и стало тихо-тихо. Где-то высоко всполошенно стрекотала сорока, ветер шелестел травой, гулко билось сердце.
Матвей выбрался из-под машины, вскочил на ноги. От двигателя начали подниматься желтые струйки дыма. Он обежал машину, рванул на себя дверку, крикнул в ватную тишину салона:
— Анна! У тебя все в порядке?
Прошла целая вечность, пока до него донесся ее слабый голосок:
— У меня все к порядке. Ох, нога…
Он опустился на колени, заполз в салон. Анна опиралась на заднее сиденье руками и поворачивалась всем телом, пытаясь выбраться из машины.
— Слава богу! Цела! Выбирайся быстрее! В баке сорок литров бензина!
Она перестала извиваться. Она чуть не плакала.
— А я что делаю?! — раздраженно крикнула она. А потом вдруг хихикнула, начала смеяться.
— Чему ты смеешься?
— Не обращай внимания… Ой… Это нервное. Мое платье… Оно зацепилось за что-то.
— Я помогу. Сейчас, сейчас… — Матвей просунул руку под платье и разорвал его, потом потянул девушку к себе за плечи.
— Нога… — застонала Аня.
— Сбрось босоножки, — приказал он. — Вот так… Получается! Помогай мне… Еще немного…
Анна выбралась из машины, все еще нервно посмеиваясь, а Матвей схватил ее за руку и поволок к зарослям, прочь от дымящейся машины.
Постепенно шок проходил, и она перестала смеяться.
— Боже мой!.. — растерянно пробормотала Аня.
Она вдруг поняла, что почти полностью раздета. Разорванное платье валялось в машине, и на ней были только тоненький бюстгальтер и трусики.
— Я достану твою сумку, — сказал Матвей. — А ты стой здесь и ни шагу! Понятно?
Она послушно кивнула, а он помчался к машине, надеясь, что взрыва не будет, что он успеет и все как-нибудь обойдется. А между тем дым над машиной стал гуще.
К счастью, ему не пришлось забираться в салон. Дорожная сумка валялась метрах в пяти от машины. Видимо, выпала через открытое окошко во время карусели. «Молния», разошлась, и часть содержимого высыпалась на траву. О небо! Чего здесь только не было! Пластмассовые тарелки, наушники для плейера, желтый пакет с фотографиями, жетоны на метро… Ну скажите, кому в лесу могут понадобиться жетоны на метро?! Не было только одежды, если, конечно, не считать полупрозрачную ночную сорочку. Видно, весь гардероб был в чемодане, а чемодан в багажнике. Хм…
Матвей затолкал все барахло на место, схватил сумку и сделал несколько шагов к машине, надеясь отыскать огнетушитель, погасить огонь и попытаться открыть багажник.
Со стороны магистрали послышался шум мотора. Белая «Нива» медленно ехала вдоль обочины, притормозив недалеко от них. Матвей прищурился, стараясь разглядеть фигуру водителя. И тут грянул взрыв.
Взрыв был жутким, неправдоподобным, словно вырезанным из сериала о гангстерских разборках. Воздух вздрогнул от грохота и жара, как испуганная лошадь. Матвей внезапно оглох, и ему казалось, что вздувшийся пузырь белого пламени растет и ширится в мрачном, угрожающем молчании.
Пламя яростно рванулось во все стороны, превращая перевернутый «Фольксваген» в крошево раскаленного металла, кусков стекла и пластика. Земля содрогнулась от взрывной волны. И вспышка пламени… Световой удар пришелся по глазам, и Матвей рухнул на землю.
Он не слышал, но знал, что над его головой во все стороны летят обломки мотора, изодранные лохмотья стекла и металла, горящий бензин… Матвей зажмурился и прижался к земле, пополз подальше от нестерпимого жара. Из глаз потекли мелкие, жгучие слезы. В горле пересохло, а в голове звенело, как будто кто-то огрел его доской по затылку.
Возле самых зарослей он поднялся, удивленно огляделся. День утратил свой блеск. Он съежился, потемнел, уступая место бушующему пламени.
Матвей взглянул на часы. Стекло треснуло, и стрелки стояли на месте. Время остановилось. Время замерло в неподвижности, притаилось, свернулось вокруг жирных, ленивых клубов дыма, сквозь которые ярились оранжевые языки пламени.
Матвей по-прежнему ничего не слышал. Вокруг стояла болезненная, звенящая тишина. Казалось, все звуки вспыхнули в этом жадном пламени, заметались, охваченные огнем, пока не сгорели дотла и не осыпалась на почерневшую траву горсткой серого пепла. А потом один за другим звуки вернулись. Слышны были взволнованные крики Анны и шум мотора со стороны магистрали. Матвей оглянулся.
Белая «Нива» неторопливо развернулась и на полной скорости помчалась обратно в город. Матвей проводил ее мрачным взглядом, перехватил поудобнее сумку и повернулся навстречу бегущей к нему Ане.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Раньше, в молодости, Бойко очень часто представлял свою жизнь рекой. Вот она течет по равнине — ни резких поворотов, ни порогов, пологие берега поросли травой, вода мутная и словно бы спит в ожидании. Как и любая река, она не знает, в каком направлении, к какой цели стремится, да это ее и не интересует.
Точно так же и жизнь. Каждый день Владимира Семеновича был похож на другой, единственное разнообразие вносила работа. Впрочем, даже самые рискованные сделки в конце концов потеряли для него остроту. Иногда Бойко сравнивал себя с посетителем дешевой столовой, где изо дня в день подавали одно и то же блюдо. А ведь общеизвестно, что не принято каждый день есть одно и то же — от этого пропадает аппетит. С другой стороны, аппетит пропадает и у того, кто слишком дотошно изучает меню. Но река-жизнь текла, и Владимир Семенович плыл по течению, повторяя каждый день вчерашние действия. Наверное, это движение по инерции и научило его точности, которую Бойко ценил среди человеческих добродетелей превыше всего. Он просто носил ее на себе так же, как одежду или обувь.
Он вставал всегда в шесть часов утра, все равно зимой или летом. Мгновенно, как заранее заведенный механизм, просыпался и тут же вскакивал, даже не оглянувшись на постель.
Поднявшись, Владимир Семенович открывал окно, независимо от того, расцветало ли над городом летнее утро или снежная пелена кружилась в неоновом сумраке фонарей. Несколько минут он стоял у окна, занимаясь дыхательной гимнастикой, — именно так, как это рекомендуют медицинские журналы, — и, не засматриваясь на нежный румянец восхода, рассеянно обводил взглядом пустынные берега реки.
В десять минут седьмого Бойко появлялся за воротами своей резиденции в голубом тренировочном костюме. Маршрут его бега всегда был одинаков — вниз по улице, потом через поле и до реки. Пожалуй, эта утренняя пробежка было самое лучшее в его монотонной жизни. Он всегда бежал быстро, энергично, «остро ощущая силу и выносливость своего тела. И так день за днем, каждое утро.
Приятней всего было возвращение, он и сам не понимал почему. Возвращался он не через поле, а напрямик — через лес по еще мягким и влажным от утренней росы тропинкам. В столь ранний час в лесу было еще очень тихо, лишь время от времени шуршала в листве какая-нибудь птица. Этот тихий покой леса каким-то необъяснимым образом передавался ему, даруя ощущение радости и внутреннего мира. Только тут, в лесу, мозг его словно бы незаметно затихал, отстранялся от мелких бытовых проблем, поднимался над суетой текущих дел. Именно в эти минуты Владимира Семеновича больше всего радовали встречи с Профессором. Тот тоже в эти часы бродил по тропинкам со своей неизменной тросточкой. Дальше они шли вместе — беседовали.
Аня взглянула на Матвея. Машину он вел легко. Глаза его были скрыты за большими черными очками, на губах играла слабая улыбка. Она наклонилась вперед, чтобы взглянуть на приборную доску. Стрелка спидометра дрожала около отметки в сто двадцать километров в час.
Они уже вырвались за город и мчались по магистрали на полной скорости. Матвей любил быструю езду. Аня выпрямилась на сиденье.
— Может, ты все-таки скажешь, куда это ты меня везешь? — спросила она.
— На каникулы, — весело, с бесшабашной удалью ответил Матвей. — Хочу провести с тобой несколько дней за городом. Есть одно чудесное место: лес, свежий воздух, тихая речка, нежные рассветы и пламенные закаты. И мы с тобой около камина, в охотничьем домике.
— И чей же это домик?
— Одного моего приятеля. Я звонил ему утром. Он сказал, где ключи.
— Но я не могу…
— Всего несколько дней.
Аня кивнула. Она поняла, что спорить сейчас бесполезно. Матвей настроен решительно и не склонен принимать к сведению, что она во что бы то ни стало днем должна быть в казино «Последний шанс»: Антонов заказал несколько рекламных фотографий Нади. Впрочем, до съемок оставалось еще целых шесть часов. Анна была уверена, что за это время сумеет образумить своего пылкого похитителя.
Матвей же расценил Анино молчание как проявление покорности и широко улыбнулся. Он нажал на акселератор и вплотную приблизился к идущей впереди «Тойоте».
— За рулем почтенная дама, — разглядывая водителя, сказал он. — Ей, по меньшей мере, лет триста, а она гонит на полных парах!..
Матвей чуть повернул руль, собираясь обогнать машину, но дама, сидящая за рулем, посмотрела на него верблюжьим взглядом и не пропустила вперед, блокируя дорогу.
— Ах, так!.. Ну погоди!
— Матвей! Без лихачества. Прошу тебя!
— Никакого лихачества! Только трезвый расчет. Ты же меня знаешь.
— В том-то и дело, что знаю…
Он почти вплотную подошел к «Тойоте» и теперь практически касался ее заднего бампера. Аня посмотрела на Матвея. Его губы растянулись в азартной улыбке, а глаза за очками радостно сверкали.
— Не родилась еще та женщина, которая сможет обставить меня на трассе! — громко рассмеялся Матвей, поворачивая руль влево и увеличивая скорость.
Аня взглянула на спидометр. Сейчас они шли со скоростью сто сорок километров в час, а стрелка спидометра упрямо ползла вверх. Она почувствовала давление на тело и с опаской посмотрела вперед. Если «Тойота» не уступит дорогу сейчас же, дело закончится аварией. И прежде чем эта мысль мелькнула у нее в голове, Матвей бросил свою машину вперед и, едва не касаясь дорожных столбиков, обогнул «Тойоту».
Она видела, что дама за рулем что-то зло кричит им вслед и делает невероятные усилия, чтобы догнать. Матвей снова прибавил скорости. Стрелка спидометра прыгнула на отметку «сто пятьдесят», и «Тойота» начала стремительно отставать.
Матвей умел водить машину. Если бы он только захотел, он мог бы стать самым лучшим гонщиком. Но он никогда не рисковал понапрасну, как сейчас. Будто он пытается кого-то догнать или, наоборот, от кого-то спрятаться.
— Матвей! Ты с ума меня сведешь! Что происходит?
Он повернул голову и встретил ее взгляд. На губах у него играла улыбка. Он покачал головой и сказал, что ничего не происходит, что просто ему очень весело в обществе возлюбленной дамы сердца и ради нее он готов выкинуть и не такие фортеля. А потом Матвей посмотрел в зеркальце заднего вида, нахмурился и что-то удивленно пробормотал. Аня тоже оглянулась. Далеко виднелась «Тойота». Теперь она начала гонки с белой «Нивой».
— Сумасшедшая! — пробормотала Аня. — Некоторые так и нарываются на неприятности… Самоубийца!
— Надеюсь, «Ниву» она не пропустит. Хотя бы еще полчаса, до поворота.
— Чем тебе «Нива» не угодила? — удивилась Аня. — Я, например, полностью на стороне ее водителя против этой сумасбродки.
— Не нравится мне эта «Нива». Тащится за нами с самого города, — Матвей натянуто улыбнулся. — Вдруг это твой начальник Антонов? Хочет вернуть похищенную беглянку. Мне придется скрестить с ним копья.
— Во-первых, у меня нет начальников! Я — птичка свободная. Во-вторых, Антонов никогда не сядет за руль «Нивы». Ему «Мерседес» подавай. А в-третьих, можешь прибавить хоть до двухсот километров в час. Если ты думаешь, что я испугалась, то ты действительно ненормальный.
Стрелка спидометра показывала сто пятьдесят. Матвей рассмеялся и вновь нажал на акселератор. Серебристый «Фольксваген» рванулся вперед, как норовистая лошадь. В тот же момент послышался слабый хлопок под капотом машины. «Фольксваген» задрожал, двигатель заглох. Они начали опасно вилять по дороге.
— Тормози! — ахнула Аня. — Тормози…
— Нельзя! Перевернемся…
Она видела, как напряглись мышцы на его руках, когда он пытался удержать руль. Нога его время от времени коротко нажимала на педаль тормоза, скорость снижалась медленно, но машину все равно начало заносить в сторону обочины.
— Осторожно! — закричала Аня. — Кювет!
Матвей резко крутанул руль, но было поздно. Два правых колеса машины попали в кювет. «Фольксваген» накренился и перевернулся вверх колесами.
Все закружилось перед глазами, завертелось, как в детском калейдоскопе. И казалось, что все это происходит не с ними, а с кем-то другим, на экране телевизора. Стон гнущегося капота, треснувшее белой сетью лобовое стекло, ветви кустарника, хлещущие по окнам… Дурной сон, весело хохочущий на качелях, и нет сил проснуться. А потом безумная карусель остановилась, и стало тихо-тихо. Где-то высоко всполошенно стрекотала сорока, ветер шелестел травой, гулко билось сердце.
Матвей выбрался из-под машины, вскочил на ноги. От двигателя начали подниматься желтые струйки дыма. Он обежал машину, рванул на себя дверку, крикнул в ватную тишину салона:
— Анна! У тебя все в порядке?
Прошла целая вечность, пока до него донесся ее слабый голосок:
— У меня все к порядке. Ох, нога…
Он опустился на колени, заполз в салон. Анна опиралась на заднее сиденье руками и поворачивалась всем телом, пытаясь выбраться из машины.
— Слава богу! Цела! Выбирайся быстрее! В баке сорок литров бензина!
Она перестала извиваться. Она чуть не плакала.
— А я что делаю?! — раздраженно крикнула она. А потом вдруг хихикнула, начала смеяться.
— Чему ты смеешься?
— Не обращай внимания… Ой… Это нервное. Мое платье… Оно зацепилось за что-то.
— Я помогу. Сейчас, сейчас… — Матвей просунул руку под платье и разорвал его, потом потянул девушку к себе за плечи.
— Нога… — застонала Аня.
— Сбрось босоножки, — приказал он. — Вот так… Получается! Помогай мне… Еще немного…
Анна выбралась из машины, все еще нервно посмеиваясь, а Матвей схватил ее за руку и поволок к зарослям, прочь от дымящейся машины.
Постепенно шок проходил, и она перестала смеяться.
— Боже мой!.. — растерянно пробормотала Аня.
Она вдруг поняла, что почти полностью раздета. Разорванное платье валялось в машине, и на ней были только тоненький бюстгальтер и трусики.
— Я достану твою сумку, — сказал Матвей. — А ты стой здесь и ни шагу! Понятно?
Она послушно кивнула, а он помчался к машине, надеясь, что взрыва не будет, что он успеет и все как-нибудь обойдется. А между тем дым над машиной стал гуще.
К счастью, ему не пришлось забираться в салон. Дорожная сумка валялась метрах в пяти от машины. Видимо, выпала через открытое окошко во время карусели. «Молния», разошлась, и часть содержимого высыпалась на траву. О небо! Чего здесь только не было! Пластмассовые тарелки, наушники для плейера, желтый пакет с фотографиями, жетоны на метро… Ну скажите, кому в лесу могут понадобиться жетоны на метро?! Не было только одежды, если, конечно, не считать полупрозрачную ночную сорочку. Видно, весь гардероб был в чемодане, а чемодан в багажнике. Хм…
Матвей затолкал все барахло на место, схватил сумку и сделал несколько шагов к машине, надеясь отыскать огнетушитель, погасить огонь и попытаться открыть багажник.
Со стороны магистрали послышался шум мотора. Белая «Нива» медленно ехала вдоль обочины, притормозив недалеко от них. Матвей прищурился, стараясь разглядеть фигуру водителя. И тут грянул взрыв.
Взрыв был жутким, неправдоподобным, словно вырезанным из сериала о гангстерских разборках. Воздух вздрогнул от грохота и жара, как испуганная лошадь. Матвей внезапно оглох, и ему казалось, что вздувшийся пузырь белого пламени растет и ширится в мрачном, угрожающем молчании.
Пламя яростно рванулось во все стороны, превращая перевернутый «Фольксваген» в крошево раскаленного металла, кусков стекла и пластика. Земля содрогнулась от взрывной волны. И вспышка пламени… Световой удар пришелся по глазам, и Матвей рухнул на землю.
Он не слышал, но знал, что над его головой во все стороны летят обломки мотора, изодранные лохмотья стекла и металла, горящий бензин… Матвей зажмурился и прижался к земле, пополз подальше от нестерпимого жара. Из глаз потекли мелкие, жгучие слезы. В горле пересохло, а в голове звенело, как будто кто-то огрел его доской по затылку.
Возле самых зарослей он поднялся, удивленно огляделся. День утратил свой блеск. Он съежился, потемнел, уступая место бушующему пламени.
Матвей взглянул на часы. Стекло треснуло, и стрелки стояли на месте. Время остановилось. Время замерло в неподвижности, притаилось, свернулось вокруг жирных, ленивых клубов дыма, сквозь которые ярились оранжевые языки пламени.
Матвей по-прежнему ничего не слышал. Вокруг стояла болезненная, звенящая тишина. Казалось, все звуки вспыхнули в этом жадном пламени, заметались, охваченные огнем, пока не сгорели дотла и не осыпалась на почерневшую траву горсткой серого пепла. А потом один за другим звуки вернулись. Слышны были взволнованные крики Анны и шум мотора со стороны магистрали. Матвей оглянулся.
Белая «Нива» неторопливо развернулась и на полной скорости помчалась обратно в город. Матвей проводил ее мрачным взглядом, перехватил поудобнее сумку и повернулся навстречу бегущей к нему Ане.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Раньше, в молодости, Бойко очень часто представлял свою жизнь рекой. Вот она течет по равнине — ни резких поворотов, ни порогов, пологие берега поросли травой, вода мутная и словно бы спит в ожидании. Как и любая река, она не знает, в каком направлении, к какой цели стремится, да это ее и не интересует.
Точно так же и жизнь. Каждый день Владимира Семеновича был похож на другой, единственное разнообразие вносила работа. Впрочем, даже самые рискованные сделки в конце концов потеряли для него остроту. Иногда Бойко сравнивал себя с посетителем дешевой столовой, где изо дня в день подавали одно и то же блюдо. А ведь общеизвестно, что не принято каждый день есть одно и то же — от этого пропадает аппетит. С другой стороны, аппетит пропадает и у того, кто слишком дотошно изучает меню. Но река-жизнь текла, и Владимир Семенович плыл по течению, повторяя каждый день вчерашние действия. Наверное, это движение по инерции и научило его точности, которую Бойко ценил среди человеческих добродетелей превыше всего. Он просто носил ее на себе так же, как одежду или обувь.
Он вставал всегда в шесть часов утра, все равно зимой или летом. Мгновенно, как заранее заведенный механизм, просыпался и тут же вскакивал, даже не оглянувшись на постель.
Поднявшись, Владимир Семенович открывал окно, независимо от того, расцветало ли над городом летнее утро или снежная пелена кружилась в неоновом сумраке фонарей. Несколько минут он стоял у окна, занимаясь дыхательной гимнастикой, — именно так, как это рекомендуют медицинские журналы, — и, не засматриваясь на нежный румянец восхода, рассеянно обводил взглядом пустынные берега реки.
В десять минут седьмого Бойко появлялся за воротами своей резиденции в голубом тренировочном костюме. Маршрут его бега всегда был одинаков — вниз по улице, потом через поле и до реки. Пожалуй, эта утренняя пробежка было самое лучшее в его монотонной жизни. Он всегда бежал быстро, энергично, «остро ощущая силу и выносливость своего тела. И так день за днем, каждое утро.
Приятней всего было возвращение, он и сам не понимал почему. Возвращался он не через поле, а напрямик — через лес по еще мягким и влажным от утренней росы тропинкам. В столь ранний час в лесу было еще очень тихо, лишь время от времени шуршала в листве какая-нибудь птица. Этот тихий покой леса каким-то необъяснимым образом передавался ему, даруя ощущение радости и внутреннего мира. Только тут, в лесу, мозг его словно бы незаметно затихал, отстранялся от мелких бытовых проблем, поднимался над суетой текущих дел. Именно в эти минуты Владимира Семеновича больше всего радовали встречи с Профессором. Тот тоже в эти часы бродил по тропинкам со своей неизменной тросточкой. Дальше они шли вместе — беседовали.