Ревенант

— Непонятно только одно, — произнесла вдруг Сурьма. — Зачем понадобилось плескать на стену кровью? Гаруспики не практиковали ничего подобного…

— Какие только бредни не придут в голову неофитам! — отмахнулся Рыбак.

Эксперт кивнула и в задумчивости закусила нижнюю губу.

— И все же есть в этом нечто странное… — пробормотала она.

Мы ее замечание проигнорировали, поскольку с улицы зашел Франсуа де Риш. Он с интересом огляделся и сообщил:

— Мои люди прошлись по окрестным домам, никто ничего не видел и не слышал.

— Этого бедолагу, должно быть, опоили. Надо проверить ближайшие кабаки, — приказал Рыбак. — А еще следует узнать обо всех проживающих в округе хирургах и школярах-медиках. Возможно, кто-то припозднился и задержался у друзей, снял комнату или заночевал в таверне. Через соседние ворота никого подозрительного ночью не пропускали, это сужает круг подозреваемых.

— Не все так однозначно, — хмыкнул Блондин и позвал нас за собой: — Идемте, сеньоры! Мне есть что вам показать.

Мы покинули склад, обогнули его и подошли к дощатому забору соседнего дома. Франсуа хозяйским движением распахнул лязгнувшую сорванным засовом калитку и запустил нас на задний двор. За черным ходом в дом, между дровяным сараем и поилкой для лошадей обнаружилась арка. Когда-то ее заложили кирпичной кладкой, но та частично обвалилась, и дыру заколотили досками. Сейчас большинство их валялось на земле, и в образовавшееся отверстие вполне мог пролезть человек; мы так и поступили. На той стороне обнаружился узкий проход между почти смыкавшимися стенами, он привел нас к спуску в подвал, а оттуда удалось попасть в небольшой двор-колодец, где между окнами тянулись бельевые веревки.

Франсуа направился к очередной арке и толчком распахнул створку ворот, выпуская нас на тихую улочку.

— Вуаля! — улыбнулся Блондин. — Мы в Старых кварталах!

— Дерьмо! — выругался Мориц Прантл. — Это все меняет. Это меняет решительно все…





2


К нашему возвращению на складе оказалось не протолкнуться от людей Рыбака, которые с дотошностью муравьев производили осмотр и составляли опись улик. Сразу несколько человек переносили на бумагу надписи, по возможности стараясь сохранить особенности начертания букв. Все суетились, даже невесть что забывший внутри Уве. Одна лишь Сурьма так и стояла перед кровавым пятном на стене.

— Ничего странного не замечаете? — спросила она у нас, не дождалась никаких предположений на этот счет и повела пальцем по контуру бурой кляксы. — Не напоминает очертания Риера?

— Теперь, когда ты сказала… — задумчиво протянул Мориц Прантл. — Да, некоторое сходство с картой имеется. И о чем это говорит?

— Здесь заложено место грядущего ритуала. Уверена в этом! — заявила Сурьма. — Если присмотреться, видно, что края подтирали и форма пятна не случайна. Остается только понять, какой из сгустков крови был воспринят как знак свыше…

Я в подобных толкованиях силен не был и потому начал разглядывать надписи и символы на стенах, нисколько не смущаясь тем, что перекрываю обзор рисовальщикам. Почти сразу мое внимание привлекло изображение незнакомой птицы. Нечто подобное присутствовало и на реконструкции места первого ритуала, но там с подачи не слишком искусного художника изображение больше напоминало раскинувшего крылья безголового орла. В оригинале же присутствовала явственная округлость тела, а куцый хвост лишь наметили двумя небрежными дугами.

— Что это за птица? — поинтересовался я, указав на рисунок.

Лицо Сурьмы исказилось, словно треснула фарфоровая тарелка, и отнюдь не сразу удалось понять, что так выглядит ее улыбка.

— Это не птица, а жук, — поправила меня эксперт. — Скарабей.

— А похоже на птицу! — не согласился Франсуа.

— Таково символичное изображение скарабея, неразрывно связанного с культом поклонения солнцу в Полуденной империи, — просветила нас Сурьма, и у меня в голове будто что-то щелкнуло.

Всплыла в памяти похвальба застигнутого в подземелье Рауфмельхайтена чернокнижника, и я произнес вслух:

— Ложа Скарабея!

— При чем здесь это? — удивился Мориц Прантл, которому озвученное название оказалось, как видно, знакомо.

— Что ты знаешь о них? — ответил я вопросом на вопрос.

Магистр-расследующий воззрился на меня с откровенным недоумением, но все же соизволил поделиться сведениями.

— Некая условно тайная ложа богатеньких лоботрясов на манер университетских сообществ. Столичное объединение, если так можно выразиться, золотой молодежи. Поговаривают, будто туда вхож сам кронпринц Иоганн. В любом случае на основании столь сомнительной улики их к этому делу не привязать. К тому же едва ли хоть кто-то из этих бездельников когда-нибудь выбирался в провинцию.

— Фальберт… Фальберт… Фальберт… — защелкал я пальцами, пытаясь припомнить фамилию чернокнижника. — Фальберт Бинштайнер!

— Мне это имя ничего не говорит, — покачал головой Рыбак.

— Он назвался магистром ложи Скарабея, а фибула его плаща имела сходство с этим жуком. Более того — некоторое время Бинштайнер проживал в Риере и завел знакомство с местными школярами. У него был приятель из числа медиков.

— О-о-о! — протянул Морис Прантл. — И как нам побеседовать с этим сеньором Бинштайнером?

— Немного зная Ренегата, — хохотнул Блондин, — могу предположить, что для этого понадобится медиум!

Я развел руками.


— Боюсь, это так, Мориц. Но! Его подельника-школяра должны судить в Рауфмельхайтене, он точно не откажется смягчить свою участь. Зовут этого юного живодера Полди Харт. Задержан по обвинению в человеческом жертвоприношении, но, если повезет с защитником, осудят за простое убийство.

Рыбак задумчиво нахмурился, затем с нескрываемым сомнением сказал:

— Стоит попробовать, раз уж нет других зацепок.

— Тогда позволь откланяться, — отсалютовал я на прощанье и окликнул слугу: — Уве, мы уходим!

От запаха мертвечины меня уже начинало мутить, а жужжание мух подсознательно воспринималось гулом осиного улья, так что задерживаться на месте преступления без веской на то причины не хотелось. А вот двинувшемуся было за мной Блондину покинуть склад не удалось: магистр-расследующий немедленно его остановил и велел никуда не отлучаться на случай, если возникнет срочная потребность произвести аресты. Франсуа такому повороту нисколько не порадовался, но оспаривать распоряжение главы следственной группы все же не стал.

На улице я с наслаждением набрал полную грудь свежего воздуха, прямиком через лужу прошлепал к лошади и взобрался в седло. Маэстро Салазар, хмурый и злой со вчерашнего перепоя, пристально глянул на меня и сказал:

— Полнолуние близко.

— И что с того? — спросил я, будто не понял, к чему клонит бретер.

— И ты обещал мне бутылку вина!

— Микаэль! — страдальчески поморщился я. — Отсюда до табора ближе, чем до «Южного склона»!

Но маэстро Салазар оказался непоколебим.

— Если не завернем в винную лавку, кого-нибудь точно зарежу, — прямо заявил он.

— Небеса с тобой! Едем! — махнул я рукой, поскольку и сам чувствовал потребность пропустить стаканчик-другой вина. К тому же Микаэль был абсолютно прав: до полнолуния оставалось не так уж много времени и стоило купить бутылку рома, пока окончательно не погребла под собой лавина неотложных дел.

— Магистр! — крикнул нам вслед Уве. — А мне что делать?

— Отправляйся в отделение, расспроси коллег о появлении в городе одержимых бесами животных.

— Вроде тех свиней? — уточнил школяр, ежась.

— Именно. Как я слышал, этой ночью стряслось нечто подобное, узнай детали, а после поройся в архивах. Помогать тебе никто не станет, но допуск обеспечат, только сошлись на меня. В первую очередь обращай внимание на случаи, когда у животных были выколоты глаза. Нужны подробности ритуала. Понял?

— Да!

Уве вернулся во двор склада, а мы направили лошадей к ближайшему таможенному посту, без всяких проблем миновали его и двинулись через лабиринт узеньких улочек к винной лавке, будто страждущие живительной влаги путники, пробирающиеся через барханы бескрайней пустыни.



Винная лавка «Южный склон» располагалась на оживленном перекрестке, но с тем же успехом могла прятаться в любом глухом закутке — урона продажам это обстоятельство отнюдь бы не нанесло. Случайные посетители если и заглядывали внутрь, то крайне редко, в основном покупки совершали ценители хорошего вина, приходившие в заведение целенаправленно. Не всегда это были толстосумы, но хватало среди завсегдатаев и таковых. Да и сеньор Риера и окрестных земель имел обыкновение пополнять винный погреб именно здесь; правда, не он приезжал в лавку, а ее владелец самолично рассказывал виночерпию маркграфа обо всех подходящих утонченному вкусу его светлости напитках.

Немалых размеров помещение было заставлено шкафами, сколоченными из добротных дубовых досок, полированных и лакированных. Часть бутылок лежала в горизонтальном положении, часть стояла на полках. Самые дорогие вина хранились в подвале, но нас они не интересовали.

— Осмотрюсь, — небрежно бросил маэстро Салазар распорядителю торгового зала, а вот я отказываться от помощи не стал.

— Интересует ром винокурни де Суоза. Лучше пятнадцатилетний.

Немолодой полноватый мужчина с прилизанными волосами задумался и на миг прикрыл глаза, а затем несколько виновато улыбнулся.

— Увы, столь выдержанного нет. Возможно, сеньора устроит двенадцатилетний?

Я не стал изображать ужасное разочарование, поскольку на цену мое лицедейство повлиять никак не могло, и кивнул:

— Неси.

Распорядитель немедленно отправил помощника за ромом, а сам отошел обслужить заявившихся в лавку юнцов, по виду — отпрысков не самых родовитых, но состоятельных дворян. Шумная компания тут же обступила один из шкафов, разве что один сеньор постарше, одетый не столь вызывающе броско, прошелся по залу, словно был сам по себе.

Я глянул на него мельком и отвлекся на молодого человека, который принес небольшой деревянный ящичек; внутри на соломе покоилась опечатанная сургучом бутыль с синим василиском на этикетке.

— Удачно? — окликнул меня маэстро Салазар.

— Как видишь. Уже определился с выбором?

Микаэль продемонстрировал пару бутылок вина и потребовал:

— Эй, малый! Открой одну на пробу! И тащи еще две «Рубиновых росы» прошлого урожая!

Молодой человек озадаченно взглянул на распорядителя, тот посмотрел на меня, я отвязал с пояса кошель и многозначительно им позвенел. Приказчик тут же перепоручил компанию дворян помощнику и озвучил мне стоимость бутылки рома и четырех бутылок вина, а когда я принялся отсчитывать не такую уж и маленькую сумму, самолично срезал ножом сургуч и выдернул из горлышка пробку.

— Вино должно подышать! — предупредил он, плеснув рубиновой жидкости в бокал.

Микаэль даже слушать ничего не стал, ладно хоть еще покатал напиток во рту и насладился вкусом, прежде чем проглотить.