Разведи меня, если сможешь

Отвернулась, качнула головой, убирая челку, упавшую на лоб, потом еще и подула с усердием, но та не желала покидать завоеванную территорию.

– Кэти, – позвал я, щелкнув кнопкой допотопной магнитолы и замер, едва скрывая улыбку.

– Как покатался? – спросила она, так яростно мешая овощи, что часть их высыпалась на плиту.

– Без тебя было тоскливо, – ответил честно.

– А мне – нормально! – бросила она, допив полбокала вина одним махом. – Тем более что сразу за тобой твоя сестра приехала – с ней скучать не пришлось.

Я напрягся, дернулся всем телом вперед, но остановил себя.

– Что она хотела?

Спросил вроде спокойно, а у самого тьма сгустками с пальцев капает, расползается у ног. Чертова усталость – никакого самообладания.

– Хотела, чтоб я сказала, где ее дочь. Но я не сказала, – хмыкнула Кэти, выключив наконец плиту.

Повернулась ко мне, сверкнула глазами и показала на пустой бокал. Потом выразительно глянула на стол, где стояла бутылка с остатками дорогущего вина.

Я понятливо исполнил просьбу, не забыв придержать бокал поверх ее пальцев. Она враждебно посмотрела на мою руку, свела красивые брови. Пришлось отойти на прежнее место.

Опершись на стену, вдруг подумал, что меня совсем не унижает этот ее командирский взгляд. Даже наоборот. Я от него испытываю нечто вроде возбуждения, приятного, яркого и предвкушающего. Мне впервые по-настоящему нравилось кому-то подчиняться, пусть и в мелочах.

– Так что с Донной? – напомнил скорее себе, потому что вдруг стал терять нить разговора.

– Я ее обманула, – грустно сообщила Кэти, вновь прикладываясь к бокалу. Сделав глоток, задумчиво продолжила, глядя в пустоту: – Она отчаянно требовала сказать, куда ехать, что пришлось так и сделать.

– Ты что, послала ее? – усмехнулся я.

– Не так и не туда, куда ты думаешь, – закатила глаза Кэти. – Хотя, признаюсь, и этого безумно хотелось. Потому что она припадочная. Вот так. Можешь орать или злиться, но это правда! Твоя сестра при-па-доч-на-я! Да. Она валялась у меня в ногах, проклинала всех вокруг, а потом стала угрожать расправой. Больная. Как будто я и сама не знаю, как ужасно все сложилось. – Кэти передернула плечами. И вдруг доверительно шепнула: – Честно говоря, пусть лучше твоя племянница будет в отца, чем…

– Я понял, – прервал ее, не выдержав. – И спорить не стану. Но, увы, родственников не выбирают. Довольствуюсь тем, что есть. Так где она?

– В аэропорт отправилась, – отмахнулась моя гостья, расплескивая вино. – Я сказала, что Роджер повез Мари к матери. Знакомить с бабушкой.

– И она поверила?

– Как видишь, – Кэти развела руками в стороны, – я здесь одна. В твоем доме. Ты сказал сидеть, и вот я сижу. Привыкшая подчиняться. Жду новых распоряжений…

Она икнула, удивленно прикрыла рот рукой и вдруг расхохоталась.

Я оказался рядом в тот же миг. Отнял бокал с остатками янтарной жидкости, отпил глоток, перекатывая дивный напиток на языке, и скривился, ощутив не то, чего ожидал.

– Да! И вино у тебя – кислятина! – обличительно заявила Кэти, шмыгнув носом. – И чего я только в тебе нашла?

– Непередаваемую харизму? – подсказал я.

Она вскинула голову, прищурилась, погладила по щетине и хмыкнула, шепнув:

– Разве что вот, харизма…

Дальше я ждать просто не смог – впился в ее губы жадным поцелуем, не в силах сдержаться, утопая в нежных объятиях, прижимая к себе и слушая, как усиливается бег ее сердца рядом со мной. Она ведь и правда ждала, хотя была обижена и могла натворить много глупостей. Другая бы точно натворила. Но не Кэти.

И я вдруг четко осознал, что не хочу ее отпускать. Не только из своих объятий – из своей жизни. Ни сейчас, ни потом. К такой женщине меня всегда будет тянуть, где бы я ни был, чем бы ни промышлял.

Моя. Не отпущу.





Глава 19




– Просыпайся…

Поцелуй в уголок губ заставил меня сонно улыбнуться.

– Который час?

– Время ехать в Глемшир, – тихо проговорил некромант, продолжая гладить подушечками пальцев мое плечо.


Сначала я не поняла, о чем он толкует, зато когда смысл сказанного дошел, распахнула глаза и уставилась на него, гадая, что это значит.

– Я хочу посадить твоего мужа за решетку, – заговорил снова Адам, поняв, что от меня вопросов не дождется. – Хочу сделать все в соответствии с законом. Хочу лично присутствовать на суде и содействовать обвинителям. Он многих убил, не меньше людей покалечил и теперь должен понести заслуженное наказание.

– И поэтому я должна поехать в приготовленную им ловушку? – шепнула, понимая, что во мне говорит страх пополам с эгоизмом. Больше всего на свете хотелось забиться в уголок огромного дома Боннера и тихо отсидеться там, делая вид, что ничего не понимаю и помочь ничем не могу. Соблазн поступить именно так был настолько велик, что я практически не рассматривала других вариантов…

– Мы можем поступить двумя способами. – Адам сел рядом со мной, отчего кровать жалобно скрипнула. Он был предельно серьезен и смотрел на меня, не отводя черных глаз, полных понимания, а не осуждения. – В первом варианте мы приедем вместе. На тебя наденут прослушку, и ты войдешь в дом, где попытаешься вывести бывшего мужа на разговор. Нам нужны признания. Все это время я буду совсем рядом, вместе с десятком стражей порядка. И все мы рванем внутрь, как только почувствуем, что ты нуждаешься в помощи. Но есть и другой вариант. Я могу поехать в Глемшир один. Проникну в дом и вытащу Мари, убив Поука. Просто усыплю его тьмой, никто не поймет, а если и поймут, это еще нужно будет доказать. В любом случае свободным оттуда он не выйдет. Я так решил.

Он так просто говорил об убийстве, что я невольно задумалась: кто передо мной? Нахмурилась, сжала кулаки и опустила взгляд. Прислушалась к себе. Но не ощутила ни страха, ни осуждения.

Возможно, Роджер все-таки сломал что-то во мне, высвободив наружу черствость и надорвав человечность. Больше того, поняла: будь у меня шанс – сама бы попыталась избавить Громдуар от Поука. Потому что он зло, а зло должно быть наказано в назидание другим. Только вряд ли мне хватило бы силы духа на то, чтобы отнять жизнь, пусть даже у такого негодяя, как Роджер. Да и Адам не походил на того, кто стремится убивать во благо. Не зря столько лет он пытался найти способ прижать Поука легально…

– Мне не нравятся оба варианта, – сообщила наконец Адаму, после чего взяла его за руку, сжала длинные пальцы, проследила за одной из линий многочисленных татуировок, что тянулась от запястья к шее. Дотронулась до его лица, скользнув по скуле, заросшей колючей щетиной, и, чуть подавшись вперед, поцеловала плотно сжатые губы.

Он собирался продолжить начатое мною, но я тут же оттолкнулась, поднялась с постели и, кутаясь в простыню, отошла к окну. Какое-то время так и стояла молча, а Адам не спешил продолжить начатый разговор. Улегшись на бок, он подпер голову рукой и смотрел на меня, ожидая, не торопя и не пытаясь давить.

Я чувствовала, что Боннер примет любое мое решение и никогда не осудит, даже если скажу, что хочу прятаться здесь, пока он будет разбираться с моими проблемами, и даже если сбегу потом, осудив его за убийство.

Но я не стану прятаться. Хватит.

– Я поеду с тобой, Адам, – сказала решительно, оборачиваясь к нему. – Потому что предпочту, чтобы ты не убивал его. Я не желаю для Роджера такой смерти. Это слишком… просто. Ты прав, его должны судить. Должны озвучить имена тех, кто пострадал от его дара. И, возможно, пора поднять вопрос об ужесточении надзора за магами… Я выступила бы свидетелем, меня не пугает огласка. Нельзя просто убить его, потому что он может быть не первым, не единственным и не последним.

Боннер улыбнулся. Мягко и совершенно непривычно. Поднявшись, он подошел ко мне, обнял и потерся кончиком носа о мою щеку. И только я разомлела от нежданной ласки, как услышала язвительное:

– Это тебе мое вино смелости придало. Не зря я его берег столько лет. Может, еще бутылочку перед отъездом? Будем разить противника наповал разъяренным взглядом и дыханием.

– С дыханием все в порядке, не надо наговаривать, – пробурчала я, не совсем уверенная в своей правоте. – И не смей жалеть ту кислятину, что я употребила в качестве лекарства. А не то все твои запасы опустошу. Из принципа.

– Обожаю твою принципиальность, – усмехнулся он. – Отныне мой погреб – твой погреб.

– Я запомнила эти слова, – сообщила довольно.

– Прекрасно. Вернемся из Глемшира – припомнишь мне их. А сейчас пора отправляться, Кэти. Пуговицу не забудь, – уже серьезно проговорил некромант. – Я проверю.

Кивнув, решительно направилась к шкафу, куда успела сложить все свои вещи. Но, уже снимая с вешалки блузку, не выдержала и снова подняла тему, от которой бежал Боннер.

– Скажи мне, – быстро глянув на него, отвела глаза и стала сосредоточенно одеваться. – Ты ведь знаешь, какой на самом деле Поук, как он опасен, но… я никак не могу уловить твоей тревоги от того, что Мари с ним. Пойми, я не хочу нагнетать и понимаю, что ты волнуешься. Просто… по Донне было видно, насколько она боится. А ты будто и забыл…

Я прервалась, потому что на талию легли горячие ладони Адама. Он развернул меня к себе и стал застегивать пуговки на блузке. Молча. От понимания, что промолчит и в этот раз, стало горько и обидно. Неужели он совсем не считается с моим мнением? Может, он тоже считает, что я способна только ждать, не думая и не задавая вопросов? Так думал Роджер, так почему бы и Адаму не сделать подобные выводы?

– Она молодец, – внезапно проговорил некромант, застегнув последнюю пуговку и подняв взгляд. – Мари не такая, как те десятилетние, каких ты знаешь, Кэтрин. Она… другая.

– Мари – ребенок, – нахмурилась я, – каким бы даром ни обладала.

– Да, ребенок, – согласился Адам. – Но не дай бог Роджеру разозлить этого ребенка.

Это было произнесено спокойно, но в глазах Боннера стоял такой холод, что у меня мороз прошел по коже.

– Ты хочешь сказать, что Мари может… может…

– Постоять за себя, – подсказал Адам. – Она уже владеет силой, Кэтрин. Школа нужна ей для того, чтобы учиться владеть собой. Там учат контролю и сдержанности, ритуалам и обрядам. Школа шлифует алмаз, понимаешь?

– И что она умеет в свои десять лет?

– О, многое. – По лицу Боннера скользнула надменно-гордая улыбка. – Эта девочка превзойдет многих. Только ей нужно научиться видеть разницу между правильным и неправильным. Как учился в свое время я. И многие до и после меня. Нужно самой понять, что такое хорошо. Потому что на чужих ошибках учиться неинтересно.

– То есть ты допускал, что Родж однажды ее найдет? И сознательно игнорировал это?

Он поморщился. Моя формулировка ему не нравилась.

– То есть я несколько лет назад рассказал ей об отце. О том, кто он и чем живет. Она выслушала, приняла к сведению, но не перехотела увидеться лично. Как ты и сказала, в первую очередь Мари – ребенок, и кое-что человеческое ей не чуждо. К тому же она женского пола…

Последние слова Адам сказал недовольно, отчего я вскинула брови:

– Это что еще за замашки? Женщины-то тебе чем не угодили?

– Неуемным любопытством. – Он даже отпираться не стал. – Любопытство – ваша основная слабость. Мари не терпелось увидеть папочку, мне это очевидно. Если бы он не пришел, то со временем она нашла бы его сама. Просто для того, чтобы посмотреть, послушать, узнать, какой он. Глупое любопытство. Ей недостаточно моих рассказов, хотя я не сомневаюсь, что она поверила каждому слову.

– Вполне нормальное человеческое желание, – фыркнула я, – знать свои корни. Тем более, говорят, они с Роджером очень похожи. Значит, ты уверен, что ей ничего не угрожает? А если Роджер попытается ментально воздействовать на ее волю?

– Это вряд ли, – Адам помрачнел, – она нужна ему живой и здоровой. Но ты права, нам стоит поторопиться, Кэти. Идем.

Всю дорогу до Глемшира меня инструктировали о том, как вести себя рядом с Поуком, что говорить и чего ждать.