Родная кровь

– Что?.. – полушёпотом переспросила Пенелопа, стоящая позади кресла, в котором сидела Рене.

– Это как это… – нервно хихикнула Рене. – Вы ещё скажите, что мои девочки и не мои тоже, и что я их не рожала.

– Всё возможно.

– Что за… Абсурд… – на сей раз не сдержалась Астрид.

– Скажите, миссис Ламберт, мог ли Ваш муж прибегнуть к искусственному оплодотворению Ваших яйцеклеток?

– Искусственному оплодотворению кого? Меня? – совсем истерически захихикала Рене.

– Ваших яйцеклеток, – максимально серьёзным тоном повторил Рид.

– Что?.. Нет.. Нет, это какой-то абсурд… – веселость Рене становилась всё более печальным зрелищем – уже в следующую секунду она едва не плакала сквозь смех. – Что Вы такое говорите? – она спрятала лицо в своих ладонях и всхлипнула, а Пенелопа с Астрид так и застыли за её спиной с вытянутыми бледными лицами. – Что вы говорите? Девочки были зачаты в любви! Я родила их всех от Стэнли! Они НАШИ дочки!

У неё вновь начинала открываться истерика.

– Боюсь, у нас есть серьёзные основания полагать, что Ваш муж без Вашего ведома минимум трижды оплодотворил Ваши яйцеклетки спермотозоидами, не принадлежащими ему, в результате чего Вы вынашивали своих детей, но не его. Для проверки данного подозрения посредством проведения генетической экспертизы нам необходимо взять биологический материал: Вашу слюну и слюну Ваших дочерей.

– Это невозможно… Невозможно… Вы не слышите, что Вы говорите… Никто не может оплодотворить женщину без её ведома!

– Кто был Вашим личным гинекологом, миссис Ламберт?

– Мой муж, но и что с того?! Он не только мой личный гинеколог! Он обслуживает половину всех женщин Роара!

– Вы можете не отвечать на этот вопрос, так как мы проверим эту информацию в Вашей медицинской карте, и всё же, скажите, Вы проходили процедуру кольпоскопии?

– Да… Стэнли делал кольпоскопию, чтобы убедиться в том, что всё в порядке… Это была стандартная процедура…

– Вы видели, что мистер Ламберт делал, когда Вы лежали на кушетке?

– Что?..

– Он прикрывал Вам обзор ширмой, верно? Чтобы Вы не видели, каким именно образом он осуществляет процедуру.

– Эта процедура не очень приятна, так что да, он прикрывал обзор ширмой, чтобы я не переживала…

– При вашем осмотре он всегда использовал ширму?

– Нет, только во время кольпоскопии.

– Сколько раз вы проходили эту процедуру?

– Три раза… – поморщилась Рене, очевидно начиная понимать.

– И Вы не видели, что именно он делал? Чувствовали лишь помещение прибора во влагалище, но не видели, при помощи какого именно прибора он с Вами работал?

Рене разрыдалась. Не громко, как прежде, а тихо, словно ударенный безжалостным сапогом щенок. Стоящие позади неё Пенелопа с Астрид практически одновременно пошатнулись.

– Нам необходим биологический материал Ваш и Ваших дочерей. Биологический материал Вашего мужа мы уже взяли.

– Это невозможно… – убитым голосом простонала в свои ладони Рене.

– Девочки сегодня ночуют у нас с Одриком, – опустившись на колени справа от Рене, потерянным полушёпотом начала говорить Пенелопа. – Они там… У нас дома. Девочек здесь нет.

– Бесполезно… – вдруг едва уловимо прошептала Рене.

– Что, простите? – переспросил Арнольд.

– Бесполезно, – повторила она и, оторвав ладони от заплаканного лица, указала на каминную полку, на которой стояло огромное фото в золотистой рамке с обилием завитушек. – Мои дочери: блондинка, рыжая, брюнетка и шатенка… Все эти годы я никак не могла этого понять, ведь у нас в роду не было ни блондинов, ни рыжих, ни брюнетов. Мы все шатены… Даже Стэнли шатен…

– Миссис Ламберт, Вы должны знать, что изначально Ваш муж был взят под стражу по другому обвинению.

– О, Рене!.. – приложив одну руку к губам, второй рукой Пенелопа коснулась карамельных волос своей сестры.

– Мы подозреваем, что Ваш муж может быть связан с событиями тридцатидвухлетней давности. Помните стрельбу в больнице Роара?

– Конечно помню, – всхлипнув, Рене утвердительно, но вяло кивнула. – Мне тогда было пять лет и мама была беременна Пенелопой. За день до этого страшного происшествия мы были в больнице, именно тогда мы узнали, что мама беременна девочкой…

– Дело в том, что тридцать два года назад Вашему мужу было двадцать семь лет и на тот момент он уже несколько лет работал в городской больнице Роара. У нас есть свидетель, который утверждает, будто в ночь происшествия слышал диалог Вашего мужа с неизвестным мужчиной, который, как мы предполагаем, может являться Больничным Стрелком.

– Я ничего не понимаю…


– Миссис Ламберт, наш свидетель утверждает, будто Ваш муж пообещал некоему незнакомцу передать новорождённого младенца через окно больницы. Вам ведь известно, что помимо того, что в ту злосчастную ночь были убиты два доктора и одна пациентка, ещё был выкраден и впоследствии бесследно исчез один младенец?

– Ооо… – Рене обхватила себя за талию обеими руками и начала раскачиваться взад-вперёд, словно ничего не понимающий маленький ребёнок.

– Вы не знаете, кому Ваш муж мог способствовать той ночью, пользуясь своим положением доктора?

– Нет-нет-нет, я не знаю – не знаю – не знаю… Ооо… – она начала стонать и закрывать глаза. – Астрид, прости… Прости… Тереза пропала… Я не знаю имени Стрелка… Я без понятия, кем может быть этот зверь…

– Поговори с ним! – внезапно выпалила Астрид. – Поговори со Стэнли! Тебе он назовёт имя!

Со стороны это могло показаться жестоким: Астрид просила раздавленную в лепёшку или лучше будет выразиться “разбитую на миллион осколков” подругу встать и отправиться на встречу с монстром, превратившим её жизнь в страшную, неподъёмную, губительную ложь. Но Астрид была права. От разговора Рене с её персональным кошмаром в этот момент могла зависеть жизнь Терезы.

Встреча состоялась спустя сорок пять минут, в присутствии адвоката Моралиса. В допросную комнату никто из полицейских не вошёл, но мы с Ридом наблюдали через стекло. На сей раз Ламберт не был немым. Более того, он никак не мог заткнуться. Как только Рене вошла в комнату, он вскочил со своего места и, бросившись к её ногам, стал их обнимать, невзирая на заметно мешающие ему наручники. Он расплакался и начал умолять её о прощении, в результате чего Рене тоже начала рыдать. Она сказала, что попробует простить его, если он назовёт имя Стрелка, она сказала, что от этого зависит жизнь сестры её лучшей подруги Астрид, но в течение пятнадцати минут Стэнли только рыдал и молил о прощении, просил его вытащить из этого дерьма и ничего толкового явно не собирался говорить. Когда Рене, измождённая этой пьесой едва ли не до потери пульса, начала уходить, сквозь слёзы сказав, что она могла бы простить его, если бы он спас Терезу, если бы назвал имя Стрелка, Ламберт упал на пол и с диким воплем смертельно раненного зверя стал кататься по нему. В итоге Рене не выдержала этой сцены и, как только вышла из допросной комнаты, наполненной нечеловеческими стенаниями, свалилась в обморок. Имени Стрелка Стэнли Ламберт не назвал даже при условии получения прощения со стороны женщины, которую он, очевидно, любил или думал, что любит, первую половину жизни которой он обрёк на сладкую ложь, а вторую на горькое послевкусие в виде неизлечимых страданий. Кого человек может покрывать внося за своё покровительство столь высокую цену? Кого он может настолько бояться?..

Наступила полночь. Тереза Холт к концу дня так и не вышла на связь со своей сестрой, с которой обещала связаться в оставленной ей записке. Шансы найти её живой и невредимой продолжали таять так же стремительно, как мои шансы выйти сухой из воды после окончания этого дела. Общее положение дел – хреновее просто некуда.





Глава 50.

Пейтон Пайк.

10 октября. Ночь.

Время отсутствия Терезы Холт: 21 час.




Ночь ввела расследование в сомнамбулическое состояние: загнанные по домам темнотой и октябрьским холодом добровольцы и сотрудники полиции должны были перевести дух, чтобы ещё до рассвета начать действовать с новыми силами, но большинство из нас не могло позволить себе такой роскоши, как полноценный сон. Одна только мысль о том, что где-то там, спрятанная под плотным, холодным покровом ночи мучается, а может быть и умирает Тереза Холт, заставляла меня подпрыгивать на месте, словно я сидела не на мягком диване, а на игольнице, утыканной острыми концами игл. Худшей ночи я в своей жизни не припомню.

В течение прошедшего дня я так и не забрала свою машину от бара Астрид, прекрасно справляясь при помощи водительских услуг, любезно предоставляемых мне Арнольдом, так что когда стало ясно, что в участке нам больше делать нечего, а до старта следующего витка поисков Терезы по-любому придётся провести несколько часов в состоянии выжидания, я без сопротивлений приняла предложение Арнольда подвезти меня до дома. Вот только я не подозревала, что под этим предложением предполагалось посещение его квадратных метров, а не моих.

Квартиру Арнольд снимал рядом с центром города, на десятом этаже новой пятнадцатиэтажки. Его жильё было просторным и уютным, хотя и мало обставленным. В квартире помимо гостиной имелись: одна спальная комната, совмещенный санузел и совмещенная с гостиной кухня. Для холостяка этих квадратов, возможно, было даже многовато, но я уже знала, что помимо солидной зарплаты Рид имеет дополнительный доход со сдачи своей трехкомнатной квартиры в Лексингтоне, так что больше не удивлялась тому, что он предпочитал платить дополнительные деньги за комфорт и, к примеру, за качественное питание, нежели прятать валютные излишки по заначкам.

По-быстрому утолив голод рисом с отварной курицей, салатом из помидоров и желтого перца, и чаем с овсяным печеньем, мы отправились в гостиную. Я села на диван, Арнольд же разместился напротив в глубоком кресле, которое как и диван было обтянуто бежевым кожзамом. Удобно устроившись, мы принялись ещё раз изучать содержимое тайной папки Ламберта, внимательно рассматривая копии, так как саму папку пришлось отдать на экспертизу. То, что случилось с Рене Ламберт, было ужасно, но на самом деле всё было гораздо хуже. Рене была не единственной пострадавшей. И ещё она не была ни первой, ни последней жертвой Ламберта. Но если с записями по Рене всё было доходчиво просто, тогда с записями по другим жертвам имелись серьёзные проблемы.

Итак, в папке Стэнли Ламберта было шесть листов формата А4 – одной жертве посвящался один лист. Из них Рене было посвящено целых три листа – на каждую подстроенную Ламбертом беременность по одному листу. Итого у нас оставалось ещё три листа. С одним из листов всё было так же прозрачно, как с листами, посвящёнными Рене. Речь шла о подмене младенцев: двадцать шесть лет назад Ламберт подменил в родильном отделении новорождённых девочек. Ни в этом случае, ни в случае с Рене мы всё ещё не видели очевидных мотивов, но мы на этом не зацикливались, понимая, что с мотивами у нас ещё будет время разобраться по ходу следствия. Сейчас нас интересовали личности пострадавших. С Рене, как и с двадцатишестилетними подменышами было всё прозрачно, потому как Ламберт записал все их данные, вплоть до имён их родителей. Братья Джексон подсуетились и быстро установили для нас личности подменённых младенцев: ими оказались Оливия Фейбер и Джованна Шейн. Оба имени показались мне знакомыми, но только когда я увидела фотографии этих девушек, я поняла, в чём причина вызванного в моём подсознании отклика дежавю: обоих я знала со стороны. Оливия Фейбер была фитнес-тренером, я видела её в тренажёрном зале в компании с её накаченным парнем, тоже тренером, кажется его звали Брэд. Но запомнила я её не потому, что изредка посещала тренажёрный зал, в котором она работала – чаще я отдавала предпочтение более крупному залу – а потому, что в последнее время я часто замечала её в компании Терезы Холт. Она засветилась даже на одной из фотографий Коннора Трэшера, когда тот фокусировал объектив на Терезе: на том фото Тереза, в компании с этой длинноногой блондинкой и сестрой Рене, покидала теннисный корт. Итак, я косвенно знала одного подменыша, но кем была вторая? Меня терзали смутные сомнения, когда я услышала фамилию Шейн, но их развеяло подтверждение, пришедшее от братьев Джексон. Джованна Шейн не была кровной родственницей Рины Шейн, убитой Стрелком пять лет назад лучшей подруги Терезы. Она была женой старшего брата Рины. Судя по социальным сетям этих двух совершенно разных девушек, ни у одной, ни у второй больше не имелось ни братьев, ни сестёр, а вот на своих родителей они не были похожи ни капли. Зато они были похожи на родителей друг друга: Оливия скопировала скулы и улыбку отца Джованны, а фигурой и ростом явно походила на её мать, Джованна же и вовсе была литой копией отца Оливии. Здесь не нужен был никакой генетический тест, чтобы понять, что записи Ламберта не врут – он действительно поменял младенцев сразу после их рождения. Об этом сообщат пострадавшим семьям завтра, и мы с Ридом в этом участвовать не будем, так как у нас и так дел по горло с Терезой, хотя главное здесь даже не количество проблем, главное здесь, чтобы нас двоих завтра не отстранили от дел вовсе, за наш произвол в виде игнорирования приказов начальства. Честное слово, если Кадмус Рот проявит хоть толику подлости, я дождусь завершения этого дела без моего участия в нём и, если всё будет протекать совсем плохо, то есть если Рида тоже отстранят, сложу свой значок и наплюю с высокой колокольни на весь этот дешёвый Роарский цирк.

Итак, четыре из шести отчётностей Стэнли Ламберта нам были понятны на сто процентов. Но возникли серьёзные проблемы с отчётами №1 и №6. Номер шесть был свежим. Согласно внесённым в этот отчёт данным, преступление было совершено семь месяцев назад. Ламберт оплодотворил пациентку обозначенную загадочными инициалами “С.Т.” без её ведома. Судя по последним записям, женщина ожидала рождение девочки. Мы повторно подсчитали сроки и поняли, что на данный момент женщина всё ещё должна быть беременной. Но никакой информации, способной нас вывести на личность этой женщины, у нас не было. Что же касается отчёта №1, с ним всё было ещё хуже. Это был самый первый и самый старый отчёт. Возможно, это было его первое преступление, за которым, с разрывом в большие промежутки времени, последовали остальные. Речь снова шла о подмене младенцев в родильном отделении, вот только здесь с информацией всё было совсем скудно. Было понятно, что речь шла о девочках, но об одной девочке было написано много и размашисто – рост, вес и прочие стандартные показания, записываемые педиатром в детскую лечебную карточку сразу после рождения ребёнка – а о второй девочке не было совсем ничего сказано, кроме её пола. И вдруг меня осенило. Хотя ни месяц, ни день рождения девочек не был указан, был указан год.

– Год! – воскликнула я, протянув сидящему напротив меня Арнольду ксерокопию отчёта №1.

– Что ты хочешь сказать? – сдвинул брови в непонимании Рид.

– Подмена произошла в год рождения Ванды Фокскасл! Я готова поставить сто баксов на то, что Ванда Фокскасл одна из двух девочек!

– Неплохо… – пробормотал парень, принимая из моих рук бумагу. – Ванда Фокскасл точно родилась в том году?

– Абсолютно точно. Я хорошо запомнила год её рождения, потому что при первом осмотре её документов обратила внимание на дату её рождения. Она родилась восьмого апреля интересующего нас года, – самодовольно ухмыльнулась я.

– Мы близко, но не в центре… – продолжил хмуриться Рид.

– Слишком близко. Они все слишком близко: Рене старшая сестра Пенелопы, подруги Терезы, Оливия Фейбер подруга Терезы и Пенелопы, Джованна Шейн жена брата бывшей лучшей подруги Терезы Рины Шейн…

– Ванда Фокскасл, учительница сына Терезы, может оказаться подмененным младенцем из отчёта Ламберта №1, – заключил Арнольд.

– Чего-то мы всё же не видим. Смотрим впритык на это и потому не видим.

– И всё же мы прекрасно видим, что Тереза каким-то магическим образом так или иначе связана со всеми пострадавшими от рук Стэнли Ламберта людей.

– Возможно, не она связана с ними, а они с ней… Возможно, она одна из жертв. Возможно, наш доктор-зло не внёс все имена в свою картотеку. В конце концов, похищенного тридцать два года назад младенца из родильного отделения сразу после стрельбы он не внёс в список своих жертв, хотя мы уверены в том, что он помогал Стрелку с этим похищением.

– Забыл сказать. Я навёл справки: мать Терезы Холт рожала в Роаре три из четырёх раз, но при этом доктор Стэнли Ламберт ни разу не принимал у неё роды. Так почему же в список жертв Стрелка могла попасть Тереза, если этот список как-то связан со списком Ламберта? Ей двадцать семь лет и год её рождения ни разу не фигурирует в отчётности Ламберта.

– И тем не менее, все нити от жертв Стрелка переплетаются с пострадавшими от рук Ламберта людьми и неизбежно тянутся к Терезе.

Мы просидели над бумагами и размышлениями вслух ещё около получаса, спустя которые я не заметила, как отключилась прямо на диване, через пару минут после того, как заняла горизонтальное положение и, вытянув ноги во всю длину, начала вслух размышлять о мотивах Ламберта. Я считала, что основного мотива может и не быть, может быть он осуществлял все свои мерзкие преступления из чувства превосходства или просто хотел чувствовать себя всесильным… Примерно на этой ноте мой язык прекратил заплетаться, и я окончательно замолкла, сама того не заметив. Арнольд решил меня не будить и вместо того, чтобы предложить мне раздеться и поспать в кровати, как это планировалось изначально, просто накрыл меня тяжёлым пледом, отчего я даже во сне почувствовала облегчение, так как в квартире было немного прохладновато.