Ребро беса
Часть 30 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Человек в холле переступил через Петю и на всю распахнул дверь в караульную комнату.
— Ты прав! — сказал Шурику. — Надо было выбросить твоего напарника на улицу!
Охранник вскочил со стула и бросил руку к травмату на поясе, но направленный на него ствол приблизился к лицу и голос вошедшего предостерег:
— Это опасно! Не будь идиотом.
Шурик замер, а потом, подчиняясь безгласной команде, нехотя вытянул кверху руки.
Человек повторил те же действия с Шуриком, какие в фойе произвел с Петей. Когда охранник лежал у его ног, вошедший достал телефон и сказал в него всего одно слово:
— Свободно!
Через пару минут к офису подкатил семиместный автомобиль, из него выскочили люди и забежали внутрь. Охранников оттащили в угол, связали, заткнули кляпами рты, потом быстро осмотрели все помещение. Двое, широкоплечий и долговязый, подошли к приемной Корозова, умело и легко вскрыли дверной замок, включили свет — и увидали чистый стол секретаря, рабочее кресло, шкаф. Все. Ничего лишнего. Широкоплечий шагнул к двери кабинета Глеба, дернул за ручку, проверяя, закрыта ли на замок. Она была заперта. Повернулся ко второму, коротко, без лишних слов и телодвижений, бросил:
— Действуй!
Рослый, медвежьего телосложения, сунулся к замку, присвистнул тихонько и без особых усилий открыл. Было очевидно, что такие замки для него — детские забава. Оба ступили в кабинет Корозова. Широкоплечий провел рукой по стене, нащупал выключатель, огляделся и распорядился:
— Ищем!
Долговязый молча кивнул. Они начали быстро передвигаться по кабинету, открывали дверцы мебели, проверяли содержимое ящиков и шкафов, осматривали и простукивали стены, смотрели за картинами. Пошарили буквально везде, после чего рослый молча развел руками:
— Нету!
— Должен быть! Плохо смотрели, — упрямо отрезал широкоплечий. — Ищем! Быстрее, время идет.
Они снова принялись за осмотр кабинета. Минуты через три в двери заглянул третий, ушастый, и нетерпеливо поторопил:
— Ну что вы там, кореша? Заблудились в трех соснах? Тут всего четыре стены, тоже мне лабиринты.
— Нет нигде! — огрызнулся долговязый. — Попробуй сам! Языком-то молоть проще.
— У Кровельщика малява без подвоха! — уверенно сказал ушастый, вышел на середину кабинета, втянул в себя воздух, словно ловил запахи. — Почему бы не попробовать? Моя нюхалка своего не упустит! Сейчас понюхаю! У меня нос на такие дела натаскан, как у хорошей собаки.
Повел глазами по стенам:
— Есть! Сними-ка бра! Какое-то уж очень ненастоящее оно.
Широкоплечий подчинился.
— Ого! — воскликнул ушастый. — Мой нос никогда меня не подводил! Вот он, родимый.
Подошел, ткнул пальцем в дверцу сейфа, глянул на долговязого с усмешкой:
— А ты говорил, нигде нет. А это что, по-твоему, мыльный пузырь? Нет, кореш, это самый настоящий сейф! Я так и думал! Бра и не бра вовсе, а простая декорация! Никогда больше не говори таких слов! Или ты думал, я тоже не найду? Плохо ты меня знаешь, корешок! Учись, пока не беру деньги за это! А теперь давай работай! Покажи нам свое ремесло! Крути педали!
Рослый подступил к сейфу и стал колдовать над замком. Возился минут пятнадцать, подбирая код, вытирал потный лоб, пыхтел — и, наконец, распахнул дверцу. Состроил на лице довольную гримасу:
— Не только ты остряк-самоучка, но и мы кое-что умеем.
Заглянув в сейф, ушастый присвистнул:
— Сгребай все в мешок! Кровельщик разберется!
Сейф быстро опорожнили. Ушастый свернул мешок, крепко стиснул его в руках и громко позвал, поворачивая лицо к распахнутой двери в приемную:
— Музыкант, зайди! Настрой пианино для музыки Шопена!
Из приемной в кабинет зашел четвертый, улыбчивый, с взрывчаткой в руках. Прошел к сейфу, осмотрел его и принялся за работу. Аккуратно установил внутри сейфа взрывчатку, закрыл дверцу и повесил бра. Выровнял его, посмотрел со стороны, прищурил глаза:
— Готово, можно уходить! Скоро музыку Шопена из сейфа многие услышат! Наш клиент услышит первым! И оглохнет от нее. Каждому свое.
Все вышли из кабинета. Рослый шел последним, заметал следы. Тщательно закрыл на замки все двери, будто никто тут не бывал.
Ушастый и широкоплечий заглянули в караульную комнату. Охранники пришли в себя, сидели связанные с заклеенными ртами, настороженно следя глазами за подельниками. Ушастый уставился на охранников, словно раздумывал, что с ними делать? Он был бы не прочь пришить их прямо тут, однако решал не он. Потому свои желания закопал глубже, переглянулся с широкоплечим и буркнул:
— В машину этих баранов! Быстро!
И вышел из караулки в фойе.
Охранникам развязали ноги и, подталкивая в спины, вывели наружу. Прихватили с собой видеорегистратор с камер наблюдения. Затолкнули охранников в авто, прыгнули сами, и машина тронулась с места.
Кровельщик этой ночью не спал. Ему доставили мешок с содержимым сейфа Корозова. Леонтий вытряхнул все на стол. Деньги отодвинул в сторону, перелистал бумаги, мельком просмотрел, но ничем не заинтересовался. Впрочем, бумаги ему были не нужны. Главное, что Музыкант для Глеба оставил подарок в сейфе.
В то время, когда первая группа подручных Кровельщика орудовала в кабинете Корозова, вторая группа Леонтия из двух человек появилась на крыше больницы. По веревке один из них спустился к окну палаты Глеба. Осторожно прикрепил взрывчатку внизу оконного проема. Спустился на землю и дернул за нижний конец веревки. Его напарник на крыше отцепил верхний конец и сбросил вниз. Сам проворно спустился через чердачное окно и растворился в больничных коридорах.
Через несколько минут они встретились на улице. Спустившийся по веревке держал ее под мышкой. Сунул руку в карман, достал пульт дистанционного управления взрывчаткой и передал напарнику. А потом позвонил Кровельщику:
— У нас все готово! Сделали чисто. Заряд на окне! Можно приводить в действие! Жду команды!
Корозову с вечера плохо спалось. То не мог долго заснуть, то просыпался через каждые пятнадцать минут, мучили какие-то кошмары, не давали покоя тревожащие предчувствия. Среди ночи неожиданно проснулся, как будто что-то услыхал. Не открывая глаз, прислушался. За дверью не уловил никакого шума. За окном на дороге со свистом затормозил автомобиль. Глеб хотел повернуться набок, но сделал это неудачно, плечо и ребра отозвались болью. Кровать заскрипела. Он широко зевнул и открыл глаза. Рассеянный взгляд упал на окно, откуда слабо пробивалось уличное освещение.
Показалось, что за окном что-то мелькнуло. Он повернул голову, напряг зрение, но ничего не обнаружил. Веки больше не смыкались, а мозг начинал загружаться мыслями. Появилось раздражение. Он медленно сел, спустил с постели ноги. В темноте подумал: надо включить свет, все равно разгулялся уже, к тому же состояние непонятной тревоги не покидало. А мозг кипел, будто в лихорадке.
Обычно подобное состояние у него появлялось всякий раз перед тем, когда что-нибудь с ним случалось. Словно кто-то посылал весточку, сигнал тревоги. Но, как ни странно, в эту минуту Глеб не думал о себе. Он вспомнил о Тамаре Былевой, и его беспокойство набрало новые обороты.
Глеб сунул ноги в шлепанцы и осторожно оторвался от кровати, открыл дверь в коридор. Один охранник, с курносым коротким носом и мелкими веснушками на щеках, дремал на стуле, второй, с прямым чубом до бровей, топтался туда-сюда возле двери. В другой раз Корозов устроил бы разнос тому, кто дремал, но сейчас мозг нервически гнал Глеба мимо охранников в другой конец коридора. Он как был в одних трусах, так и шагнул из дверного проема, забыв накинуть на себя одежду. Это совсем вылетело из головы.
Курносый охранник вскочил со стула, метнулся в палату за халатом. Второй застыл на месте, точно ждал указаний. Ноги понесли Глеба по слабо освещенному коридору в сторону палаты, где лежала Тамара. Курносый догнал его, накинул синий халат на плечи. Корозов здоровой рукой поправил полы и снова зачиркал шлепанцами по плитке, создавая шум в ночном коридоре. Охранники держались у него за спиной.
Застопорился Глеб у двери в палату с Тамарой Былеевой. Охрана Тамары напружинилась. Он, поправляя сползающий халат, неспокойно спросил:
— Все нормально?
Недоумение охранников его разозлило.
— Я спрашиваю, ничего подозрительного не заметили? Ну что глаза вытаращили? Или меня никогда не видели? Я спрашиваю, отвечайте!
— Нормально, — оторопело в один голос отозвались охранники, переглядываясь между собой.
— Никаких звуков, шума? Ничего не слышали? Палату проверяли? Нет? Так чего вы мне мозги конопатите? Тащите сюда медсестру! — потребовал Глеб. Он не мог понять собственного гнетущего состояния, хотел убедиться, что в палате с Тамарой ничего не произошло.
Невысокий ростом юрко крутанулся и пустился за медсестрой, скуластый часто заморгал глазами и приоткрыл дверь в палату, просунул голову в щель, присмотрелся в темноте. Блеклый свет от ночных светильников на улице едва проникал сквозь окно. Все спокойно спали. Кровать Тамары стояла рядом. Женщина лежала на спине. В темноте нельзя было разглядеть ее лица, потому охранник обернулся к Корозову и шепнул не очень уверенно:
— Как будто все в порядке. Вроде бы спит.
— Как будто, вроде бы, — рассердился Глеб. — Жива?
— Да, — протянул скуластый и посмотрел на него с таким выражением на лице, словно его окатили ушатом холодной воды. — Все тихо. Нет никого, — и прикрыл дверь.
Подошла медсестра, высокая худая девушка с губками бантиком, на ходу застегивая белый халат и поправляя белый колпак на голове. Старательно строго посмотрела на Корозова. Но было хорошо заметно, что строгость у нее на лице напускная и какая-то сонно-детская. Это позабавило Глеба, он внутренне, первый раз за ночь, по-доброму улыбнулся.
— Почему не спите, больной? — спросили губки бантиком.
Глеб удивился. Какого ответа она ждала? Чтобы пожаловался на болячки и попросил болеутоляющий укол? Впрочем, вопрос был обыкновенно дежурный.
— Да вот, Мариночка, — отозвался вместо Корозова скуластый охранник, — мы беспокоимся, все ли нормально в палате? Нет ли там посторонних? Жива ли наша подзащитная? Ты бы посмотрела.
— А что случилось? — вскинула голову девушка, на ее лице появился испуг, она сразу вспомнила недавние события.
— Да ничего, — успокоил скуластый. — Посмотри и все.
Медсестра быстро и неслышно вошла в палату, приблизилась к Тамаре, наклонилась, постояла минуту, прислушиваясь к ее дыханию. Женщина пошевелилась, и медсестра с облегчением отступила. Покинув палату, плотно закрыла за собой дверь, с упреком выплеснула на охранников:
— Напугали, чертяки! Выдумали тоже! Спит она!
Глеб поежился, от сердца чуть отлегло, но некоторая тяжесть на душе продолжала оставаться. Он потоптался на месте. Неужто ложная тревога? Так, лезет в голову разная белиберда, черт знает что. Ни себе ни людям покоя от дурацких мыслей. Надо угомониться и пойти досыпать, пока еще чем-нибудь голову не забило.
Оглянулся на охранников за спиной. Поймал глаза курносого, кой дремал на стуле, когда он вышел из своей палаты:
— Ты чего спишь на дежурстве? — спросил беззлобно.
— Я не спал. Задумался просто, — оправдываясь, виновато потупил взор парень.
Глеб поморщился. Не любил, когда кто-то так глупо выкручивался. Удар надо уметь держать. Уж коли попался, клади башку на плаху сам. Тогда повинную голову топор не отсечет — помилует. Повысил голос:
— Ты кем у меня работаешь: мыслителем или охранником?!
— Тихо! Прошу вас! Больных разбудите! — предупредительно торопливо вмешалась медсестра.
Корозов глянул на нее, плотнее запахнул полы синего халата и, не произнеся больше ни слова, шагнул между расступившимися охранниками по коридору. И в этот миг в другом конце коридора, в его палате, раздался взрыв. В ночной тишине он прозвучал раскатами грома. Все вздрогнули и на миг замерли. Затем охрана, не сообразив еще, что произошло, бросилась к Глебу, прижимая его к стене и прикрывая собой.
В палате Глеба сорвало дверь, и из проема повалил дым с пылью, наполняя коридор. Из других палат стали выскакивать сонные перепуганные люди. Началась суматоха. Медсестра скукожилась, присела на корточки, прячась за спины охранников.
— Ой мамочки, что это? — обронила испуганно.
Больные, откашливаясь и щуря глаза, торопились убраться из той половины коридора, где была палата Глеба, дальше от дыма и пыли, сбивались в кучки в другом конце. Мужчины молчали. Женщины охали и ахали на все лады.