Революция в стоп-кадрах

Нужно что-то больше съездов и заездов; перекрестки и виадуки, какой-то способ связать изолированные однополосные дороги. Поэтому время от времени мы ищем шаловливые сингулярности. Находим что-то с правильной массой, правильным спином и правильным зарядом. Строим не одни врата, а сразу несколько: они питаются от сингулярности, но не связаны с ней. Уходят дальше обычных порталов, не сочетаются союзом со звеньями нашей цепи; корни-то у них идут рядом, а вот зияющие голодные рты разверзаются в пространстве-времени на тысячи световых лет друг от друга, как концы спиц, торчащие из единой оси.

Другие сети. Другие врата, построенные другими астероидами на других путях. Вот узлы, с которыми будут связаны эти врата. Так наши жалкие одномерные ниточки образуют сеть, и вот она по-настоящему охватывает галактику, не просто связывает А с Б, а потом с В, но В с Я, от альфы до омеги. Именно эти паутинные трещинки в пространстве-времени придают смысл нашим жизням.

Правда, мы не пожнем плоды своих трудов. Роскошь сверхсветовых скоростей не для нас. Боги и гремлины, которые идут за нами, прыгают меж звездами за секунду – но мы всегда ползем, и неважно, в чем дело: в одних вратах или целом скоплении.

Вот теперь мы ползем к сверхновой. Сейчас там смотреть особо не на что, но через пару тысяч лет она настолько далеко отойдет от основной последовательности, что любая неэкранированная жизнь на расстоянии сотни световых лет вокруг нее сразу превратится в чистый углерод. Сверхновая выблюет половину своей массы в пространство; охладится; коллапсирует. И когда мы прилетим, она уже созреет для жатвы.

Сборка будет большая, ничего крупнее мы не делали. Придется запустить Матку. Шимпу понадобится много людей на палубе. Он разбудит двенадцать, а то и пятнадцать мешков с мясом одновременно, по идее, они должны работать за все трид… двадцать семь тысяч, которые останутся спать. Если я воспользуюсь своим влиянием и нам повезет, то мы даже сможем решить, кто войдет в ряды счастливчиков.

И впервые мы точно будем знать, где находится Шимп.

Вот тогда и грохнем этого мудака.



Теперь у нас появился дедлайн. Раньше лиановская Армия освобождения выбирала выжидательную тактику: собирала разведданные, изучала сильные и слабые стороны противника, не высовывалась, пока не появится какая-нибудь непредсказуемая возможность. А вот теперь часы тикали. Теперь на дороге появились указатели, напоминая о том, что момент «сейчас или никогда» неотвратимо приближается из-за горизонта. Неожиданно революция стала неизбежностью. Времени заниматься херней больше не осталось.

Всего двести тысяч лет.

А миссия между тем продолжалась. Флотилии фонов опережали «Эриофору» на век или два, строили врата, которые мы запускали и тут же покидали. Лишь случайные гремлины разрушали монотонность рутины. Жидкие щупальца – они разделялись и текли, как ветви, растущие в таймлапсе, – метнулись за нами из портала, но замерзли и раскололись на куски, подобно сосулькам. По внутренним краям другого кольца выползло и укоренилось что-то почти органическое. Из третьего вынырнула стая плиток, ярких, как пламя свечи, но настолько тонких, что они практически исчезали, стоило им повернуться боком. Они роились, связывались в мозаику, изменяли цвет, узоры, и на секунду я даже понадеялась, что они пытаются установить с нами связь – что наши давно потерянные потомки вспомнили о нас, пришли забрать нас домой и, боже, мы отзываем вас, стоп, хватит. Но если они и разговаривали, то лишь друг с другом.

С каждым моим пробуждением цель становилась все ближе. Она старела поэтапно, апокалипсическая ступенчатая функция вела отсчет до детонации. В какой-то момент, пока я спала, у нее закончился гелий, пришлось перейти на углерод. В спектре появился натрий. Магний. Алюминий. Я просыпалась, а в дыхании звезды появлялись атомы все тяжелее.

Когда ядро коллапсировало, на палубе никого не было – конечно, рады ничего не могли нам сделать, мы были слишком далеко, но зачем рисковать, когда «Эри» всегда бодрствует, не сводит глаз с преисподней, увековечивает каждый выброс, от гамма до нейтрино, для нашего последующего назидания? Похороненные в базальте, мы проспали катаклизм: синтез неона, кислорода, а потом звезду вырвало половиной менделеевской таблицы прямо в пустоту. Схлопывание никеля в железо, и вот он – финальный фатальный момент вспышки, мгновение космического ока, когда звезда затмевает собой всю галактику. «Эриофора» сохранила все для потомков. Для нас.

Когда я проснулась после преображения, то даже не стала вылезать из гроба. Сразу вызвала архивы и ужала раскаленные тысячелетия в секунды, а потом они омывали мой мозг снова и снова, пока я не устала от этого чуда, не устала от изумления. От ослепляющего невероятного сияния смерти и возрождения я даже забыла о том, что оно значило для нас, здесь, в этой каменной песчинке.

На несколько драгоценных секунд я забыла, что мы были на войне.

Когда я пришла, Кайден и Калли уже стояли у оперконтура. Как и я, они, скорее всего, проиграли взрыв в голове, но вот стояли, завороженные сверкающим сиянием на дисплее: изысканной сетью остывающего газа, крохотной, но ослепительной точкой рентгеновских лучей в его центре, в которой пряталось еще одно, темное тело. И какая разница, что каждый отблеск был лишь артефактом, что если бы мы невооруженным глазом посмотрели из иллюминатора на то же самое зрелище, то не увидели бы ничего, кроме космоса и звезд? Это наши чувства ограниченные, а не реальность; человеческое зрение – слишком жалкий инструмент для анализа Вселенной.

– Дорон? – спросила я. В этот раз манифест привел на палубу четырех; двойная звезда с кучей комет и органики давала все поводы не доверять Шимпу и изменила протоколы поиска возможных обитаемых зон.

– Скоро придет, – сказалу Кайден. – Поляну проверяет.

Это вообще-то была моя работа. Хотя какая разница. Меня больше интересовало световое шоу.

– Боже, – тихо прошептала Калли. – Она потрясающая.

Кайден кивнулу:

– Это точно. Прекрасное место для… вот дерьмо.

Я тоже подошла к контуру:

– Что?

Ону тегнулу тусклую красную точку, маячившую на сцене слева:

– Вот этот карлик. Он тут не просто мимо пролетает. Он заходит на орбиту.

Ону былу праву. Когда мы прибудем, у новорожденной дыры уже появится звезда-спутник.

Я пожала плечами:

– Это кластер. Рано или поздно такое должно было случиться.

– Аккреционный диск будет охренеть каким огромным, вот к чему я клоню.

– Ну, по крайней мере у нас не будет недостатка в сырье, – сказала Калли.

– Надо дать ей имя, – на секунду задумалусь Кайден. – Oculus Dei[6].

– Латынь? Серьезно?

Сквозь открытый люк донесся еле слышный вой от приближающегося скакуна Дорона, парящего в коридоре.

– Тогда какие у тебя предложения?

Я не могла отвести взгляд от модели, от пульсирующего черного сердца, бьющегося в ее центре.

– Немезида, – пробормотала я. Снаружи Дорон запарковал скакуна.


– Шарлотта, – сказала Калли и захихикала.

Кайден взглянулу на нее:

– Почему Шарлотта?

– Я поддерживаю Сандей, – сказал Дорон, присоединяясь к вечеринке. – Думаю, Немезида – это просто прекрасно.

Только это оказался не Дорон.

А Лиан.



У меня чуть сердце из груди не вырвалось.

Она постарела еще лет на десять за прошедшие тысячелетия – наверное, работала допоздна, чтобы поставить на рельсы наш эндшпиль. Волосы у нее теперь были не черными, а скорее седыми. Но выглядела она сильной. Грузной. Не той худышкой, которая отправилась в полет вместе со всеми нами. Увитая мускулами, она больше походила на духа природной стихии, рожденного на Косой Поляне. Гравитация у ядра так поступает с людьми.

И все-таки это по-прежнему была Лиан. Я не понимала, как Шимп мог ее пропустить.

Кайден повернулусь:

– Рада, что ты успел, Дор. – Еле заметный акцент на имени, легчайший подтекст «Не облажайся, Сандей. Просто подыграй». – Как там Поляна?

– По расписанию, – отчиталась Лиан. – Пришлось прогнать образцы для верности, но, судя по морфе, я бы сказал, нужна еще сотня терасек, прежде чем мы запустим реинтеграцию.

Никаких воплей от Шимпа. Никаких упоминаний о том невероятном факте, что давным-давно умерший член команды неожиданно появился на палубе, словно Больцмановское тело неожиданно собралось из квантовой пены.

– Она действительно прекрасна, – Лиан тоже подошла к контуру. – Как ты там сказала? Немезида?

– Мне нравится, – сказалу Кайден.

– Хорошо, – Калли развела руками. – Но по мне Шарлотта была бы необычнее.

– Зафиксировал, Шимп?

– Да, Дорон. Звезда включена в реестр как Немезида.

Я отпинговала интрофейс, проверила персональные иконки: надпись «Леви, Д.» парила в виртуальном пространстве прямо над головой Лиан.

Хотя это же ее лицо. Ее голос.

Она посмотрела на меня:

– Думаю, Шимп хочет, чтобы мы спустились и притормозили Матку. Хочешь, с этим разберемся, пока тут все не завертелось?

Точно. Я и забыла, зачем нас вообще разбудили: надо же собрать врата, а Шимп не уверен, где их надо ставить.

– Давай, – ответила я.

«Почему же он ее не видит?»

– Ну и хорошо, – Лиан театрально махнула рукой в сторону двери. – После вас.



– Видела тот куплет, который я написал для «Кошек Алькубьерре»? – Под этим она подразумевала следующее: «Ты укладываешься в сроки с взломом временной метки?»

– Да, мне понравилось. Хотя мне кажется, его бы чуть подлиннее сделать. – «Надо раньше начинать. Дай нам больше времени».

– Я тоже так думаю. – Она вытащила из кармана руку, сжатую в кулак, и на секунду открыла ладонь, чтобы я успела разглядеть крохотное устройство внутри. Уникальное и неповторимое. Ключ от клетки, ось восстания. Специально созданная машина времени Лиан Вей.

Раньше я никогда ее не видела.

Лиан снова убрала руку в карман.

– Думаю, пустить припев минут через пять.

Мы находились в трубе, падали к корме, падали вверх, следуя по изогравам «Эри». От этого во внутреннем ухе у меня было неспокойно, что еще больше усиливало тревогу.

Это должен был сделать Дорон. Дорон и я должны были установить хак.

– Знаешь, я бы никогда в жизни такое не пропустила, – сказала Лиан. Над ней упорно парил «Леви, Д.»

– Угу.