Пыль грез. Том 2
Часть 87 из 119 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Про тех, что пылью летают по ветру.
Камеристка нахмурилась.
– Поначалу я думала, что они одни ответственны за ту непроницаемую тучу, с которой мне не удается справиться. В конце концов, их там тысячи, а от их предводителя исходит сила столь ослепительная, что я не решаюсь смотреть на него слишком долго. Но сейчас… ваше высочество, появились и другие. Правда, не мертвые. И тем не менее. Один – из мрака и холода. Другой – подобный золотому пламени высоко в небесах. Рядом с ним еще один, крылатое средоточие скорби, но более жесткий и более жестокий, чем идеально ограненный бриллиант. Потом те, кто скрывается за волчьим воем…
– Волчьим? – перебила ее Фелаш. – Ты имеешь в виду изморцев?
– И да, и нет, ваше высочество. Ясней я сейчас сказать не могу.
– Просто замечательно. Можешь продолжать.
– Есть еще один, даже более яростный и дикий, чем остальные. Он скрывается в камне. Плавает в море резких змеиных ароматов. Он ждет своего времени, накапливает силы, а встретиться ему предстоит… с чем-то более ужасным, ваше высочество, чем я способна вынести.
– И это столкновение – оно произойдет на Пустоши?
– Думаю, что да.
– Как по-твоему, матушке об этом известно?
Камеристка поколебалась, потом ответила:
– Ваше высочество, я почти уверена, что ее седы начисто ослеплены и поэтому не подозревают об угрозе. Я оказалась способна рассмотреть все это лишь потому, что гляжу, так уж вышло, снаружи, с большого расстояния.
– Значит, она в опасности.
– Полагаю, что да, ваше высочество.
– Ты должна найти способ, – сказала Фелаш, – до нее дотянуться.
– Ваше высочество. Способ есть, но он очень рискован.
– Рискован для кого?
– Для всех на борту этого корабля.
Фелаш затянулась и выпустила несколько дымных колец, которые поднялись в воздух, дрожа, постепенно расплываясь, и образовали в нем подобие цепи. Глаза ее при виде этого расширились.
Камеристка лишь кивнула.
– Да, он близко. Я произнесла его имя в своем сознании.
– Так что насчет нашего зловещего риска?
– Ваше высочество, в сделку со Старшим богом вступают лишь в крайнем случае. Расплачиваться приходится кровью.
– Чьей кровью?
Камеристка покачала головой. Фелаш задумалась, цокая по зубам янтарным мундштуком.
– Откуда у моря такая неутолимая жажда?
На этот вопрос ответа тоже не существовало.
– Ваше высочество?
– Но хоть имя-то у треклятого создания есть? Ты его знаешь?
– Конечно, у него много имен. Когда колонисты Первой империи отправлялись в путь, они приносили жертвы соленым морям во имя Джистала. Тисте эдур, садясь в боевые баркасы, взрезали себе вены, чтобы напоить воду за кормой, и называли окрашенную кровью пену Красногривом – на языке эдур это слово звучит как Маэль. Живущие на льду дшеки зовут темную воду под поверхностью своего льда Госпожой Терпения, Баруталан. Шайхи говорят о Нерале, Глотателе.
– И так далее.
– И так далее, ваше высочество.
Фелаш вздохнула.
– Призови его, посмотрим, чем придется заплатить.
– Повинуюсь, ваше высочество.
Услышав крик марсового, Шурк Элаль на баке выпрямилась. Обернулась к морю. Шквал. И, похоже, из самых худших. Из какой только Странниковой задницы его принесло?
– Красавчик!
Где-то посреди палубы неуклюже нарисовался Скорген Кабан.
– Я вижу, капитан!
– Разворачивайся, Красавчик! Если нас накроет, лучше встретить его носом!
Сама мысль о том, что шторм может выкинуть «Бессмертную благодарность» на усыпанный стволами берег, была неприятной, причем до крайности.
Похоже, черная наждачная туча неслась прямо на них.
– Да чтоб мне в сапог нассали, будет нам сейчас свистопляска!
Глава двадцать вторая
Терпение древнее ждет
Брюхом в грязи, устилая
Кромку лианного берега.
В сезон половодья каждый
Должен пересечь реку.
Цветы проплывают мимо
Неспешно, текут к змеиным
Мангровым зарослям, вставшим
Стражей у теплого моря.
Но никто не рискнет скользнуть
В речные водовороты,
Соблазнившись их красотой.
Мы толпимся у самого берега
И ждем, чтоб необходимость
Судорожно, внезапно
Толкнула к тому, что грядет.
В сезон половодья рекам
Снится кровавая пена,
Ящеры станут сыты,
Так было и будет всегда.
Мы надеемся взять числом,
Ринувшись бурной кучей
Прямо по спинам любимых,
Отцов, матерей, и клерки
Вставят нас в списки живых:
Уверенно вставших на сушу,
Пощаженных злым желаньем.
Но терпение древнее высунет
Камеристка нахмурилась.
– Поначалу я думала, что они одни ответственны за ту непроницаемую тучу, с которой мне не удается справиться. В конце концов, их там тысячи, а от их предводителя исходит сила столь ослепительная, что я не решаюсь смотреть на него слишком долго. Но сейчас… ваше высочество, появились и другие. Правда, не мертвые. И тем не менее. Один – из мрака и холода. Другой – подобный золотому пламени высоко в небесах. Рядом с ним еще один, крылатое средоточие скорби, но более жесткий и более жестокий, чем идеально ограненный бриллиант. Потом те, кто скрывается за волчьим воем…
– Волчьим? – перебила ее Фелаш. – Ты имеешь в виду изморцев?
– И да, и нет, ваше высочество. Ясней я сейчас сказать не могу.
– Просто замечательно. Можешь продолжать.
– Есть еще один, даже более яростный и дикий, чем остальные. Он скрывается в камне. Плавает в море резких змеиных ароматов. Он ждет своего времени, накапливает силы, а встретиться ему предстоит… с чем-то более ужасным, ваше высочество, чем я способна вынести.
– И это столкновение – оно произойдет на Пустоши?
– Думаю, что да.
– Как по-твоему, матушке об этом известно?
Камеристка поколебалась, потом ответила:
– Ваше высочество, я почти уверена, что ее седы начисто ослеплены и поэтому не подозревают об угрозе. Я оказалась способна рассмотреть все это лишь потому, что гляжу, так уж вышло, снаружи, с большого расстояния.
– Значит, она в опасности.
– Полагаю, что да, ваше высочество.
– Ты должна найти способ, – сказала Фелаш, – до нее дотянуться.
– Ваше высочество. Способ есть, но он очень рискован.
– Рискован для кого?
– Для всех на борту этого корабля.
Фелаш затянулась и выпустила несколько дымных колец, которые поднялись в воздух, дрожа, постепенно расплываясь, и образовали в нем подобие цепи. Глаза ее при виде этого расширились.
Камеристка лишь кивнула.
– Да, он близко. Я произнесла его имя в своем сознании.
– Так что насчет нашего зловещего риска?
– Ваше высочество, в сделку со Старшим богом вступают лишь в крайнем случае. Расплачиваться приходится кровью.
– Чьей кровью?
Камеристка покачала головой. Фелаш задумалась, цокая по зубам янтарным мундштуком.
– Откуда у моря такая неутолимая жажда?
На этот вопрос ответа тоже не существовало.
– Ваше высочество?
– Но хоть имя-то у треклятого создания есть? Ты его знаешь?
– Конечно, у него много имен. Когда колонисты Первой империи отправлялись в путь, они приносили жертвы соленым морям во имя Джистала. Тисте эдур, садясь в боевые баркасы, взрезали себе вены, чтобы напоить воду за кормой, и называли окрашенную кровью пену Красногривом – на языке эдур это слово звучит как Маэль. Живущие на льду дшеки зовут темную воду под поверхностью своего льда Госпожой Терпения, Баруталан. Шайхи говорят о Нерале, Глотателе.
– И так далее.
– И так далее, ваше высочество.
Фелаш вздохнула.
– Призови его, посмотрим, чем придется заплатить.
– Повинуюсь, ваше высочество.
Услышав крик марсового, Шурк Элаль на баке выпрямилась. Обернулась к морю. Шквал. И, похоже, из самых худших. Из какой только Странниковой задницы его принесло?
– Красавчик!
Где-то посреди палубы неуклюже нарисовался Скорген Кабан.
– Я вижу, капитан!
– Разворачивайся, Красавчик! Если нас накроет, лучше встретить его носом!
Сама мысль о том, что шторм может выкинуть «Бессмертную благодарность» на усыпанный стволами берег, была неприятной, причем до крайности.
Похоже, черная наждачная туча неслась прямо на них.
– Да чтоб мне в сапог нассали, будет нам сейчас свистопляска!
Глава двадцать вторая
Терпение древнее ждет
Брюхом в грязи, устилая
Кромку лианного берега.
В сезон половодья каждый
Должен пересечь реку.
Цветы проплывают мимо
Неспешно, текут к змеиным
Мангровым зарослям, вставшим
Стражей у теплого моря.
Но никто не рискнет скользнуть
В речные водовороты,
Соблазнившись их красотой.
Мы толпимся у самого берега
И ждем, чтоб необходимость
Судорожно, внезапно
Толкнула к тому, что грядет.
В сезон половодья рекам
Снится кровавая пена,
Ящеры станут сыты,
Так было и будет всегда.
Мы надеемся взять числом,
Ринувшись бурной кучей
Прямо по спинам любимых,
Отцов, матерей, и клерки
Вставят нас в списки живых:
Уверенно вставших на сушу,
Пощаженных злым желаньем.
Но терпение древнее высунет