Провидение

О таком свидетеле, как Роми О’Нан, можно только мечтать. Прагматичная, свидетельница, но не участница, она рулевая в своем экипаже, а значит, примерно на фут ниже остальных[36], втайне недолюбливаемая остальными, наблюдательная. К умершему питала нежные чувства, следовательно, не спускала с него глаз. Об этом она не говорит, да оно и не нужно. Все отражается в ее глазах каждый раз, когда она смотрит на тело, потом на меня.

Парня звали Кришна Паван, студент последнего курса, гребец, бог — и вот теперь все мечты Роми разбились и она осталась ни с чем. О чем мы всегда забываем, так это о том, что смерть всегда разбивает чьи-то мечты. Когда я только приехал, Роми сказала: «Мы с Кришем о многом говорили сегодня, больше, чем обычно. До сих пор не могу поверить, что такое случилось именно в этот вечер. Так несправедливо. Знаю, это звучит глупо. Я до сих пор в шоке». Думала…

Люди — эгоисты. Такими нам приходится быть. Малышка Роми думала, что этим вечером ей удастся заарканить парня. Не навсегда — кто она такая, пискля, веснушчатая, унылая, хотя и умная, — но уж на ночь точно. Я легко представляю ее стареющей, живущей с кем-то вроде нее и томящейся из-за несбывшейся тогда мечты, ночи с Кришем.

— Сердечный приступ? — спрашивает она. Снова. Другие ребята ревут в голос и обнимаются, но Роми держится рядом со мной, поближе к жертве. Остальные получили от него что хотели и теперь могут выть, стонать, скорбеть и оплакивать. Роми же хочет большего.

— Роми, — говорю я, — не знаю, послужит ли это утешением, но такое случается. Ужасно, невероятно, но случается. Знаешь, я видел четырех ребят, примерно таких же, как Криш, может быть, чуть старше, двадцать два, двадцать четыре, которые умерли внезапно и без какой-либо причины.

Она качает головой.

— Нет, нет. Криш — спортсмен.

Я киваю. Основные факты мне уже известны.

— Возможно, у него были проблемы с сердцем.

— Не было у него проблем. Он был просто абсурдно здоров.

— Неуязвимых нет.

— Нет, — не соглашается Роми. — Не может быть. Это какое-то безумие.

— Я тебя понимаю. Но проблема человеческого организма в том, что он может взять и подвести. Мой отец всегда говорил, что в жизни безусловны только две вещи: налоги и смерть.

— Вы посмотрели на него? — спрашивает она. — Он был абсолютно здоров.

Некоторых людей описывают так, словно смотрят на них через увеличительное стекло. В случае с Роми стекло перевернуто. В объемной, с чужого плеча ветровке она выглядит миниатюрной. Некоторые матери называют таких своих дочерей «мини-мы»[37]. Так и я называл бы Роми, «мини-мы», ведь должна же где-то в мире быть ее увеличенная, в натуральную величину, версия. Снова и снова она повторяет, что Криш был особенным, что он собирался выступать на Олимпиаде. Осторожно спрашиваю, не принимал ли он этим вечером что-то покрепче «Файрбола». Роми шмыгает носом.

— Мы буквально только что говорили о том, что никогда не имели дело с коксом, — говорит она и начинает плакать.

Последние случаи с сердечным приступом выглядели иначе: меньше народу, улицы потише, умершие не учились в колледже и не планировали выступать на Олимпийских играх. Если же брать другие, более ранние эпизоды, когда от сердечного приступа умирали молодые люди, то никакими особенными их никто не считал. Кроме разве что Ивонны Белзики, но думать о ней снова я сейчас не могу.

Во всех предыдущих случаях с сердечным приступом ничего необычного не отмечалось. Каждый из нас сваливается на эту планету с не самым качественным сердцем, которое так или иначе отказывает, что бы мы ни делали. Роми в силу возраста просто не в состоянии это понять. До сегодняшнего вечера она думала, что смерть — это для бабушек, дедушек и золотых рыбок. Она сморкается, и я говорю ей, чтобы не спешила, что время у нас есть. Моя работа ничем не отличается от любого квеста. Лучшую версию событий может представить тот, кто хочет говорить, а не тот, кто говорить вынужден.

И вот теперь она готова перейти к делу.

— О’кей. Прежде всего вам нужно знать, что все произошло из-за Эллен.

Роми объясняет, что Эллен — это такая давалка, которая ходит в Школу дизайна. Она встречалась с Кришем, и все у них было всерьез. Некоторое время назад Криш узнал, что Эллен изменяет ему с одним мудаком, тоже из Школы дизайна. Роми сказала, что Криш был просто раздавлен.

— Мы сходили на вечеринку, он отвлекся, так что прием сработал. Потом взяли пива, поиграли в «Бейрут»[38], и Криш был в порядке. И тут появляется этот хрен, хипстер, такой, знаете, тип — с бородкой, в толстовке и бейсболке. Входит, тащится, никого не замечая, и врезается в Криша.

— Вы его знали, этого парня… с бородой?

При этих ее словах как будто срабатывает сигнализация — борода. Я записываю их в блокнот — безо всякой на то причины, просто прислушиваясь к той штуке, тому внутреннему голосу, который шепчет борода.

Роми говорит, что хипстера не знал никто. Может быть, Бородача знала Эллен, предполагаю я, и девушка закатывает глаза.

— Нет, тот парень, с которым она тусуется, он тоже типа студент, лысый и худощавый. А этот, он был здоровенный.

Записываю и это слово — здоровенный.

— И потом Криш будто с цепи сорвался, — продолжает Роми. — Набросился на него и стал избивать.

— Тот парень, Бородач, он отбивался?

Она качает головой.

— Он как-то провоцировал Криша? Вербально?

— Нет. И вот это странно, потому что он был большой. Не такой, как Криш, но, знаете, выглядел таким… крепким. — Она снова плачет, и я снова ей лгу. Все в порядке, милая. Все хорошо. — Нет, не в порядке. Не в порядке.

— Послушайте. — Роми вытирает глаза. — Виновата Эллен. Она разбила Кришу сердце. Если у него и случился сердечный приступ, то только из-за нее.

Роми уже ревет — ей хотелось быть в его сердце, но в нем была другая. В сердце, которое не бьется больше.

— Ты очень нам помогла, — говорю я ей, — и теперь мы можем отвезти тебя домой.

— Подождите. Тот хипстер… Возможно ли, что он… ну… заколол Криша или отравил? Как в фильмах про Джеймса Бонда, отравленной ручкой?

Я похлопываю ее по спине. Вполне нормальное поведение для таких случаев. Всегда возникает соблазн обвинить кого-то, кроме Господа Бога или Матери Природы.


— Нет, Роми. Причина смерти — сердечный приступ. Медики в этом уверены. — Я произношу слова, которым и сам верю с трудом.

— Но все случилось так неожиданно.

— Иногда бывает.

Коронер складывает инструменты.

— Боже мой. — Роми видит это впервые, как человек становится телом. Я говорю ей, что это нормально. Снова слезы. Смерть невозможно принять вот так, сразу.

— Это ужасно, дорогая. Прими как есть.

Она благодарит меня, и я помогаю ей. Иногда я думаю, что из меня получился бы неплохой родитель. Предлагаю ей пастилку.

— Спасибо. — Роми бросает ее в рот. — О! — Пытается справиться с пастилкой языком. — Еще одно насчет того парня. — Она поднимает палец. — «Я — Провидение».

— Кто Провидение?

— Это у него на бейсболке было. «Я — Провидение». Чистейший нарциссизм. Это же надо додуматься, а? Какое, на хрен, Провидение. Ходит, как в тумане, уткнувшись в телефон. Вот Криш — другое дело. Он был Провидением.

Голос дрожит. В глазах снова слезы. Записываю в блокнот: «Я — Провидение».

— Куда он ушел? Его не посадили в автобус, не отправили в больницу?

Она качает головой.

— Не представляю. Он просто исчез.



Никакого дела нет. Имел место сердечный приступ. У нас есть запись с камеры наблюдения и в малейших деталях совпадающие с ней показания Роми. Глядя в телефон и ничего вокруг себя не замечая, Бородач входит и натыкается на Криша. В Криша будто вселяется бес. Он нападает на Бородача и избивает его. Потом у Криша случается сердечный приступ. Воспользовавшись суетой, Бородач ускользает. При этом козырек бейсболки скрывает едва ли не все его лицо. Но кто на его месте поступил бы иначе? Весь этот шум, клетчатые шорты. Возможно, Бородач подумал, что ему это все не надо, и слинял в какую-нибудь местную больничку зализать раны.

Я обзваниваю ближайшие лечебные учреждения. Все. Звоню в студенческие медпункты, в каждую аптеку. Ничего. Бородач нигде не появлялся. Снова смотрю видео. И тоже ничего. Ни малейшей зацепки.

Я иду к Стейси, которая на седьмом месяце беременности. Она как раз срывает крышку со стаканчика йогурта. Рассказываю ей о видео, о парне, которого избил Криш и которого невозможно найти. Она ест йогурт дурацкой пластиковой ложечкой, которая прилагается к стаканчику. Другая, металлическая, лежит перед ней на столе.

— У Криша случился сердечный приступ, — провозглашает она. Именно так, провозглашает. — Во время избиения этого парня. По меньшей мере сломал ему ребро и, вероятно, нос. — Она облизывает крышку с таким удовольствием, как будто это какой-то деликатес, а не просто йогурт. — Эгги, Криш считался кандидатом на участие в Олимпиаде от Лиги Плюща[39]. Хороший парень. Тот, которого ты не можешь найти, шатался по Тайер-стрит. Скорее всего, наркодилер. Плохой парень.

Я делаю для себя мысленную пометку — наркодилер.

Она бросает на меня сердитый взгляд.

— Но он не наша проблема, и он никого не трогал. — Взгляд ее становится жестким. Теперь она — мать. — Криш — хороший парень. Мы не станем мазать его черной краской, занимаясь поисками связи, которой не существует.



Часом позже желание узнать, что же случилось на самом деле, все еще живет. Все дело в том копе, который сидит во мне. В настоящем детективе. Стейси здесь для того, чтобы защищать и служить, но я — ищейка. Как Ло пробивается сквозь книги в стремлении дойти до конца, так и я стремлюсь узнать, что же случилось.

Я — Провидение. Такое мог бы сказать какой-нибудь политикан с дерьмом вместо мозгов, если бы собирался участвовать в выборах. Я записываю имена всех ребят, у которых случился сердечный приступ. Интересно, а они знали Бородача? Пора идти домой. Подняться наверх, в кабинет. И поработать головой.





Джон


Прошлой ночью обошлось без кошмаров. Даже не помню, снилось ли мне вообще что-нибудь. А ночь без кошмаров хуже любых кошмаров, вместе взятых. Значит, я к этому привыкаю.

Я срываю простыни и засовываю их в стиральную машину. Потом выхожу онлайн — наказать себя рассказами о Кришне. Душа отзывается болью, чувством вины, и для меня это облегчение. Я плачу. Он был хорошим парнем, номером 4[40] в гребной команде Университета Брауна. Он любил Гарри Поттера. Друзья называли его Кришем Поттером, Криш-П. Гарри Поттером он и становился на Хеллоуин, огромный парень в маленьких очках и плаще.

«Нью-Йорк таймс» отмечает, что он представлял нацменьшинства на воде, а «Проджо»[41] хвалит и называет достоянием нашего города. Родители потрясены. Нет фотографий, где он один, если только не позировал специально, как, например, когда встал рядом с фигурой медведя. Ожидали, что он принесет нам олимпийские медали. В общем, получается, что я убил не просто человека, а саму Америку.

Проверяю почтовый ящик Питера Федера и нахожу письмо на бланке от Линн Ву, эксперта по Лавкрафту, которую я нашел онлайн.

Привет, Питер!

К сожалению, не могу ответить каждому лично, поскольку нахожусь сейчас в дороге.

Как Вы, возможно, догадываетесь, точу когти к предстоящему Некрономикону[42] в Провиденсе, где с удовольствием отвечу и на Ваши вопросы. Билеты уже продаются.

Всем Ктулху,

Линн