Пыль грез. Том 2
Часть 67 из 119 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Арамстоса?
– Да, сэр…
– Это твое второе имя?
– Именно так, сэр. Позволите, я продолжу рассказ, сэр?
– Давай.
– Внезапное рвение, сэр, – выкопать себе пруд.
– Пруд.
– Прямо за кучей битого кирпича, сэр, у задней стены дома. Я часто играл там, когда родители переходили от словесной перепалки к поножовщине, или когда амбар вспыхивал в очередной раз. Я на четвереньках – среди осколков горшков и выбитых собачьих зубов…
– Собачьих зубов.
– Не везло отцу с домашними животными, но это, сэр, совсем другая история, может, в другой раз. В пруд я мог бы посадить крохотных пескарей, которых спас из грязной реки у нашей сточной канавы, где мы обычно плавали в холодные дни – согревались, сэр. Словом, пескарей – в мой пруд. Представьте мое возбуждение…
– Прямо как наяву вижу, мастер-сержант.
– Прекрасно. И вот, я выпустил пятьдесят серебристых мальков, и представьте мой ужас и недоумение, когда на следующее же утро я не нашел в пруду ни единого пескарика. Но что, что же с ними случилось? Кто виноват? Какая-то жадная птица? Старушка с нашей улицы, которая носила сетку на волосах? И теперь ее прическу украшают блестящие пескари?.. Или тараканы? Крысы? И те, и другие – вряд ли: они обычно подбирали остатки ужина с нашего стола и из дома почти не выходили. Да, сэр, это была загадка, загадкой она и остается. До самого сегодняшнего дня, и я уверен, на всю мою оставшуюся жизнь. Пятьдесят пескарей. Пропали. Пуфф! Поверить невозможно, сэр, и было это крайне огорчительно для того ясноглазого целеустремленного паренька.
– И теперь, если я правильно понимаю, ты, мастер-сержант, снова столкнулся с необъяснимой загадкой.
– Все рекруты, сэр. Растворились в рядах. А потом…
– Пуфф.
– Именно так, сэр, прекрасно сказано.
– А что случилось с твоим прудом, мастер-сержант?
– Ну, моя домашняя водяная змея там еще жила какое-то время, пока пруд не высох. У детей такие грандиозные мечтания, правда?
– Это точно, мастер-сержант. Пока все не пойдет прахом.
– Именно, сэр.
– Ну до встречи, мастер-сержант Порес.
– И вам спокойной ночи, капитан Добряк.
Это был он. Я напрасно сама себя обманывала. Да кто может объяснить любовь? Она убрала нож в ножны, распахнула полог шатра, вышла наружу и внезапно поежилась, когда легкий бриз принес порыв холода.
Темный север щелкает языком. Это отзвук какого-то нежеланного возрождения… хорошо, что я не маг. У них сегодня нет повода танцевать.
Лостара отошла от командирского шатра. То, что адъюнкт отослала ее поздним вечером, было необычно – я уже собиралась ложиться, проклятье, – но отправлять стражников разбудить и выгнать пьяного Банашара вовсе не было развлечением. А с другой стороны, это тревожно.
Что сказали тебе сегодня ночью Быстрый Бен и Флакон, адъюнкт? Есть ли предел твоим тайнам? Есть ли брешь в твоей стене приватности? В чем радость быть одной? Твоя любовь – призрак. Империя, которой ты служишь, предала тебя. Твои офицеры перестали разговаривать, даже между собой.
О змея севера, твой язык не лжет. Приближайся. Мы едва дышим.
Ей пришлось остановиться, потому что дорогу преградил Банашар. Увидев ее, он с трудом сумел выпрямиться.
– Капитан Йил, – сказал он добродушно, сделав глубокий вдох и шумно выдохнув, как обычно поступают пьяницы, собираясь с мыслями. – Прекрасный вечер, не так ли?
– Не так. Холодно. Я устала. И не понимаю, зачем адъюнкт всех прогнала – ей что, места не хватает? Для чего?
– Именно, для чего, – согласился он, улыбаясь, как будто получил в подарок мешок конфет. – Это все гардероб.
– Что?
Банашар покачивался.
– Гардероб. Так ведь называется? Вроде да. Только путешествовать с ним непросто. Совсем наоборот. Но… иногда… о чем я? А, иногда гардероб такой большой, что девушка бежит от него со всех ног. Это понятно? Правильно я говорю?
– Гардероб.
Банашар, кивнув, ткнул в нее пальцем.
– Точно.
– Да кто бежит от гардероба? Девушки так не поступают…
– А женщины – да.
– Не понимаю.
– Трудно выбрать, да? Что надеть. И когда. Вот это или то? Что надеть, капитан Йил. Выбор. Кругом выбор. Окружает. Подкрадывается. И девушке надо бежать, и лучше ей так и поступить.
Хмыкнув, Лостара обошла дурака кругом и двинулась дальше между рядов палаток.
Это был он. Но ты отпустила его. Может, думала, что он вернется, что снова найдешь его. Думала, у тебя есть время. Но мир всегда настороже, и что бы ты ни выбрала, решение будет неправильным. И вот ты уже ранена и истекаешь кровью. А он испускает последний вздох, и пора убрать его, закрыть, как свиток с дурными новостями.
А что еще можно сделать?
Это был он, но он ушел и не вернется.
Она замедлила шаги и нахмурилась. Куда я иду? А, верно.
– Новое испытание, вот в чем дело.
Мир настороже, адъюнкт, так и ты будь осторожна. Выбей дверь этого гардероба, девочка, и надевай доспехи. Кончились дни торжеств, Ночи сверкающих улыбок привилегий и чинов.
– Ты идиот, Банашар, у нее в гардеробе только один наряд. Что тут выбирать?
И она словно услышала его ответ: «И все равно она убегает».
Да нет, это не настоящий разговор, да и вообще бессмысленный. Она двинулась дальше – к походным кузницам; навстречу ей попалась морпех. Они отсалютовали друг другу и разминулись.
Сержант. Морпех. Далхонка. Куда, во имя Худа, она идет на ночь глядя? Неважно. Испытание. Они устают все больше. И звон стали в точности отзывается на слово в моей голове – удивительно. В точности.
Это был он. Это был он.
Это был он.
Большая часть завязок на его броне ослабла или пропала. Тяжелые пластины из драконьей чешуи на спине и груди косо свисали с широких плеч. Он стоял на коленях, вонзив шипы наколенников в сырую траву. Стянув покрытые костью перчатки, он вытирал слезы на щеках и сопли под носом. Громадная палица с костяной рукоятью отдыхал рядом на земле.
Он ревел полночи, пока горло не начало саднить, а голова словно была набита песком. Где все? Он был один, и казалось, он уже годы бредет один по этой безжизненной земле. Он видел остатки лагерей, заброшенные деревни. Видел долину, усыпанную костями и камнями. Видел хромую ворону, которая смеялась над ним, но принялась молить о прощении, когда он ее поймал. Тупая птица! Его сердце смягчилось, и он по глупости отпустил ее, и гнусная ворона, хромая прочь, тут же принялась смеяться снова. И прекратила, только когда на нее упал булыжник. А теперь ему не хватало даже смеха вороны и ее забавных прыжков – хоть какая-то была компания. Тупой булыжник!
День пролетел и вернулся; было совсем не так холодно, как накануне. Призрак старого хромого Эрбата унесло, словно пыль, – разве это справедливо? Нет. И вот он потерян, что-то ищет, но не помнит, что именно, и хочет домой, в Летерас, веселиться с королем Теголом, и заниматься сексом с Шурк Элаль, и ломать руки приятелям-стражникам во дворце. Ну где же все его друзья?
Взглянув мутным взглядом на палицу, он нахмурился. Она даже не красивая.
– Круши, – пробормотал он. – Ломай. Ее зовут Рилк, но она же ничего не говорит. Как же она сказала кому-то свое имя? Я один. Наверное, все умерли. Прости, ворона, ты оставалась одной живой душой! Во всем мире! А я тебя убил!
– Жалко, я пропустил, – раздался голос у него за спиной.
Ублала Панг поднялся на ноги и повернулся.
– Живой!
– Я тоже очень рад, друг.
– Вокруг тебя холодно, – сказал Ублала.
– Это пройдет.
– Ты бог?
– Более-менее, тоблакай. Это тебя пугает?
Ублала Панг покачал головой.
– Я уже встречал богов. Они собирают кур.
– Да, наши пути неисповедимы.
– Знаю. – Ублала Панг помялся и сказал: – Я должен спасти мир.
Незнакомец наклонил голову.
– А я вот подумываю уничтожить его.
– Тогда я опять останусь один! – хныкнул Ублала, и по щекам снова потекли слезы.
– Да, сэр…
– Это твое второе имя?
– Именно так, сэр. Позволите, я продолжу рассказ, сэр?
– Давай.
– Внезапное рвение, сэр, – выкопать себе пруд.
– Пруд.
– Прямо за кучей битого кирпича, сэр, у задней стены дома. Я часто играл там, когда родители переходили от словесной перепалки к поножовщине, или когда амбар вспыхивал в очередной раз. Я на четвереньках – среди осколков горшков и выбитых собачьих зубов…
– Собачьих зубов.
– Не везло отцу с домашними животными, но это, сэр, совсем другая история, может, в другой раз. В пруд я мог бы посадить крохотных пескарей, которых спас из грязной реки у нашей сточной канавы, где мы обычно плавали в холодные дни – согревались, сэр. Словом, пескарей – в мой пруд. Представьте мое возбуждение…
– Прямо как наяву вижу, мастер-сержант.
– Прекрасно. И вот, я выпустил пятьдесят серебристых мальков, и представьте мой ужас и недоумение, когда на следующее же утро я не нашел в пруду ни единого пескарика. Но что, что же с ними случилось? Кто виноват? Какая-то жадная птица? Старушка с нашей улицы, которая носила сетку на волосах? И теперь ее прическу украшают блестящие пескари?.. Или тараканы? Крысы? И те, и другие – вряд ли: они обычно подбирали остатки ужина с нашего стола и из дома почти не выходили. Да, сэр, это была загадка, загадкой она и остается. До самого сегодняшнего дня, и я уверен, на всю мою оставшуюся жизнь. Пятьдесят пескарей. Пропали. Пуфф! Поверить невозможно, сэр, и было это крайне огорчительно для того ясноглазого целеустремленного паренька.
– И теперь, если я правильно понимаю, ты, мастер-сержант, снова столкнулся с необъяснимой загадкой.
– Все рекруты, сэр. Растворились в рядах. А потом…
– Пуфф.
– Именно так, сэр, прекрасно сказано.
– А что случилось с твоим прудом, мастер-сержант?
– Ну, моя домашняя водяная змея там еще жила какое-то время, пока пруд не высох. У детей такие грандиозные мечтания, правда?
– Это точно, мастер-сержант. Пока все не пойдет прахом.
– Именно, сэр.
– Ну до встречи, мастер-сержант Порес.
– И вам спокойной ночи, капитан Добряк.
Это был он. Я напрасно сама себя обманывала. Да кто может объяснить любовь? Она убрала нож в ножны, распахнула полог шатра, вышла наружу и внезапно поежилась, когда легкий бриз принес порыв холода.
Темный север щелкает языком. Это отзвук какого-то нежеланного возрождения… хорошо, что я не маг. У них сегодня нет повода танцевать.
Лостара отошла от командирского шатра. То, что адъюнкт отослала ее поздним вечером, было необычно – я уже собиралась ложиться, проклятье, – но отправлять стражников разбудить и выгнать пьяного Банашара вовсе не было развлечением. А с другой стороны, это тревожно.
Что сказали тебе сегодня ночью Быстрый Бен и Флакон, адъюнкт? Есть ли предел твоим тайнам? Есть ли брешь в твоей стене приватности? В чем радость быть одной? Твоя любовь – призрак. Империя, которой ты служишь, предала тебя. Твои офицеры перестали разговаривать, даже между собой.
О змея севера, твой язык не лжет. Приближайся. Мы едва дышим.
Ей пришлось остановиться, потому что дорогу преградил Банашар. Увидев ее, он с трудом сумел выпрямиться.
– Капитан Йил, – сказал он добродушно, сделав глубокий вдох и шумно выдохнув, как обычно поступают пьяницы, собираясь с мыслями. – Прекрасный вечер, не так ли?
– Не так. Холодно. Я устала. И не понимаю, зачем адъюнкт всех прогнала – ей что, места не хватает? Для чего?
– Именно, для чего, – согласился он, улыбаясь, как будто получил в подарок мешок конфет. – Это все гардероб.
– Что?
Банашар покачивался.
– Гардероб. Так ведь называется? Вроде да. Только путешествовать с ним непросто. Совсем наоборот. Но… иногда… о чем я? А, иногда гардероб такой большой, что девушка бежит от него со всех ног. Это понятно? Правильно я говорю?
– Гардероб.
Банашар, кивнув, ткнул в нее пальцем.
– Точно.
– Да кто бежит от гардероба? Девушки так не поступают…
– А женщины – да.
– Не понимаю.
– Трудно выбрать, да? Что надеть. И когда. Вот это или то? Что надеть, капитан Йил. Выбор. Кругом выбор. Окружает. Подкрадывается. И девушке надо бежать, и лучше ей так и поступить.
Хмыкнув, Лостара обошла дурака кругом и двинулась дальше между рядов палаток.
Это был он. Но ты отпустила его. Может, думала, что он вернется, что снова найдешь его. Думала, у тебя есть время. Но мир всегда настороже, и что бы ты ни выбрала, решение будет неправильным. И вот ты уже ранена и истекаешь кровью. А он испускает последний вздох, и пора убрать его, закрыть, как свиток с дурными новостями.
А что еще можно сделать?
Это был он, но он ушел и не вернется.
Она замедлила шаги и нахмурилась. Куда я иду? А, верно.
– Новое испытание, вот в чем дело.
Мир настороже, адъюнкт, так и ты будь осторожна. Выбей дверь этого гардероба, девочка, и надевай доспехи. Кончились дни торжеств, Ночи сверкающих улыбок привилегий и чинов.
– Ты идиот, Банашар, у нее в гардеробе только один наряд. Что тут выбирать?
И она словно услышала его ответ: «И все равно она убегает».
Да нет, это не настоящий разговор, да и вообще бессмысленный. Она двинулась дальше – к походным кузницам; навстречу ей попалась морпех. Они отсалютовали друг другу и разминулись.
Сержант. Морпех. Далхонка. Куда, во имя Худа, она идет на ночь глядя? Неважно. Испытание. Они устают все больше. И звон стали в точности отзывается на слово в моей голове – удивительно. В точности.
Это был он. Это был он.
Это был он.
Большая часть завязок на его броне ослабла или пропала. Тяжелые пластины из драконьей чешуи на спине и груди косо свисали с широких плеч. Он стоял на коленях, вонзив шипы наколенников в сырую траву. Стянув покрытые костью перчатки, он вытирал слезы на щеках и сопли под носом. Громадная палица с костяной рукоятью отдыхал рядом на земле.
Он ревел полночи, пока горло не начало саднить, а голова словно была набита песком. Где все? Он был один, и казалось, он уже годы бредет один по этой безжизненной земле. Он видел остатки лагерей, заброшенные деревни. Видел долину, усыпанную костями и камнями. Видел хромую ворону, которая смеялась над ним, но принялась молить о прощении, когда он ее поймал. Тупая птица! Его сердце смягчилось, и он по глупости отпустил ее, и гнусная ворона, хромая прочь, тут же принялась смеяться снова. И прекратила, только когда на нее упал булыжник. А теперь ему не хватало даже смеха вороны и ее забавных прыжков – хоть какая-то была компания. Тупой булыжник!
День пролетел и вернулся; было совсем не так холодно, как накануне. Призрак старого хромого Эрбата унесло, словно пыль, – разве это справедливо? Нет. И вот он потерян, что-то ищет, но не помнит, что именно, и хочет домой, в Летерас, веселиться с королем Теголом, и заниматься сексом с Шурк Элаль, и ломать руки приятелям-стражникам во дворце. Ну где же все его друзья?
Взглянув мутным взглядом на палицу, он нахмурился. Она даже не красивая.
– Круши, – пробормотал он. – Ломай. Ее зовут Рилк, но она же ничего не говорит. Как же она сказала кому-то свое имя? Я один. Наверное, все умерли. Прости, ворона, ты оставалась одной живой душой! Во всем мире! А я тебя убил!
– Жалко, я пропустил, – раздался голос у него за спиной.
Ублала Панг поднялся на ноги и повернулся.
– Живой!
– Я тоже очень рад, друг.
– Вокруг тебя холодно, – сказал Ублала.
– Это пройдет.
– Ты бог?
– Более-менее, тоблакай. Это тебя пугает?
Ублала Панг покачал головой.
– Я уже встречал богов. Они собирают кур.
– Да, наши пути неисповедимы.
– Знаю. – Ублала Панг помялся и сказал: – Я должен спасти мир.
Незнакомец наклонил голову.
– А я вот подумываю уничтожить его.
– Тогда я опять останусь один! – хныкнул Ублала, и по щекам снова потекли слезы.