Пыль грез. Том 2
Часть 83 из 119 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Могла бы, – ответила она. – Только делать это мне незачем. В конце концов, к чему мне рисковать ссорой с Идущим по Граням? Или Кильмандарос? Нет уж, сковали они вас правильно. Если бы вы не домогались трона, то и жили бы себе свободно.
– Но разве кто-то заслуживает вечного наказания? – возопила Кердла.
Олар Этил лишь расхохоталась в ответ.
– Я была с т'лан имассами. Так что не надо мне тут рассказывать про вечное наказание.
Торанта эти слова поразили. Когда он обратился к старухе, оказалось, что у него дергается рот:
– Ты же сама это с ними проделала, заклинательница костей. А теперь называешь наказанием? Эти имассы, что они такого тебе сделали, чтобы быть наказанными вовеки?
Она лишь отвернулась. Он еще шире вытаращил глаза:
– Духи земли! Это и вправду было наказание! Олар Этил – этим своим Ритуалом – ты их прокляла! Да ты сама на себя посмотри…
Она резко развернулась к нему.
– Да! И ты посмотри! Разве я не избрала то же проклятие и для себя самой? Своего собственного тела, собственной плоти? Могла ли я сделать что-то большее…
– Кроме как демонстрировать раскаяние собственным обликом? – Он вглядывался в нее, пораженный ужасом. – Жалкое ты, несчастное существо. Что это хоть было-то? Случайная обида? Отвергнутая любовь? Твой мужчина переспал с другой? За что ты прокляла их вовеки, Олар Этил? За что?
– Ты ничего не понимаешь…
Телораст улучила это мгновение, чтобы вырваться из хватки, и, легко приземлившись, метнулась на пяток шагов в сторону, где к ней поспешно присоединилась Кердла. Олар Этил уставилась на обеих – если вообще их сейчас видела.
– Не хватит ли обижаться? – спросил ее Торант. – Заклинательница костей, отпусти их всех.
– Нет! У меня нет никакого выбора – никакого! Что же вы, смертные, за болваны – вы ведь этого не понимаете, ничего вы не понимаете!
– Что я такое должен понимать? – заорал на нее Торант.
– Что я ваши жалкие жизни спасти пытаюсь! Все до единой!
Он надолго умолк. Ее корявые пальцы сами собой сжались в кулаки. Наконец Торант заговорил:
– Если для того, чтобы спасти нас, Олар Этил, требуется держать в заточении души т'лан имассов, то я, жалкий смертный, говорю тебе – это уже слишком. Освободи их. А нам позволь умереть.
Она фыркнула, хотя он почувствовал, что его слова ее поразили.
– И ты решаешься говорить за все человечество, Торант, последний из оул'данов? Ты, мечтающий лишь о том, чтобы всему настал конец?
– Сделай так, чтобы он был не напрасным, – я не стану жаловаться.
– Никто бы не стал, – прошипела она.
– И потом, – добавил Торант, – это ведь не их сражение. Не их ответственность. Да и не твоя. Ты жаждешь искупления, заклинательница костей? Поищи другой способ. Такой, чтобы не пожирал души. Чтобы не держал в цепях целый народ.
– Ты почти ничего не знаешь, – ответила она исполненным презрения тоном. – Т'лан имассы – мои т'лан имассы – да ты хоть представляешь, кто они такие?
– Не то чтобы совсем. Но я успел понять достаточно. Из твоих бесед со встречными и ночных разговоров с темнотой – когда ты думаешь, что я уснул. У тебя есть армия, и она сейчас от нас неподалеку. Они, Олар Этил, – пленники твоего ритуала. Ты с ними обращаешься как с рабами.
– Они мне нужны.
– Зато ты им не слишком-то нужна, верно?
– Я их призвала. Без меня они были бы простой пылью!
– Может быть, именно этого им и хотелось, – возразил он.
– Еще рано. Рано!
Торант взялся за поводья.
– Эй, вы, двое, – обратился он к скелетикам, – вот что могу предложить вам я. Вечного наказания не заслуживает никто, сколь бы испорчен он ни был. Я постараюсь найти способ освободить ваши души. Вы же в ответ прикроете спину мне.
Кердла подскакала поближе.
– От кого?
Он вперил свой взгляд в Олар Этил.
– Для начала – вот от нее!
– Мы справимся! – воскликнула Телораст. – Мы сильней, чем она думает.
Кердла уже приплясывала рядом с лошадью Торанта:
– Куда мы сейчас направимся, господин?
– Зовите меня Торант, и я вам не господин. Я не претендую на то, чтобы вами владеть. А едем мы, похоже, вон к той башне.
– Укорененный, – обрадовалась Телораст, – вот только какой именно? Кердла? Как он называется?
– Откуда мне знать? Я там никогда не бывала.
– Врешь!
– Сама ты врешь!
Когда Торант тронул лошадь вперед, они все еще продолжали препираться. Чуть погодя он бросил взгляд за спину, чтобы убедиться, что Олар Этил тащится следом. Неуязвимая… и все же уязвленная. Обиженная старуха. Хватит тебе уже обижаться.
Кебраль Кориш возглавляла клан из четырех мужчин и трех женщин – всех, кто остался от оршайновых т'лан имассов Б'ен Аралак. Еще совсем недавно клан Медного Пепла насчитывал три тысячи сто шестнадцать воинов. К ней вернулись воспоминания жизни – но и воспоминания смерти, остающиеся у принявших Ритуал. Из воспоминаний смерти в сознании ее пылала сейчас последняя схватка с Орденом Алых Шпилей – застывший вопль, оборвавшийся вой уничтожения. Она встала у самого края Бездны, страстно желая присоединиться к павшим сородичам, – но наложенные званием обязанности не позволили. Она была вождем клана, и до тех пор, пока воля ее не покинет, она могла пасть лишь последней из Медного Пепла.
Время это еще не пришло, и память об Алых Шпилях все тянулась и тянулась за ней, пустая, мертвая, а эхо ее вопля словно дотрагивалось до спины костлявой рукой.
Первый Меч предпочел из каких-то извращенных побуждений сохранить свою телесную форму и ступал сейчас тяжкой поступью по искалеченной земле, а длинный клинок оставлял за ним неровную бороздку. Воины кланов Оршайн и Брольд, в свою очередь отказавшиеся от блаженства пыли, шагали за ним бесцветной оборванной толпой. Она шла среди них в окружении своих семерых воинов. Все были покалечены, магия Троих оставила на каждом неустранимые отметины. Немногие сохранившиеся ошметки кожи и сухожилий обуглились и почернели. Видневшиеся под ними кости побелели от жара и покрылись трещинами. Кремневое оружие утратило красновато-коричневый оттенок, пошло лиловыми и серо-зелеными разводами. От одежды из меха, кожи и шкур не осталось ничего.
Из всего клана лишь Кебраль Кориш удалось пробиться к Троим на расстояние удара меча. Она могла словно наяву вызвать в памяти изумление на лице Бородача, когда в него впился искривленный клинок, глубоко располосовав грудь. Кровь, зазубрины на открывшихся ребрах, колечки доспехов звенят по камням парапета. Он отшатнулся, намереваясь бежать, вот только она была вовсе не в милосердном настроении…
Двое оставшихся сумели отшвырнуть ее, их совместный магический удар сбросил ее со стены. Окутанная ярящимся волшебством, она скатилась к подножию. Этим бы все и кончилось, не будь Кебраль вождем клана. Не стань только что свидетелем того, как почти весь ее клан погиб. Нет, для забытья еще не время. Поднявшись вновь и стряхнув с себя жуткое пламя хаоса, она подняла голову и увидела на стене тех двух из Троих – а они, в свою очередь, смотрели на нее. И на лицах у них читались неверие, первые проблески страха…
В этот миг Инистрал Ован приказал трубить отступление. Она могла бы игнорировать приказ – но подчинилась. Ради тех семерых, кто еще остался. Ради последних из сородичей.
Но даже сейчас воспоминание о впивающемся в грудь врага лезвии проливалось на пустотелую оболочку ее души сладчайшим нектаром. Кебраль Кориш стояла на стене Твердыни. И нанесла удар одному из Троих – единственная из всех т'лан имассов. Не будь там остальных, она бы его сразила. Бородач пал бы, став первой брешью в обороне Троих. Кебраль Кориш, собственноручно сделавшая свой кривой клинок и назвавшая его Брол – Холодный Глаз – видите пятно его крови? Черное, словно сама ночь? И в тот самый миг, когда в войне наступил перелом, ее отозвали.
Воины Медного Пепла пали зазря. Не завоевав ни пяди территории, не победив. Их отбросили прочь, и однажды Инистрал Ован ей за это заплатит.
Этого тайного обета было достаточно, чтобы существовать и дальше. Первый Меч получит свою войну, найдет ответы на свои вопросы, рассчитается за все с Олар Этил. Но у Кебраль Кориш имеются и собственные мотивы. И от Олар Этил – призвавшей их всех – она ничего скрывать не собирается. Ей все равно. И потом, это Олар Этил дала ей еще один шанс, и Кебраль будет выполнять ее распоряжения уже только поэтому. До той поры, пока не представится возможность для возмездия.
Да, Инистрал Ован несет на себе позор поражения и не способен его скрыть. Но этого мало. Этого даже близко недостаточно. Я его накажу. Я изыщу для него вечную муку. Клянусь – именем моих павших сородичей.
Дело было не в запахе – обонять он способен не был, – и однако нечто все же проникло в его сознание, испуская вонь воспоминаний, что терзали теперь Кальта Урманала, как порывы бурана терзают ледяной шпиль. Сумасшествие его закалило, безумие – отполировало до блеска. Все противоречия внутри него сгладились, пока он весь не превратился в единственное безупречное намерение.
По этой земле ступали к'чейн че'малли. Те, кто убил его жену и детей. В пыльную почву впиталось их мерзкое масло, в сухом воздухе слышался шелест чешуи. Они были близко.
Ненависть умерла вместе с Ритуалом Телланн. Так считалось, в это верил каждый из т'лан имассов. Даже война с яггутами была не чем иным, как холодной, безразличной ко всему расправой. Душа Кальта Урманала дрогнула, когда он осознал, что ненависть в нем жива. Обжигающая ненависть. Чувство было такое, словно все его кости собрались вместе и сжались в один твердокаменный кулак, готовый обрушиться на жертву.
Он их найдет.
Остальное неважно. Первый Меч не подчинил сородичей – что было ужасной ошибкой, поскольку Кальт знал, что внутри каждого пылает его собственная война. Он это прекрасно чувствовал – вихри противоборствующих желаний, пробудившиеся потребности и нужды. Армия должна подчиняться единственному властителю. Без присяги каждый воин держался наособицу, словно на длинной привязи, и при первых признаках конфликта был готов избрать свой собственный путь. Отказавшись командовать, Первый Меч лишился своей армии.
Болван. Забывший, что такое власть. Что бы он там ни искал, найдя это, он обнаружит, что остался в одиночестве.
Первый Меч. Что вообще означает этот титул? Мастерское владение оружием – никто не станет спорить, что Оносу Т'лэнну оно присуще, иначе титула он никогда бы и не добился. Но одним этим дело не исчерпывается. Способность навязать другим свою волю. Истинные лидерские качества. Наглость, позволяющая отдавать приказы, – и уверенность, что эти приказы будут беспрекословно исполняться. Ничего этого у Оноса Т'лэнна нет. Он ведь однажды уже потерпел поражение? Так теперь потерпит еще одно.
Кальт Урманал будет брести следом за Первым Мечом – но не следовать за ним.
Яггуты с нами играли. Притворялись богами. Их это забавляло. Но когда яггуты разбередили в нас обиду, она обернулась безжалостным, целеустремленным гневом. Однако направленным не туда. Стоило нам понять их игру, они ее прекратили, поскольку больше им ничего не оставалось. Разгаданная тайна означала конец играм. В войнах необходимости не было. Наше преследование яггутов обрело черты настоящего безумия, поддавшись которому мы утратили себя… навсегда.
Яггуты – не тот противник. Ритуал следовало провести во имя войны с к'чейн че'маллями. Это они на нас охотились. Чтобы съесть. И просто для развлечения. Для них мы были всего лишь источником мяса. Они обрушивались на наши стойбища, покрытые маслом жестокого, бессмысленного убийства, – и те, кого мы любим, умирали.
Негодование? Это слишком мягкое слово, чтобы передать то, что я чувствую. Я и все мы, ставшие жертвами к'чейн че'маллей.
Первый Меч, ты ведешь нас в никуда – хватит с нас яггутов. Теперь они нам безразличны. Причина для войны издохла, каждый из нас своими глазами видел ее бесполезные кости. Которые мы отшвырнули с дороги, путь свободен – но сородичей мы на этом пути не найдем.
Зачем же мы, здесь и сейчас, идем за тобой? Ступаем с тобою в ногу? Ты ничего нам не говоришь. Даже внимания на нас не обращаешь. Ты еще хуже яггутов.
Ему было известно про Олар Этил, заклинательницу костей, что обрекла их на вечные муки. Но к ней он не испытывал никаких чувств. Она так же глупа, как и прочие. Оказалась столь же слепой, заблуждалась точно так же, как и остальные заклинатели, сплетшие свою силу в Ритуале. Ты собираешься с ней сражаться, Первый Меч? Если так, делать это тебе придется одному. Мы для тебя никто – и ты для нас никто.
Глаза тебя обманывают. Никакая мы не армия.
Не армия.
– Но разве кто-то заслуживает вечного наказания? – возопила Кердла.
Олар Этил лишь расхохоталась в ответ.
– Я была с т'лан имассами. Так что не надо мне тут рассказывать про вечное наказание.
Торанта эти слова поразили. Когда он обратился к старухе, оказалось, что у него дергается рот:
– Ты же сама это с ними проделала, заклинательница костей. А теперь называешь наказанием? Эти имассы, что они такого тебе сделали, чтобы быть наказанными вовеки?
Она лишь отвернулась. Он еще шире вытаращил глаза:
– Духи земли! Это и вправду было наказание! Олар Этил – этим своим Ритуалом – ты их прокляла! Да ты сама на себя посмотри…
Она резко развернулась к нему.
– Да! И ты посмотри! Разве я не избрала то же проклятие и для себя самой? Своего собственного тела, собственной плоти? Могла ли я сделать что-то большее…
– Кроме как демонстрировать раскаяние собственным обликом? – Он вглядывался в нее, пораженный ужасом. – Жалкое ты, несчастное существо. Что это хоть было-то? Случайная обида? Отвергнутая любовь? Твой мужчина переспал с другой? За что ты прокляла их вовеки, Олар Этил? За что?
– Ты ничего не понимаешь…
Телораст улучила это мгновение, чтобы вырваться из хватки, и, легко приземлившись, метнулась на пяток шагов в сторону, где к ней поспешно присоединилась Кердла. Олар Этил уставилась на обеих – если вообще их сейчас видела.
– Не хватит ли обижаться? – спросил ее Торант. – Заклинательница костей, отпусти их всех.
– Нет! У меня нет никакого выбора – никакого! Что же вы, смертные, за болваны – вы ведь этого не понимаете, ничего вы не понимаете!
– Что я такое должен понимать? – заорал на нее Торант.
– Что я ваши жалкие жизни спасти пытаюсь! Все до единой!
Он надолго умолк. Ее корявые пальцы сами собой сжались в кулаки. Наконец Торант заговорил:
– Если для того, чтобы спасти нас, Олар Этил, требуется держать в заточении души т'лан имассов, то я, жалкий смертный, говорю тебе – это уже слишком. Освободи их. А нам позволь умереть.
Она фыркнула, хотя он почувствовал, что его слова ее поразили.
– И ты решаешься говорить за все человечество, Торант, последний из оул'данов? Ты, мечтающий лишь о том, чтобы всему настал конец?
– Сделай так, чтобы он был не напрасным, – я не стану жаловаться.
– Никто бы не стал, – прошипела она.
– И потом, – добавил Торант, – это ведь не их сражение. Не их ответственность. Да и не твоя. Ты жаждешь искупления, заклинательница костей? Поищи другой способ. Такой, чтобы не пожирал души. Чтобы не держал в цепях целый народ.
– Ты почти ничего не знаешь, – ответила она исполненным презрения тоном. – Т'лан имассы – мои т'лан имассы – да ты хоть представляешь, кто они такие?
– Не то чтобы совсем. Но я успел понять достаточно. Из твоих бесед со встречными и ночных разговоров с темнотой – когда ты думаешь, что я уснул. У тебя есть армия, и она сейчас от нас неподалеку. Они, Олар Этил, – пленники твоего ритуала. Ты с ними обращаешься как с рабами.
– Они мне нужны.
– Зато ты им не слишком-то нужна, верно?
– Я их призвала. Без меня они были бы простой пылью!
– Может быть, именно этого им и хотелось, – возразил он.
– Еще рано. Рано!
Торант взялся за поводья.
– Эй, вы, двое, – обратился он к скелетикам, – вот что могу предложить вам я. Вечного наказания не заслуживает никто, сколь бы испорчен он ни был. Я постараюсь найти способ освободить ваши души. Вы же в ответ прикроете спину мне.
Кердла подскакала поближе.
– От кого?
Он вперил свой взгляд в Олар Этил.
– Для начала – вот от нее!
– Мы справимся! – воскликнула Телораст. – Мы сильней, чем она думает.
Кердла уже приплясывала рядом с лошадью Торанта:
– Куда мы сейчас направимся, господин?
– Зовите меня Торант, и я вам не господин. Я не претендую на то, чтобы вами владеть. А едем мы, похоже, вон к той башне.
– Укорененный, – обрадовалась Телораст, – вот только какой именно? Кердла? Как он называется?
– Откуда мне знать? Я там никогда не бывала.
– Врешь!
– Сама ты врешь!
Когда Торант тронул лошадь вперед, они все еще продолжали препираться. Чуть погодя он бросил взгляд за спину, чтобы убедиться, что Олар Этил тащится следом. Неуязвимая… и все же уязвленная. Обиженная старуха. Хватит тебе уже обижаться.
Кебраль Кориш возглавляла клан из четырех мужчин и трех женщин – всех, кто остался от оршайновых т'лан имассов Б'ен Аралак. Еще совсем недавно клан Медного Пепла насчитывал три тысячи сто шестнадцать воинов. К ней вернулись воспоминания жизни – но и воспоминания смерти, остающиеся у принявших Ритуал. Из воспоминаний смерти в сознании ее пылала сейчас последняя схватка с Орденом Алых Шпилей – застывший вопль, оборвавшийся вой уничтожения. Она встала у самого края Бездны, страстно желая присоединиться к павшим сородичам, – но наложенные званием обязанности не позволили. Она была вождем клана, и до тех пор, пока воля ее не покинет, она могла пасть лишь последней из Медного Пепла.
Время это еще не пришло, и память об Алых Шпилях все тянулась и тянулась за ней, пустая, мертвая, а эхо ее вопля словно дотрагивалось до спины костлявой рукой.
Первый Меч предпочел из каких-то извращенных побуждений сохранить свою телесную форму и ступал сейчас тяжкой поступью по искалеченной земле, а длинный клинок оставлял за ним неровную бороздку. Воины кланов Оршайн и Брольд, в свою очередь отказавшиеся от блаженства пыли, шагали за ним бесцветной оборванной толпой. Она шла среди них в окружении своих семерых воинов. Все были покалечены, магия Троих оставила на каждом неустранимые отметины. Немногие сохранившиеся ошметки кожи и сухожилий обуглились и почернели. Видневшиеся под ними кости побелели от жара и покрылись трещинами. Кремневое оружие утратило красновато-коричневый оттенок, пошло лиловыми и серо-зелеными разводами. От одежды из меха, кожи и шкур не осталось ничего.
Из всего клана лишь Кебраль Кориш удалось пробиться к Троим на расстояние удара меча. Она могла словно наяву вызвать в памяти изумление на лице Бородача, когда в него впился искривленный клинок, глубоко располосовав грудь. Кровь, зазубрины на открывшихся ребрах, колечки доспехов звенят по камням парапета. Он отшатнулся, намереваясь бежать, вот только она была вовсе не в милосердном настроении…
Двое оставшихся сумели отшвырнуть ее, их совместный магический удар сбросил ее со стены. Окутанная ярящимся волшебством, она скатилась к подножию. Этим бы все и кончилось, не будь Кебраль вождем клана. Не стань только что свидетелем того, как почти весь ее клан погиб. Нет, для забытья еще не время. Поднявшись вновь и стряхнув с себя жуткое пламя хаоса, она подняла голову и увидела на стене тех двух из Троих – а они, в свою очередь, смотрели на нее. И на лицах у них читались неверие, первые проблески страха…
В этот миг Инистрал Ован приказал трубить отступление. Она могла бы игнорировать приказ – но подчинилась. Ради тех семерых, кто еще остался. Ради последних из сородичей.
Но даже сейчас воспоминание о впивающемся в грудь врага лезвии проливалось на пустотелую оболочку ее души сладчайшим нектаром. Кебраль Кориш стояла на стене Твердыни. И нанесла удар одному из Троих – единственная из всех т'лан имассов. Не будь там остальных, она бы его сразила. Бородач пал бы, став первой брешью в обороне Троих. Кебраль Кориш, собственноручно сделавшая свой кривой клинок и назвавшая его Брол – Холодный Глаз – видите пятно его крови? Черное, словно сама ночь? И в тот самый миг, когда в войне наступил перелом, ее отозвали.
Воины Медного Пепла пали зазря. Не завоевав ни пяди территории, не победив. Их отбросили прочь, и однажды Инистрал Ован ей за это заплатит.
Этого тайного обета было достаточно, чтобы существовать и дальше. Первый Меч получит свою войну, найдет ответы на свои вопросы, рассчитается за все с Олар Этил. Но у Кебраль Кориш имеются и собственные мотивы. И от Олар Этил – призвавшей их всех – она ничего скрывать не собирается. Ей все равно. И потом, это Олар Этил дала ей еще один шанс, и Кебраль будет выполнять ее распоряжения уже только поэтому. До той поры, пока не представится возможность для возмездия.
Да, Инистрал Ован несет на себе позор поражения и не способен его скрыть. Но этого мало. Этого даже близко недостаточно. Я его накажу. Я изыщу для него вечную муку. Клянусь – именем моих павших сородичей.
Дело было не в запахе – обонять он способен не был, – и однако нечто все же проникло в его сознание, испуская вонь воспоминаний, что терзали теперь Кальта Урманала, как порывы бурана терзают ледяной шпиль. Сумасшествие его закалило, безумие – отполировало до блеска. Все противоречия внутри него сгладились, пока он весь не превратился в единственное безупречное намерение.
По этой земле ступали к'чейн че'малли. Те, кто убил его жену и детей. В пыльную почву впиталось их мерзкое масло, в сухом воздухе слышался шелест чешуи. Они были близко.
Ненависть умерла вместе с Ритуалом Телланн. Так считалось, в это верил каждый из т'лан имассов. Даже война с яггутами была не чем иным, как холодной, безразличной ко всему расправой. Душа Кальта Урманала дрогнула, когда он осознал, что ненависть в нем жива. Обжигающая ненависть. Чувство было такое, словно все его кости собрались вместе и сжались в один твердокаменный кулак, готовый обрушиться на жертву.
Он их найдет.
Остальное неважно. Первый Меч не подчинил сородичей – что было ужасной ошибкой, поскольку Кальт знал, что внутри каждого пылает его собственная война. Он это прекрасно чувствовал – вихри противоборствующих желаний, пробудившиеся потребности и нужды. Армия должна подчиняться единственному властителю. Без присяги каждый воин держался наособицу, словно на длинной привязи, и при первых признаках конфликта был готов избрать свой собственный путь. Отказавшись командовать, Первый Меч лишился своей армии.
Болван. Забывший, что такое власть. Что бы он там ни искал, найдя это, он обнаружит, что остался в одиночестве.
Первый Меч. Что вообще означает этот титул? Мастерское владение оружием – никто не станет спорить, что Оносу Т'лэнну оно присуще, иначе титула он никогда бы и не добился. Но одним этим дело не исчерпывается. Способность навязать другим свою волю. Истинные лидерские качества. Наглость, позволяющая отдавать приказы, – и уверенность, что эти приказы будут беспрекословно исполняться. Ничего этого у Оноса Т'лэнна нет. Он ведь однажды уже потерпел поражение? Так теперь потерпит еще одно.
Кальт Урманал будет брести следом за Первым Мечом – но не следовать за ним.
Яггуты с нами играли. Притворялись богами. Их это забавляло. Но когда яггуты разбередили в нас обиду, она обернулась безжалостным, целеустремленным гневом. Однако направленным не туда. Стоило нам понять их игру, они ее прекратили, поскольку больше им ничего не оставалось. Разгаданная тайна означала конец играм. В войнах необходимости не было. Наше преследование яггутов обрело черты настоящего безумия, поддавшись которому мы утратили себя… навсегда.
Яггуты – не тот противник. Ритуал следовало провести во имя войны с к'чейн че'маллями. Это они на нас охотились. Чтобы съесть. И просто для развлечения. Для них мы были всего лишь источником мяса. Они обрушивались на наши стойбища, покрытые маслом жестокого, бессмысленного убийства, – и те, кого мы любим, умирали.
Негодование? Это слишком мягкое слово, чтобы передать то, что я чувствую. Я и все мы, ставшие жертвами к'чейн че'маллей.
Первый Меч, ты ведешь нас в никуда – хватит с нас яггутов. Теперь они нам безразличны. Причина для войны издохла, каждый из нас своими глазами видел ее бесполезные кости. Которые мы отшвырнули с дороги, путь свободен – но сородичей мы на этом пути не найдем.
Зачем же мы, здесь и сейчас, идем за тобой? Ступаем с тобою в ногу? Ты ничего нам не говоришь. Даже внимания на нас не обращаешь. Ты еще хуже яггутов.
Ему было известно про Олар Этил, заклинательницу костей, что обрекла их на вечные муки. Но к ней он не испытывал никаких чувств. Она так же глупа, как и прочие. Оказалась столь же слепой, заблуждалась точно так же, как и остальные заклинатели, сплетшие свою силу в Ритуале. Ты собираешься с ней сражаться, Первый Меч? Если так, делать это тебе придется одному. Мы для тебя никто – и ты для нас никто.
Глаза тебя обманывают. Никакая мы не армия.
Не армия.