Родная кровь

Когда я зашла в спальню, основной свет в комнате уже был выключен и тусклым светом горела только прикроватная лампа. Благодаря свету этой лампы и свету, льющемуся из-за моей спины, из ванной комнаты, я могла хорошо рассмотреть Берека. Он укрылся одеялом и тихо лежал в своей кровати, но не спал и смотрел на меня своими большими изумрудными глазами.

– Мне показалось, как будто нас сфотографировал какой-то дядя.

– Что? – моё сердце ёкнуло. Услышанное отчего-то показалось мне жутким. – Когда? Какой дядя? Тот, который приглашал нас на праздник?

– Нет, не этот… На парковке был другой дядя… Наверное, мне просто показалось. Может быть он фотографировал не нас, а супермаркет.

Мне немного полегчало. Гулко выдохнув, я подошла к кровати своего сына и, сев на пол, одной рукой уперлась в свою влажную шею, а вторую аккуратно положила на его тихо вздымающийся животик.

– Прости меня за то, что отказала тебе при всех, – полушёпотом начала я. – Я больше так не буду. Обещаю.

Резко натянув на свою голову одеяло, как он иногда делал, чтобы я не заметила его слёз, он вдруг задрожал всем телом, но ничего мне не ответил. Почувствовав новую волну слёз, подступивших к моим глазам, я аккуратно положила подбородок на трясущийся живот своего всё ещё маленького ребёнка и подождала около минуты. Ему всегда требовалось около минуты, чтобы остановить свои слёзы. Мне порой не хватало и десяти минут. Может быть потому, что я, в силу своего возраста и соответствующим ему испорченности, и побитости, срывалась на слёзы реже.

– Просто в моей жизни не так уж и много рыцарских шоу происходило, – наконец зашептал под одеялом Берек. – А фейерверки я видел только два раза и совсем издалека.

Я чрезмерно громко, судорожно вздохнула.

Плевать. Байрон уже его увидел. Если он ничего не понял с первого взгляда, значит не поймёт даже с сотого, если же всё понял, значит тем более нет смысла лишать Берека как минимум рыцарского шоу.

Этой ночью я лично, едва уловимым шёпотом, учила своего сына лгать. И он, внимательно слушая меня, учился. Этот ребёнок всегда слишком хорошо учился. Если кто-то на этой вечеринке спросит его, сколько ему лет, он должен будет сказать, что ему не четыре, а три года, а если спросят, когда именно он родился, он назовёт не тридцатое сентября, а тридцатое октября.

– Пожалуйста, прости меня за то, что расстроил тебя при всех, – уже перебравшись ко мне в кровать вместе со своим одеялом и плюшевым медведем, совершенно неожиданно, сразу после окончания моего урока лжи, полушёпотом выдал Берек. – Я тебя очень сильно люблю… Больше всех. И обещаю всегда любить тебя больше всех. Простишь меня?

Мой сын терзался той же болью, которой терзалась я: его душа болела потому, что переживала из-за того, что эта эмоциональная сцена произошла в присутствии посторонних глаз. Мой ребёнок вырастет хорошим человеком. Он вырастет достойным мужчиной. Он уже им растёт.

…Спустя час я уже почти заснула, как вдруг в моей голове отчётливо прозвучала мысль: “Эта сцена разыгралась не при посторонних глазах. Глаза Байрона – глаза отца Берека”.

Буквально за секунду перед сном меня внезапно накрыло глубинное осознание того, что сегодня произошло нечто большее, чем просто сотрясение души моей материнской сущности. Сегодня произошла первая, уникальная, неповторимая встреча отца с сыном… Завтра произойдёт вторая. Уверена, обе эти встречи запечатлятся в идеальной фотографической памяти Берека. И я рада этому. Потому что больше встреч не будет.

Мы с Береком уедем из Роара. Далеко. В Нью-Йорк или даже в Сан-Франциско. А потом, когда он дорастёт до того, чтобы спросить у меня в лоб о том, кто является его отцом, я расскажу ему красивую историю любви, в которой был зачат красивый мальчик, после чего главный герой этого любовного романа поступил очень некрасиво с главной героиней, но это не отменило прекрасного продолжения истории в виде появления на свет прекрасного мальчика. Да, я буду рассказывать своему ребёнку только правду. А для этого мне сначала придётся прекратить врать себе. Я признаюсь себе в том, что я действительно любила мужчину, от которого забеременела, признаюсь своему сыну в том, что любила его отца. Произнесу эти слова вслух, пусть они давно заржавели в моём нутре от многих лет их сокрытия, и пусть даже они оцарапают моё горло, но я не солгу. Я даже расскажу ему, что Береком я назвала его неспроста, что первая буква его имени совпадает с первой буквой имени его отца, но это не случайное, а умышленное совпадение. Я назвала его так, чтобы помнить о том, что он был зачат в любви, а не в страхе, которым вскоре обернулось для меня это зачатие. А когда он станет совсем взрослым и решит уточнить личность своего отца, конкретизировать её, я скажу ему: “Помнишь тот день, когда мы вместе плакали после похода в супермаркет? И ещё помнишь рыцарское шоу, на которое я тебя отвела на следующий день? В те два раза ты видел своего отца”.

Я дам своему сыну только два раза. Не больше. И потом уеду вместе с ним из этого проклятого города раз и навсегда, не сказав никому ни слова. Максимум, что сможет оставить при себе Крайтон – это догадки. Но моего ребёнка… Своего сына… Он не получит. Только через мой труп. Но лучше бы до подобной крайности не дошло.

Лучше бы всё завершилось не успев начаться.





Глава 40.

Тереза Холт.

27 сентября.




Августа сказала, что вечеринка начнётся в пять и будет длиться до девяти часов вечера. Берек с трёх лет разбирался в часовой ориентации, так что я заранее предупредила его о том, что мы приедем не к началу вечеринки, а к её середине. Он сильно переживал, не рискуем ли мы таким образом пропустить начало вожделенного им рыцарского шоу, так что его почти не успокоили мои слова о том, что рыцарское шоу наверняка состоится в конце вечеринки и потому мы его точно не пропустим. Во всяком случае я на это надеялась: в противном случае смысл исполнять желание ребёнка наполовину? Явиться на вечеринку, но не доставить сына вовремя к рыцарям, было бы верхом глупости. Однако я не желала торчать в том месте, окружённая всем семейством Крайтонов, в течение целых четырёх часов. Два часа – это уже перебор, но четыре стали бы для меня чем-то наподобие харакири.

Чтобы отвлечь Берека от мучительного ожидания наступления седьмого часа вечера, в пять часов мы отправились в тот самый супермаркет, в который накануне так и не вошли, и, после посещения художественного магазина, заглянули в магазин детских книг. Сегодня утром я предложила Береку подарить имениннице книгу. По-моему, это был и бюджетный, и одновременно солидный подарок. Берек от этого предложения сразу же пришёл в восторг, так как с полуторагодовалого возраста не отрывался от книг, и сразу же озвучил название произведения, которое хотел бы преподнести имениннице: “Малыш и Карлсон” шведской писательницы Астрид Линдгрен. Зайдя в пустующий магазин детской литературы, Берек бойко озвучил продавцу-кассиру, веснушчатой молодой девушке, своё желание посмотреть все имеющиеся в этом магазине экземпляры “Малыша и Карлсона”. К моему удивлению, нам была предложена дюжина вариантов оформления этой книги, от маленьких мягких, до больших картонных, но ещё до того, как Берек увидел самую крупную предложенную нашему вниманию книгу, я уже знала, что он выберет именно её. И я не ошиблась – он выбрал именно её, и не потому, что это издание являлось самым красочным, а потому, что только в этом варианте под обложкой размещалась сразу вся трилогия о “Малыше и Карлсоне”. Столь дорогостоящих книг я не покупала даже Береку, даже в честь праздников – подобные дорогие вещи ему могли подарить финансово обеспеченные Астрид или Грир, но точно не я со своей среднестатистической заработной платой и пугающими расходами на достойное содержание двух персон разных возрастов и потребностей. В общем, в итоге я купила именно выбранный Береком экземпляр. Отчасти потому, что мы шли на день рождения племянницы миллионера, а отчасти потому, что после пережитого накануне стресса мне хотелось загладить перед сыном свою вину и определённо точно не хотелось ввергать его в похожую ситуацию, тем более менее чем через сутки после первого инцидента. Отказать Береку в покупке конкретно этой книги на глазах у заинтересованной продавщицы было бы всё равно что воткнуть зубочистку ему в спину. Итого: супериздание суперкниги по суперцене плюс подарочная упаковка съели мои последние сентябрьские сбережения. Значит, следующую неделю придётся пожить без сладкого к чаю. Неужели все мои муки того стоят?..

Откровенно говоря, сегодня я не знала, что я делаю, а главное, зачем, но видя, что мои действия делают моего ребёнка счастливым, я желала думать, что мои действия всё же более правильны, нежели наоборот…





***


Мы заехали на территорию особняка Крайтона ровно в семь ноль пять. Да, я бесстыдно пыталась отрезать от обещанных Береку двух часов пребывания здесь лишние минуты, однако мне не было за это стыдно. Каждый, кто оказался бы на моём месте, меня бы понял.

Вокруг особняка выстроились цепочки автомобилей с элитными номерами и тонированными окнами, где-то рядом на улице играла громкая детская песенка… Я уже начала предчувствовать всю тяжесть предстоящих мне в грядущие пару часов мук. Берек же напротив так сильно оживился, что приклеился к боковому окну лбом и обеими ладошками.

– Мам, я всё ещё не вижу рыцарей! – обеспокоенно сообщил он мне.

– Скоро увидишь, – в ответ пообещала я и именно в этот момент передо мной, прямо посреди подъездной дорожки, возник Ричард, водитель Крайтонов. Он замахал мне обеими руками, призывая остановиться, и я послушно остановилась, решив, что сейчас он попросит меня припарковаться на своём непрезентабельном автомобиле за пределами территории владений мистера Крайтона, но я ошиблась. Подойдя к нашей машине впритык и нагнувшись, мужчина, улыбаясь добродушной улыбкой, произнёс:

– Рад Вас видеть, мисс Холт! Миссис Августа уже не надеялась на то, что Вы появитесь. Давайте, подъезжайте поближе к дому, я отгоню одну из машин мистера Крайтона в сторону и Вы припаркуетесь на её место.

– Оу, не стоит…


– Не переживайте, мистер Крайтон даже не заметит! Я запаркую машину за палисадником, а Вы встанете возле крыльца, иначе Вам места здесь уже не найти, а от ближайшего парковочного места до входа в особняк целых двести метров, так что соглашайтесь.

– Ну, если Вам несложно, Ричард…

– Что Вы, что Вы! – замахал руками мужчина и заулыбался ещё сильнее. – Мне будет в радость помочь Вам! А кто этот джентльмен, сидящий позади Вас? Ваш сын? Очень похож на Вас.

– Правда? – с облегчением вспыхнула я. Значит, всё-таки похож на меня, значит, я преувеличиваю его схожесть с Байроном…

– Клянусь, этот мальчик вылитая копия Вас! – ещё шире заулыбался Ричард и, резко вскинув руки вверх, добавил. – Что же это я вас задерживаю, Вы и так уже сильно опоздали. Давайте, проезжайте вперёд, встанете вместо вон того чёрного мерседеса с номерными знаками из единиц.

Уже спустя три минуты мы стояли на одном из самых выгодных парковочных мест. Слова Ричарда о том, что Байрон “ничего не заметит”, говорили о том, что инициатива угодить нам исходила именно от добродушного водителя, отчего мне было немного легче.

Я ещё не успела отстегнуть свой ремень безопасности, а Берек уже отстегнул свой и открывал свою дверь:

– Ну же, мама, давай быстрее! Вдруг рыцари уже здесь? – схватив упакованную в красивую блестящую обёртку книгу, Берек поспешно выскочил из машины, что с ним прежде никогда не случалось. Гулко выдохнув, я почти почувствовала, как воздух, словно помпой вытолкнутый из моих лёгких, чуть не оцарапал моё сжимающееся от неприятного предчувствия горло. Это будет тяжёлый вечер. Но всё проходит, а значит неминуемо пройдёт и он. Нужно только пережить его и всё. Вроде бы ничего сложного. Просто… Пережить.





***


О том, что, по факту, я веду Берека не просто на детский праздник, организованный в доме его биологического отца, но на день рождения его двоюродный сестры, я поняла в момент, когда увидела отца Байрона и осознала, что представший передо мной мужчина в инвалидной коляске – дедушка моего сына. И в следующую секунду в моём подсознании произошёл так называемый запоздалый “бум” – я поняла, что сегодня мой сын заочно познакомится со своими прямыми родственниками, которые конкретно мне являются совершенно посторонними людьми. До сих пор у нас с Береком всё было общим и вдруг я увидела, что у этого ребёнка имеется что-то не принадлежащее мне: по сути, он является кровной частью той семьи, которую лично я считаю едва ли не худшим примером семьи. От подобных мыслей меня вдруг затрясло и бросило в пот.

– Тереза! – радостно воскликнула Августа и, ткнув в плечо мужчину в инвалидном кресле, продолжила на не менее радостной ноте. – Папа, посмотри, это та самая Тереза Холт, о которой я тебе рассказывала! Она работает над дизайнерским проектом этого и гостевого домов.

– Очень приятно познакомиться, – заулыбавшись, мистер Крайтон-старший протянул мне свою руку и с неожиданной силой пожал мою. – Эрнест Крайтон, отец Августы и дед именинницы. Откровенно говоря, я не знал, что Байрон решил поменять интерьер этого дома. Я думал, что он взялся только за гостевой.

– Разве я тебе не рассказывала?

– Нет, – качнул головой старик.

До сих пор я никогда, даже на фото, не видела мистера Крайтона-старшего. Но я вдруг поняла, что всё это время, исходя из моих знаний, вытекающих из моего знакомства с его женой, я представляла себе этого человека в не самом лучшем свете. Я думала, что внешне он будет похож с Байроном, так как с Лурдес Байрон явно не совпал ни в единой черте лица, и ещё думала, что мистер Крайтон будет не менее, может быть даже более высокомерным, чем его жена. Но передо мной предстал совершенно не тот человек, который последние пять лет невольно жил в моём воображении. Этот человек был похож на Байрона только своим идеально ровным лбом и густыми волосами, которые, впрочем, уже начинали неумолимо седеть, и в его глазах не читалось ни капли высокомерия или любой иной эмоции из одной с высокомерием оперы. Глаза этого человека были светлыми и излучали скорее не доброту, но мягкотелость. Я с первого взгляда смогла определить, что этот мужчина является абсолютной противоположностью своей жены, что показалось мне даже странным. И ещё он сидел в инвалидной коляске. Байрон никогда не говорил мне о том, что его отец прикован к креслу. Когда он рассказывал мне о нём, он говорил о быстром, энергичном и подвижном мужчине, и потому я рисовала в своём воображении соответствующий данному описанию образ. Но все мои представления были мимо. Реальность оказалась на удивление отличающейся от воображаемой правды. Что, впрочем, могло бы меня и не удивлять – в конце концов, уже не в первый раз моя персональная реальность отличалась от красочных слов Байрона, и у меня уже был опыт с тем, как однажды “его правда” оказалась болезненно-непоправимо-несопоставимой с “моей правдой”.

– К сожалению, Августа рассказывала мне только о Вашей работе над гостевым домом, но я видел Ваши эскизы, – продолжал мистер Крайтон. – За свои шестьдесят пять лет я повидал много дизайнерских проектов, но немногие из них врезались мне в память так, как врезался Ваш. Вы талантливый дизайнер, миссис Холт.

Он назвал меня миссис.

– Может быть дело в том, что у тебя плохо развита фотографическая память, а не в таланте дизайнера, – раздался прямо у меня за спиной холодный женский голос. Ещё до того, как Лурдес Крайтон дала о себе знать посредством звуков, я почувствовала её присутствие по стойкому аромату парфюма “Shalini”. От сочетания знакомого аромата с не менее болезненно знакомым мне голосом, по моей спине пробежала рябь мурашек, а в следующую секунду из-за моей спины появилась и сама носительница колюще-режущих воспоминаний. – И, насколько мне известно со слов Августы, перед тобой стоит вовсе не миссис Холт, а мисс Холт. Тереза – мать-одиночка.

Тот факт, что Лурдес подчеркнула моё незамужество при имении ребёнка может быть и мог бы меня уколоть, но перед этим она не менее болезненно уколола собственного мужа, в присутствии посторонних людей назвав его память плохой, так что её укол я восприняла с неожиданным облегчением: значит, эта женщина подобным образом обращается не конкретно со мной, а в принципе со всеми окружающими её людьми, даже с самыми близкими. Выходит, она вовсе не выделяет меня и не делает из меня мишень для своих нападок. Она просто такой человек, и дело вовсе не во мне, а только и только в ней. Может быть, у неё было сложное детство или имеется какая-нибудь психологическая травма, в итоге сделавшая из неё стерву? Возможно это странно, но от только что прозвучавших слов Лурдес, пропитанных неприязнью не ко мне одной, мне вдруг настолько сильно полегчало, как будто с моих плеч свалился не камень, но целая гора. Поэтому, когда к Августе подошёл её муж, Марк, и улыбнулся мне, я неожиданно искренне улыбнулась ему в ответ. Всё в порядке. Крайтоны не такие уж и клыкастые люди: Августа улыбчивая и, если вспомнить, всегда была ко мне доброжелательна, Марк молчалив и дружелюбен, мистер Крайтон носитель мягкого темперамента. Даже их водитель, Ричард, человек с вечной улыбкой на лице, приходящий на помощь нуждающемуся при первой же возможности. Выходит, это стадо портит всего две паршивые овцы. Вернее, одна овца и один баран. Лурдес была холериком с завышенной самооценкой, Байрон же пошёл ещё дальше – если его мать ещё была способна воспринимать своих собеседников за людей, пусть и не таких совершенных, какой она сама себя считала, тогда её сын вполне мог позволить себе развлекаться с людьми, как с интересными, но быстро наскучивающими куклами.

– А это Ваш сын? – совершенно спокойно проигнорировав колкость своей жены – очевидно, он, как и все, уже давно привыкли к её манере общения – вдруг перевёл своё внимание на Берека мистер Крайтон. – Как Вас зовут, молодой человек?

– Берек Холт, – с серьёзным выражением лица представился Берек.

– Какой интересный мальчик! – в ответ ухмыльнулся мистер Крайтон, после чего обратился ко мне. – Ваш мальчик на кого-то похож, только я никак не могу вспомнить, на кого.

– Он похож на меня, – уверенно ответила я, но моя улыбка, пусть и едва уловимо, но дрогнула.

– Он и вправду похож на Терезу, – внезапно решил поддержать мою теорию Марк. – Только у мальчика глаза ярко-зелёные, а у Терезы синие.

– Да нет же, этот молодой человек похож ещё на кого-то… Он напоминает мне кого-то более знакомого, чем мисс Холт. Точно! – мистер Крайтон вдруг хлопнул себя по лбу и, как только его ладонь встретилась с его идеально ровным лбом, моё сердце мгновенно ёкнуло. – Дорогой мой, а сколько тебе лет? – вновь обратился к ребёнку он, и в этот момент я поняла, что старик заметил то, что казалось очевидным мне, но что другие не замечали или делали вид, будто не замечают.

Я неосознанно сжала ладонь Берека своей внезапно вспотевшей ладонью с ещё большей силой и подумала: “Своим ответом он сейчас либо казнит, либо помилует меня, и этого вердикта уже будет не отменить”.

– Тридцатого октября мне будет четыре года, – бойко ответил Берек своим красивым, звонким голоском, и моё сердце вновь застучало.

Я едва сдержалась, чтобы гулко не выдохнуть с облегчением при всех присутствующих. Он ответил точь-в-точь так, как мы репетировали. Он помиловал нас обоих.

– Честное слово, Тереза, Ваш сын так сильно напоминает мне моего собственного, когда тот был таким же маленьким мальчиком, что если бы Вашему ребёнку было лет пять-шесть, я бы поседел ещё сильнее.

– Почему это, мистер Крайтон? – заинтригованно ухмыльнулся Марк, пока я пыталась заставить свои лёгкие возобновить дыхательный процесс.

– Потому что лет шесть назад Байрон около полугода прожил в США, в Бостоне, и, клянусь, я почти уверен в том, что причиной его задержки была женщина.

– Я никогда не бывала в Бостоне, – не отконтролировав себя, сама не понимая, на какую безумную ложь иду, самоуверенно выпалила я, и только произнеся эти слова поняла, что допустила страшную ошибку – прямо передо мной стоял человек, который наверняка знал, что в Бостоне я не просто бывала, но некоторое время проживала в этом городе. Этим человеком была Лурдес Крайтон.

Я сразу же подумала, что это конец. Я почти услышала, как тонкий лёд под моими ногами отчётливо захрустел, обещая губительно треснуть. Я осознала, что здесь и сейчас провалюсь в такую холодную воду, что мгновенно умру от её низкой температуры. Но… Вдруг произошло нечто совершенно непредсказуемое – треск льда остановил человек, на помощь которого я ни при каких условиях не понадеялась бы. Лурдес, очевидно оказавшаяся не такой же проницательной, каким был её муж, и, очевидно, всё ещё сосредоточенная на желании всё-таки зацепить своего супруга достаточно, чтобы вызвать в нём ответную реакцию, пропустила мимо ушей мои последние слова.

– Эрнест, ты всегда был страшным выдумщиком, но, я тебя умоляю, прекрати приставать к Терезе со столь дикими выдумками, – взяв шампанское с подноса мимо проходящего официанта, словно разочарованно вздохнула Лурдес, и я вдруг заметила, что в её крови уже наверняка имеется определённый градус. – Это, честное слово, переходит все рамки морали и становится неприличным. Тереза родила для себя ребёнка, как сейчас позволяют себе многие женщины, но мы ведь живём не в восемнадцатом веке, чтобы подобное осуждать, так может быть не будем смущать гостью подобными разговорами? Мальчику четыре года, ты это узнал и всё равно озвучил свою безумную теорию, которой не имеет места быть в реальности. Пожалуйста, простите моего мужа, Тереза, – внезапно обратилась ко мне Лурдес, и от произнесённого ею слова “пожалуйста” у меня едва мгновенно не отвисла челюсть. – Не берите близко к сердцу. Ваш мальчик ни капли ни на кого из наших знакомых не похож и определённо точно похож на Вас. Мой многоуважаемый муж так сильно ждёт внуков от своего единственного сына, что уже давно начал бредить этой идеей и довёл себя до состояния, в котором, кажется, готов принять за своего внука любого прохожего ребёнка, главное чтобы он был темноволосым и светлокожим, каким является Байрон.

Не осознавая того, слегка подвыпившая миссис Крайтон, по неизвестной причине желая уколоть своего мужа побольнее, буквально спасла меня от ужаса разоблачения. Не в этот момент, но позже я отчётливо осознáю, что её слова в итоге задели не только мистера Крайтона, но и меня. Мой сын – не какой-то проходимец, в нём действительно течёт кровь семьи Крайтон. Так что как бы ни пыталась Лурдес уколоть именно своего мужа или, во что я верю меньше, сгладить острые углы по отношению ко мне, она всё равно зацепила и меня тоже. Впрочем, достаточно скоро я пойму причину её поведения, когда примерно спустя полчаса увижу, каким взглядом она будет смотреть в сторону не замечающего её мистера Крайтона, который в это время будет улыбаться в компании симпатичной женщины лет пятидесяти. Позже я случайно узнаю, невольно подслушав разговор двух приглашённых на эту вечеринку женщин, будто бы ту женщину, с которой улыбался мистер Крайтон, зовут Мадлен Глас и она является его сиделкой. Сплетницы будут шушукаться о том, будто бы мистер Крайтон изменяет миссис Крайтон с этой сиделкой, я же, услышав это, специально отойду в сторону от этих низких в своих моральных ценностях женщин. Я всегда считала ужасным не просто распространять грязные слухи, но слушать их. Для меня одно приравнивается второму. Слушаешь мерзость, значит позволяешь ей распространяться, перебрасываться и на тебя тоже. Всё равно что осознанно в лужу грязи наступать.