Ребро беса

— Отвечай Маме!

Райка сидела в салоне и через открытую дверь равнодушно наблюдала, как Гусев усердно старался выбить из врача признание. Она ждала, она знала, что все равно врач заговорит, как только поймет, что дальше у него всего-навсего смерть. А он это поймет, он же врач. Зачем ему будет нужна Тамарка после смерти? Лучше отречься от нее, откреститься сейчас, пока еще жив, хотя бы появится надежда, что ты еще будешь жить.

После того как кулаки и ноги Гусева заработали по почкам врача, тот понял, что дальше молчать опасно, и начал говорить. Он сидел на коленях, отплевывал кровь и в первую очередь испытывал сейчас боль не от побоев, а от душевного смятения. Не представлял, как Райке стало известно про их намерения. От домработницы? Вряд ли. Тогда бы Райка знала о вчерашней ее встрече с Тамарой, знала бы и про капли, переданные ей, а к нему были бы совсем другие вопросы.

Нет. Здесь что-то не сходится. Но ответа на свои рассуждения он не находил, и потому ему становилось страшно. Ведь если молчать — убьют. А если начать изворачиваться? Но вдруг она все-таки знает хотя бы часть правды, тогда сразу поймет, что он врет. И тогда тоже — смерть. Его мозг как будто тяжело ворочался в голове, как густое взбухшее тесто, перемешивая метавшиеся мысли. Райке ждать надоело. Она дала Гусеву отмашку на продолжение экзекуции. Но врач, увидав это, скорчился от боли и взмолился, чтобы больше не били, он расскажет все, что знает.

И Райка услышала — но не удивилась, что домработница продалась за тридцать сребреников. Все продаются, и все покупаются. Когда врач умолк, она холодно бросила Гусеву:

— Помой ему морду!

Гусев достал бутылку с водой, несколько раз плеснул в лицо врачу:

— Сойдет и так.

— В машину его! Поехали! — приказала Райка, удобней усаживаясь на сиденье.

Гусев подхватил врача с земли, впихнул в салон. Райка чуть отодвинулась, чтобы тот не измазал ее наряд.

— Зачем было доводить до этого? — спросила безразлично. — Ведь он запросто мог убить!

Включила свет в салоне, вытащила из сумочки носовой платок, небрежно промокнула ему лицо. Когда касалась рассеченных участков, врач вздрагивал от боли. Потом Райка опустила стекло, выбросила окровавленный платок на улицу и выключила свет, погрузив салон в темноту.

— Вот теперь можно и людям показывать.

Врач не понял, что означала эта фраза, произнесенная как бы невпопад. Гусев прыгнул за руль. Ехали медленно, пока не вырулили на широкую дорогу, и здесь Гусев разогнал автомобиль. Скоро с выключенными фарами подъехали к загородному дому Былеева, въехали во двор. Врач узнал дом, ему приходилось пару раз бывать здесь до похищения Кира. Терялся в догадках, не представляя, зачем его привезли сюда в кромешной темноте.

Райка вышла из машины, простучала каблуками по тротуарной плитке, разминая ноги, дождалась, когда Гусев выдернет из авто врача. Тот от страха ежился в темноте, дергая связанными за спиной руками. Она медленно двинулась по дорожке в глубь участка. Гусев подтолкнул врача в спину, чтобы шел следом за нею. Врач, кривясь от боли, тяжело переступал с ноги на ногу. Достигли баньки.

— Открывай, буди! — распорядилась Райка.

Гусев отомкнул навесной замок и вошел в предбанник. Нащупал выключатель, зажег свет. Открыл дверь в парилку. Былеев сощурился, приподнял голову. Он лежал на полке, на неудобном жестком лежаке. Руки и ноги связаны, рот заклеен. Так Гусев упаковал его, отправляясь с Райкой к врачу.

— Поднимайся, к тебе гости! — объявил он, оторвал с его губ скотч, срезал с рук и с ног, предупредил: — Рыпнешься — убью!

И похлопал ладонью по рукоятке пистолета за поясом.

Былеев сел, размял запястья. Подумал о Райке — он не хотел ее видеть. От ее посещения ничего хорошего не ждал. Неизвестность съедала мозг. Спустился с полка, ощущая дрожь в ногах. Остановился в дверях парилки.

Гусев выглянул на улицу и втянул в предбанник врача. Кир не поверил собственным глазам, увидав его иссеченное ранами лицо. Хотел спросить — а его-то за что? Но промолчал, ожидая, что станет происходить дальше. Обратил внимание, как при виде него у врача расширились заплывшие синяками глаза и как застыл, ошарашенный.

Свет от светильника падал на одну половину лица Кира. К врачу он стоял затемненной половиной. Тому показалось, что он видит перед собой неподвижное лицо мертвеца. Врач попятился. Они с Тамарой так уверились, что Былеева больше нет в живых, что уже строили свои планы, — и вдруг вот он. В кровоподтеках, в трусах, в майке, босиком. Гусев за ворот рубахи остановил врача, усмехнулся:

— Не узнал, что ли?

— Чего испугался? — хмуро спросил Кир. — Я не похож на самого себя? Ты тоже не очень на себя похож.

Врач неожиданно весь задергался, и его ноги подкосились. Былеев не понимал, что происходило. Врачом овладел страх, он бухнулся на колени и заплакал. Кир был в недоумении. Гусев ухмыльнулся. Врач поднял голову, и Кир услышал:

— Семенович, прости, если можешь! Она довела меня до умопомрачения!

С улицы из темноты появилась Райка, остановилась в дверном проеме, ее силуэт в свете светильника на фоне ночи показался Былееву зловещим. Он подумал, что врач говорил ему о Райке. Та приговаривала:

— Ты слушай, внимательно слушай! — А врачу в спину: — Говори, если жизнь еще не надоела!

Гусев поднял врача с колен, предупредил:

— Не обижай Маму! Не рекомендую!

Врачу трудно дались первые фразы, язык не слушался, словно распух, стал неповоротливым. Но все-таки удалось преодолеть себя, и на одном дыхании он выложил Киру, что они с Тамарой уже давно любовники. Еще до того, как он появился в доме Былеева. Киру дверной проем парилки показался тесным, он заскрипел зубами:

— Это Райка вбила тебе в голову такую бредятину? Ей никак неймется отомстить Тамаре за то, что та лучше нее! И ты струсил!

— Идиот! — вздрогнула и выпалила Райка, захлопнув за собою дверь и толкая врача ближе к Былееву. — Пока ты упивался своей любовью, стерва Тамарка упивалась любовью с твоим семейным врачом! Он тебе сказал, что у них связь была еще до твоей женитьбы с нею! Ты вспомни, олух царя небесного, кто тебе посоветовал завести семейного врача и кто предложил его кандидатуру? Я не присутствовала при этом, но я уверена, что это были идеи твоей хитрющей твари, Тамарки! Тебе втемяшили в голову, что у нее больное сердце, а оно у нее, как у здоровой кобылы, нас всех переживет! Так что слушай своего семейного врача, — она произнесла это с сарказмом, — и не возникай в мой адрес, кобель недоношенный!

Кир медленно остыл, отступил в парилку, колени подогнулись, сел на нижнюю полку. Ему пришлось выслушать все от начала до конца о том, как она изматывала врача своей любовью и ревностью, как она заставляла его найти способ отправить Былеева на тот свет, чтобы это не вызвало ни у кого подозрений. И как он приготовил такие капли, какие останавливали работу сердца, но, к счастью, воспользоваться ими не пришлось, потому что Кира похитили. Они поначалу решили, что Былеев сам разыграл похищение, но потом уверились, что розыгрыша не было, что Кира на самом деле похитили и скорее всего его уже нет в живых. Врач признался, что Тамара стала подозревать в этом Сынянова, то есть Кровельщика.

Былеев слушал, прикусив губы, продолжая сомневаться, но, когда врач выдал ряд пикантных подробностей, рассказал о любимых позах и обычных словах Тамары во время утех, поверил сразу же. И в мозгу Кира произошел взрыв. Он схватился за голову и взвыл по-волчьи, а потом внезапно зверем кинулся на врача, вцепился ему в горло и стал душить.

Тот захрипел, не в состоянии сопротивляться. Казалось, еще чуть-чуть, и с врачом все будет покончено. И тогда Гусев выхватил пистолет и ударил Кира рукояткой по голове. Кир мешком повалился на пол. А когда очнулся, то лишь одна мысль сверлила ему голову: отомстить Тамаре. Похоже, Райкина тактика начинала себя оправдывать.

— Оставь их вместе, — уходя, со злорадством сказала она. — Двоим им будет не так одиноко!

Гусев растащил их по разным углам, связал руки и ноги и заклеил рты. Райка уехала.


Домой приехала на рассвете. Предполагая, что за нею может быть слежка, сделала вид, что пьяна в стельку. Кое-как выбралась из машины, шатаясь из стороны в сторону, прошла в подъезд, поднялась в лифте на этаж и скрылась в квартире. Следившие за нею оперативники с вечера потеряли ее, ждали возле дома. Увидав пьяную, решили, что всю ночь где-то кутила.

А Райка планировала теперь захватить Тамарку и отвезти к Былееву, чтобы увидеть своими глазами, как тот станет расправляться с женой. Она хотела насладиться своей местью до конца. Оставалось только выбрать время расправы с Тамаркой и дать Гусеву отмашку. Тот, как голодный волк, кинется по следу ненавистной жены Кира и притащит ее для растерзания.

Райка вошла в квартиру. Ночь была без сна, но чувствовала она себя хорошо, удовлетворенная полученным результатом. Не раздеваясь, дождалась, когда появится домработница Нина. Та предстала какая-то взъерошенная, растерянная, как будто всю ночь елозила на коленках, искала иголку в стоге сена. Блузка и юбка сидели на ней нескладно, не подходили ей ни по фасону, ни по цвету, отдавали полной безвкусицей. Впрочем, в неумении одеваться она походила на Райку. Наткнувшись взглядом на хозяйку, стала прятать глаза, наклоняя вперед голову. Жиденькие волосы поползли на лоб, полностью оголяя большие острые уши. Райка посмотрела на часы, прошла в кухню, села за стол. Домработница засуетилась, кинулась шнырять руками по подвесным шкафам, на ходу спрашивая:

— Вам поставить кофе или чай?

— Неужто за ночь забыла, что каждое утро я пью кофе? — вяло усмехнулась Райка.

— Кофе. Конечно кофе, — заволновалась Нина.

— Что-то мне не нравится твой внешний вид, — прищурилась и придирчиво, со значением спросила Райка, трогая на пальцах перстни с драгоценными камнями. — Что-нибудь произошло?

— Нет. Просто голова болит немного, а так больше ничего, — поспешила ответить домработница. Ее долговязая фигура ссутулилась, голова еще больше наклонилась вперед, тонкие ноги нервно переступили.

— И руки у тебя дрожат сегодня, — заметила холодным голосом Райка, глядя, как дергано домработница готовила для нее кофе. — Отчего бы это, неужто тебе нечего рассказать мне?

Нина оторопело кинула взгляд на свои руки — пальцы и правда вздрагивали. Взяла чашку с кофе, но та выскользнула из рук и упала на пол. Нина испуганно замерла, видя, что от чашки остались осколки, а кофе брызгами разлетелся по полу в разные стороны, забрызгав кухонный гарнитур. И это было самое ужасное, ведь она знала, что больше всего хозяйка терпеть не могла безруких домработниц, а еще больше тех, кто не умел бережно обращаться с мебелью.

— У тебя что, сегодня с головой не все в порядке со вчерашнего дня? — нахмурилась Райка.

Домработница, не произнеся ни слова, метнулась за шваброй. Начала сосредоточенно и лихорадочно подтирать пол и собирать осколки. Потом схватила в раковине губку, встала на колени и старательно обтерла обрызганные кофе дверцы гарнитура, после чего насухо вытерла их полотенцем, чувствуя все это время на своем длинном затылке раздраженный взгляд хозяйки.

Когда Нина наконец распрямилась, Райка опять надавила на нее новыми вопросами, пытаясь подтолкнуть к тому, чтобы домработница сама выложила ей все о встрече с Тамаркой, но Нина, суетясь, волнуясь, изворачивалась и не обмолвилась об этом ни единым словечком.

В какой-то момент Райке даже почудилось, что врач соврал, навел тень на плетень, оклеветал домработницу, что той просто нечего рассказывать ей. Однако тут же отбросила сомнения, видя неадекватное поведение Нины. И Райка, сверля домработницу взглядом, спросила напрямик:

— Ты встречалась с Тамаркой? О чем с тобой говорила эта ободранная кошка?!

Нина вздрогнула и застыла от вопроса в лоб, покраснела до самых ушей, но тут же дергано замельтешила, поворачиваясь спиной:

— Нет. Зачем мне это? Нет. Нет. Нет. Нет, — голос ее дрожал, и слова выталкивались изнутри с трудом и со страхом.

Это вранье было так наглядно, что Райка больше не сомневалась в правдивости слов врача. Стало быть, встреча действительно была, и договоренность была именно той, о какой говорил врач. Иначе зачем было бы так упорно домработнице открещиваться от этого? Значит, Нина действительно притащила сейчас с собой капли, чтобы отравить ее. Продалась Тамарке и не собиралась отказываться от ее денег.

— Ты врешь мне, подлая дрянь! — вдруг вскочила с места Райка и стала таскать домработницу за волосы. — Я заставлю тебя саму выпить эти капли! Шкура продажная! И буду смотреть, как ты подыхаешь!

— Нет. Нет. Нет. У меня болит голова. Голова. Мне больно, — твердила та как заведенная, продолжая упорствовать.

— А теперь пошла вон, тварь! Вон! — крикнула срывающимся голосом Райка и с отвращением оттолкнула Нину от себя.

Домработница на дрожащих ногах выскочила из кухни, и через секунду Райка услыхала хлопок входной двери.

Оперативник на улице увидал, как из подъезда выскочила растрепанная Нина и бегом припустила прочь. Удивился. А еще через минуту увидал на балконе Райку, та смотрела вслед своей домработнице. Затем вернулась в комнату, плотно закрыла балконную дверь, позвонила по телефону:

— Запоминай адрес! — сказала Гусеву. — Сделай сегодня же!

И, отбросив телефон, опустилась в кресло, хищно раздувая ноздри. Долго не могла успокоиться.

Гусев стал поспешно собираться.

Утром оперативники подкатили к дому, где находилась квартира врача. На этаже подошли к двери. Один из оперов протянул руку к звонку, но другой остановил его, показывая, что дверь приоткрыта. Они прислушались. Тихо. Оперативник толкнул дверь, она подалась. Приготовили оружие, вошли — квартира была пустой. Не застлана постель, разбросаны вещи.

Позвонили Аристарху. Не обнаружив признаков борьбы или насилия, предположили, что в спешке врач забыл закрыть дверь. Отправились в больницу, но врача и там не нашли. Снова сообщили Акламину. Он настороженно встретил эту информацию. Случайность полностью исключал. Опасаясь, что снова опоздали и потеряли этого свидетеля, распорядился немедля мчаться к домработнице жены Кира и привезти к нему. Она была еще одним свидетелем, знала, с кем договаривалась для Тамары. Очень важно было сейчас найти ее.

Оперативники направились к дому, где жила домработница Былеевой, едва успели подойти к подъезду, как нос к носу столкнулись с нею. Дверь подъезда распахнулась, и она, опрятно, со вкусом одетая, выступила из подъезда. Была невысокого роста, в небесно-голубом летнем платье, с ямочками на щеках, маленькими пухлыми губками и аккуратно уложенными русыми волосами. Ей показали удостоверения, подхватили под руки. Посадили в свою машину. Перепуганная, ничего не понимая и не сопротивляясь, она всю дорогу спрашивала, моргая зелеными глазами:

— Да чего я натворила такого? Ответьте, ради бога.

Оперативники сурово молчали, только один из них время от времени, хмуря брови, нагонял на женщину страхов, повторяя:

— Сейчас узнаешь! От полиции не спрячешься. Мы все видим, мы все замечаем! Как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайся!

У домработницы дрожали губы, когда она вошла в кабинет к Акламину. А опер перед дверью снова подлил масла в огонь, шепнув ей на ухо:

— Ему все про тебя известно. Он зверь! Запираться будешь — посадит! Ему все по барабану.

Домработница Тамары после этого долго не могла вникнуть в вопросы Акламина и ничего не могла ответить. Начинала произносить слова, а язык не слушался ее, и получалось непонятное бормотание. Но когда наконец до нее дошел смысл этих вопросов, она успокоилась и откровенно рассказала о просьбе Тамары уговорить встретиться с нею домработницу Райки, чтобы оказать Былеевой услугу. Но какую услугу, она не знала.

Акламин недовольно стукнул себя по лбу: как же он сам не догадался, с кем встречалась в кафе Тамара. Однако одних показаний домработницы Былеевой было недостаточно, и он отправил оперативников за домработницей Райки. Но опера не нашли ее дома, хотя наблюдатели за Райкой докладывали, что от невестки Былеева та уже ушла. Засели в засаде. И только в конце дня увидали, как Нина, ссутулившись, торопливо прошагала к своему подъезду. Подождали, когда она войдет в подъезд, и уже собирались направиться следом, как один из двоих остановил напарника:

— Стоп! А ну-ка глянь. Приглядись-ка, не узнаешь вон того типа в бежевой рубахе? — Показал на вынырнувшего из-за угла парня, который быстро прошмыгнул к подъезду. — Да это же Гусев с фоторобота! Точно он! Нарисовался! Мы его по всему городу ищем! А он сам притопал! И думается мне, по тому же вопросу, что и мы! Открыто идет. Спешит, наверное. Уверен в своей неуязвимости. Обнаглел, скотина!