Реальные ублюдки

Шакала здесь любили. Он, по верованиям уньяр, служил сосудом одного из их славных предков. И верование это зиждилось не на простом суеверии, а на действиях самого Шакала. Он сражался с кентаврами в одну из самых тяжелых Предательских лун в истории и спас Страву от падения. Что уж там, его здесь просто обожали. Поэтому ли они так улыбались и ей? Знали ли они, что она тоже его любила, даже больше, чем они? Знали, что она с ним трахалась? А был у них какое-то высокий титул для нее?

– Щелка Руки Аттукхана. Щелка Аттукхана. Аттущелка.

Она хихикнула. Даже пьяная, она понимала, что говорит, и осознавала, что зыркает глазами на каждого, кто обращается к ней. Мать их. Ей хотелось нарваться на драку. Здравомыслие пока ее не покинуло, но оно походило на ездока, который вцепился в спину разъяренного свина и мог лишь истошно вопить, наблюдая за происходящим. Блажка почувствовала острую необходимость врезать по первому улыбающемуся лицу, что ей попадется.

Когда она приблизилась к границе деревни, такое ей попалось. Здесь празднества проходили более шумно. Детей было меньше, а клановое устройство теряло свое значение. Здесь было где проявить себя холостым мужчинам, обесчещенным женщинам, пьяницам и гханозависимым. Лица здесь были далеко не так приветливы и больше готовы скалить зубы и бросаться оскорблениями. Больше заслуживали, чтобы им врезать.

Вокруг двух дерущихся мужчин образовалось кольцо восторженных зрителей. Было ли это организованным состязанием или противостоянием рьяных нравов – Блажка не знала, да ее это и не волновало. Она пробралась вперед толпы, вызвав жалобы тех, кого растолкала локтями, но остановить ее никто не попытался. Оказалось, это была всего лишь драка двух пьяных, и Блажке быстро наскучили их небрежные удары и вялые захваты. Она почти уже ринулась на них, чтобы стать третьей в их пьяной драке и оказаться там более эффективной, но ее вдруг остановило лицо, которое она заметила по ту сторону кольца.

Лицо, которое смотрело не на драку, а на саму Блажку, будто маска нарочитого спокойствия в потоке кипучего забвения. Оно было похоже на лица окружающих его уньяр, и все же мелкие различия нельзя было не заметить и с расстояния.

Похожие на миндалины глаза, только более широкие и ясные. Загорелая кожа, но без резкой смуглости, скорее с ровным каштановым румянцем.

И эльфийские черты, как у Рогов. Дело было не только в смуглом оттенке.

– Синица?

Блажка пробормотала это имя невнятно, понимая, что звучит, как очумелая дура. И так же выглядит – когда стала протискиваться в круг, чтобы добраться до эльфийки. Что-то вдруг заехало ей в бок. Она чуть не упала и выронила кувшин – тот разбился, ударившись о землю. Теперь она рассердилась и сломала нос драчуну, чьи действия это вызвали. Мужчина лишился чувств. Его противник, увидев падение, изменил предпочтения с такой быстротой вялого мышления, на какую способен только по-настоящему пьяный человек. Выкрикнув проклятия по-уньярски, он ринулся на Блажку. Она отступила в сторону, пусть получилось и неловко, и ухватилась за его затылок, повернула его и толкнула так, чтобы он упал. Это лишило его остатков равновесия, и мужчина повалился лицом в землю. Зрители вокруг зашумели, и Блажка не была уверена, что они выражали – одобрение или насмешку. Но павший пьянчуга явно не был доволен. С яростным кряхтением он попытался встать. Блажка пнула его в лицо. Он снова встретился с землей, но теперь остался тих и неподвижен.

Блажка подняла руку и указала ею на собственную голову.

– Ва гара Аттущелка!

Она оказалась единственной, кого это развеселило. Лица вокруг нахмурились, и ей стало трудно снова отыскать Синицу. Но та была на месте, все продолжала наблюдать. Блажка двинулась ей навстречу и уже почти добралась до толпы, когда эльфийка отвернулась. Она была в уньярской одежде, но мешковатые штаны, объемная рубаха и фуфайка из овчины не могли скрыть ее выпуклого живота. Она была на приличной стадии беременности, однако это не помешало ей быстро затеряться в толпе.

Сдвинув брови в замешательстве, Блажка неуклюже пустилась в погоню. Хмурые зрители расступились, открывая ей дорогу, но эльфийки как не бывало.

Неужели она пробыла в Страве еще с самых тех пор? Ведь они сами привели ее сюда – Блажка, Шакал, Овес и Штукарь, – привели со Старой девы. Нет, она покидала это место – память начинала возвращаться к Блажке, – потом она была в Горниле. Черт, она даже спала в Блажкиной комнате!

В последний раз, когда она ее видела, эльфийка была… у Очажка на спине, в тот день, когда Шакала изгнали из Серых ублюдков. Блажка следила за тем, как он выезжает за стену, стараясь, чтобы ее не заметили.

Остальное она слышала по рассказам – от Шакала и Певчего. Синицу когда-то изнасиловал орк, после чего она попала в плен к Месителю, беременная полукровкой. И натравила Месителя на Блажку, сказав ему, что в ней эльфийская кровь. И не только ему – всем. Лишь бы спасти дитя у себя во чреве от безумного болотника, которому было нужно принести в жертву Деве помесь эльфа и орка. Шакал поспешил в Горнило, чтобы предупредить ее, и больше никогда не видел Синицу. Певчий отвел ее к границе земли Рогов, где, как он сказал, она убедила остроухих прийти Ублюдкам на помощь, когда тяжаки устроили вторжение. После этого никто о ней не слышал. И Блажке уже точно было на нее плевать.

Тогда почему она сейчас носилась среди уньярских шатров, пытаясь ее найти?

Блажка покачала головой, рыгнула, затем снова покачала головой, подавляя тошноту. Ей нужно было присесть. И она села. Прямо там, где была. Из-за натянутой из рваных шкур стенки шатра было отчетливо слышно, что там трахались. Действо сопровождалось репликами на чужом языке, но похотливые стоны были одинаковы для всех. В основном стоны были мужскими. Обычно это означало, что здесь работает шлюха. Или жена.

Теперь, когда она остановилась, опустошение нахлынуло приливом в Блажкин череп, затопив берег ее решимости. Не в силах встать, не в силах и сидеть дальше, она откинулась на спину, издав стон поражения. Прижав щеку к земле, она обнаружила, что видит то, что происходит под краем шатра. Уньяр сношал женщину, стоявшую на четвереньках. Ее голова была опущена, как и волосы, груди и беременный живот.

Синица. Блажка проморгалась, и женщина превратилась в усталую уньярку.

Блажка перестала на них смотреть и обратила бушующую голову вверх, чтобы увидеть звезды.

Черт. Долбаное кобылье молоко. Долбаное ядовитое лекарство.

Синица не могла быть беременной. Едва ли уже прошло достаточно времени, чтобы ей носить сейчас второго. Затем в затуманенном Блажином сознании мелькнула мысль: что эльфийка сделала со своим ребенком? Бросила на какое-нибудь копыто? Глупое предположение. Синица ни за что не захотела бы снова иметь дело с полуорками. Убила его? Вариантов судьбы для новорожденных полукровок было немного. Неужели она это сделала?

Эта мысль отрезвляла, не давая забыться, как бы ни хотелось. Блажка влажно выдохнула сквозь губы. Черт.

Затем перекатилась, приподнялась.

И улеглась обратно.





Глава 15




Она проснулась от того, что ей долбили кирками по черепу. Кто-то тряс ее рукой.

В центре пульсирующего мира она увидела лицо Меда.

– Пора, вождь. Клыки только что приехали. Зирко позвал нас на холм.

Блажка лежала на овечьих шкурах в стариковской хижине без всякого понятия о том, как там очутилась.

– Хорошо, – прохрипела она.

Увидев, что она встает, Мед вышел. Блажка чуть было не уснула снова, но затем увидела морщинистые лица своих хозяев. Оба ободряюще улыбались, у старика в руках был чай, у старухи – миска с чем-то горячим.


Она сумела оторвать голову от своего ложа.

– Это клецки?

Снаружи лучи солнца впивались ей в глазницы адскими членами. Мед уже сидел на Нихапсани. Лодырь стоял рядом, держа своего варвара за свинодерг.

– Давай вставай, – сказал он.

– Где мой свин?

– За ним присматривает уньяр, – сообщил Мед. – И ему это тяжело дается.

Лодырь беззаботно ухмыльнулся.

– Этот свин довольно ретивый даже когда не ранен. Поэтому на собрание мастеров копыт возьми моего. Если, конечно, не хочешь быть там единственным мастером ботинка.

От дурацкой шутки Блажка поморщилась; тертый понимал, что она дурацкая, и все равно пошутил – это вызвало у нее улыбку.

– А ты на чем поедешь?

– Думаю, будет лучше, если тебя сопроводит только посвященный ездок, вождь, – сказал Мед.

С благодарностью сжав Лодырю плечо, Блажка забралась в седло. Но ее добрый настрой пропал в момент, когда они двинулись с места и ее голова превратилась в барабан, по которому застучали копыта.

Путь на холм сопровождался болезненным миражом утреннего солнца.

Все вожди уже ждали. Каждый привел с собой свиту из разного числа посвященных. Кого-то охраняло больше ездоков, чем у Реальных ублюдков было во всем копыте. Это было самое большое собрание полуорков, что Блажка когда-либо видела. Все еще борясь с двоящимся изображением, она даже не пыталась их сосчитать.

Тем не менее присутствующие здесь уньярские воины явно превосходили их числом.

Когда проревел рог, Блажка вздрогнула.

– Долбаное молоко, – пробормотала она.

Местные выстроились вокруг свинов и дали знак ехать вперед.

– Ты Зирко видел? – спросила Блажка у Меда.

– Нет.

Не имея иного выбора, полуорки тронулись в окружении уньяр на северо-восток и стали медленно продвигаться по деревне.

Блажка заметила, что пара глаз следит за ней.

Глянув влево, увидела безволосого полукровку, который ехал рядом, наблюдая за ней волчьими глазами. На нем не было ничего, кроме костяных фетишей и дикарской ухмылки.

– Ул’шуум ташруук, т’хуруук.

– Кул’хуун? – узнала Блажка. Черт, от того молока она впрямь стала туго соображать. Даже не заметила знакомого Клыка – полукровку, с которым сражалась плечом к плечу против орочьего ул’усууна. Благодаря этому дикарю, когда Ублюдки потеряли почти всех свинов в той битве, им подарили новых варваров.

– Сильное питье у этих хиляков, – заметил ей Кул’хуун по-орочьи. Его ухмылка явно была ответом на ее недомогание.

Блажка, в знак уважения веры Клыков наших отцов в то, что людская речь делает их слабее, ответила на его языке:

– Выпьешь лошадиного молока – чувствуешь себя так, будто она тебя лягнула… после того, как ты ее родил.

Кул’хуун сунул руку в кожаный мешок, что свисал с его седла, и достал оттуда черный, скрученный кусок чего-то иссохшего. И предложил ей.

– На вид как дерьмо, – заметила Блажка любезно, принимая нечто.

Кул’хуун оттянул нижнюю губу и жестом указал на место между нею и зубами.

Последовав совету, Блажка сунула предмет себе в рот. Соки, которые он выделял в слюну, были еще хуже, чем молоко. Она скривила губы.

– Прекрасно… не только на вид. – Однако она почувствовала, что пульсация в черепе стихла, а живот перестало крутить. – Вот черт возьми!

Кул’хуун выглядел довольным.

– Наши отцы сильны. Как и их лекарство.

У тяжаков не было слов для выражения благодарности, поэтому Блажка просто ему кивнула.

– Как у Клыков дела?