Призраки прошлого

– Посмотрел бы я…

На что бы он посмотрел, так и осталось загадкой – видимо, и сам не вполне представлял это. Сергей улыбнулся:

– Да чего тут смотреть. Козел, получивший по рогам от медведя, может считать себя экспертом в охоте на хищников. Только ружья ему все равно никто не даст. И еще. Даже с пулеметом наперевес козел всегда остается козлом. Подумай об этом.

– Ты… Ты…

Ругательство, выданное гоблином, Сергею было незнакомо. Впрочем, он и не старался запоминать нецензурные выражения на экзотических языках. Скучно это и неинтересно. Только рукой махнул:

– Сейчас он станет вспоминать, как хорошо им жилось, пока не пришли русские.

– Да, мы жили хорошо! Без вас! Это было замечательное время!

– У тебя, я смотрю, весь негатив тех лет сводится к прикосновению холодного железа к голому телу.

– В смысле?

– В смысле, горшки в детских садах тогда были исключительно железные.

Ответом ему стало очередное ругательство. Лисицын вздохнул:

– Я понимаю, что ты по капле выдавливаешь из себя раба. Понимаю, что занимаешься этим всю жизнь. Не понимаю только, почему ты похож на сморщенный тюбик, а раб никак не кончится. Ладно, может, хватит с него? Толком все равно ничего не скажет, а скоро рассвет.

Вопрос был серьезный. Как только станет более или менее светло, Трумэн поднимет всех и двинет сюда, им на выручку. Поэтому стоило поторопиться. С этим были согласны все, и допрос решили форсировать.

Гоблина отправили отдыхать в компанию к профессору, а сами оказались перед выбором: полуэльф или женщина. Полуэльф наверняка информированнее. С другой стороны, он уже многое сказал, а то, что еще не прозвучало, выцарапывать придется клещами. В буквальном смысле слова. Поэтому решили для начала переговорить с дамой – при нынешних раскладах она выглядела перспективнее.

– Ну что, красивая девушка Полина, – Лисицын улыбнулся пленнице своей фирменной улыбкой. Такой он когда-то пугал не в меру молчаливых подследственных, его опера специально приглашали. Точнее, водили к нему молчунов на экскурсии. Заведут, а ты такой в халате, да с инструментами, да стол как раз готов… Остается только улыбнуться. Очень хорошо способствовало развязыванию языков. И сейчас получилось неплохо – девушка рефлекторно дернулась, пытаясь оказаться от него подальше. – Я смотрю, не срослось у вас с лейтенантом… Давайте так. Не срастется разговор с нами – вы срастетесь с грунтом. Как вам этот вариант?

– Да пошел ты…

– Интеллигентной девушке и слов-то таких знать нельзя, – Сергей выслушал, не перебивая, ее эмоциональную тираду и улыбнулся, на сей раз почти ласково. – Но если вы меня хотите разозлить, то очень зря. Я, понимаете ли, сейчас на работе. А работу и эмоции смешивать не стоит, непрофессионально это. Я вас, случись нужда, на ломтики разрежу без малейших эмоций. И пока вы не расскажете мне, как дошли до жизни такой, от вас не отстану.

– Да я, скорее, сдохну…

– Это вас не спасет, – Лисицын усмехнулся и, наклонившись к ее уху, признался собеседнице, кто он. Та ощутимо спала с лица и побледнела. Хотя чего тут нервничать? У его магии больше дурной славы, чем реального зла. – Так мы говорить-то будем? Или, может, начнем?

Вот что значит хорошая репутация! Он ее и пальцем не тронул, а выложила дамочка все. Хотя чего тут, в сущности, выкладывать-то было? Она просто сделала свою работу, исполнив распоряжение посла, которому совершенно не нравилось, что кто-то из его ведомства имеет контакты и ведет сотрудничество с враждебной страной. Тот факт, что сам он делал то же самое, но с не менее враждебной Францией, выносилось за скобки. В общем, министерство одно, а группировки разные.

Украдкой наблюдающий за Кобриным, Сергей понял – в раскладах тот уже разобрался и теперь обдумывает, как бы поставить в известность свое начальство. Хотя чего тут не понять. Вначале посол (а как играл, хрен в чем-то заподозришь!) попытался сорвать работу, просто сдав Лисицына французской агентуре прямо там, в городе. Когда тот оторвал наглецам головы, эвакуировал засветившуюся Полину под крылышко французов. Сентиментальный человек, однако мог ведь и ликвидировать, оно даже надежнее бы вышло. Что сейчас, в общем-то, и подтверждается. А вот сюда она потащилась, конечно, зря. Впрочем, учитывая, что шашни с полуэльфом, главой, кстати, французской разведсети в этих местах, она закрутила моментально, с ее точки зрения логика была. Женская, правда.

Поучительная история, хотя по большому счету сейчас мало на что влияющая. Лисицын переглянулся с остальными и вслух задал вопрос, который наверняка мучил каждого из присутствующих, причем с обеих сторон: что с пленными делать дальше? С одной стороны, терять ценные источники информации как-то неохота. С другой, оставлять их в живых – делиться этой информацией с американцами. Учитывая же, что экспедиция, в сущности, под эгидой США и проводится, как бы ни пришлось их вообще отдавать. Дилемма, однако. Но, так уж получилось, от необходимости принимать судьбоносное решение их избавили.

– И что это вы здесь делаете?

Лисицын повернулся, удивленно поднял брови:

– Алекс?

– Ну да, все мы здесь, – Трумэн вошел в дверь, окинул взглядом картину «допрос в полевых условиях», понимающе усмехнулся. – Как, многое узнали?

– Да, потом расскажу. Или сам расспросишь.

– Да мне без разницы. Вон ему интересно будет.

Кивок головы обозначил интересующееся лицо.

Ну да, Смит, кто б сомневался. За его спиной Джордж, Маша – ну куда ж без нее… Еще маячат на заднем плане оба британца, морпехи… Лисицын удивленно поднял брови:

– Вы что, всей толпой сюда приперлись?

– Да нет, Бакомбо с его головорезами там оставили. Толку от них все равно немного, пусть хоть базу охраняют.

Логично, в общем-то. Лисицын кивнул:

– Ладно, берем этих да буксируем на базу. Что узнал, я потом расскажу, а их сами расспросите.

Трумэн кивнул, но только он хотел отдать распоряжение, как Маша, поднырнув ему под локоть, разом оказалась напротив Сергея.

– Ты… Ты… Ты…

– А я что?..


За это Лисицын тут же заработал кулачком в грудь. И еще несколько раз. И продолжалась экзекуция до тех пор, пока он не поймал девушку за руки. После чего пошли обвинения в том, что он оставил ее одну. И что бы она делала, если б он погиб? Затем сопли-слезы… В общем, милая семейная сценка, вызывающая набор понимающих смешков у всех присутствующих.

Хорошо еще долго психовать и обижаться Маша не умела. Не тот характер. Слезы высохли очень быстро, после чего вернулся интерес к окружающему. И в первую очередь к представительнице одного с ней пола. Обойдя стул, на котором все еще сидела Полина, по кругу, девчонка осмотрела ее во всех подробностях. Хоть и видела раньше в посольстве, но там Полина была для нее лишь лицом за стойкой, теперь же, пользуясь случаем, она явно стремилась узнать побольше и рассмотреть угрюмо молчащую дамочку во всех подробностях. Затем встала напротив, уперла руки в бока и, под удивленными взглядами остальных, спросила:

– Сыр любишь?

– Нет.

– Странно. Такая крыса – а сыр не любит…

– Да пошла ты…

– А тебе бы на диету сесть, – будто не услышав затейливое пожелание сексуальной прогулки в неведомые дали, хмыкнула Маша. – Говорят, лишний вес плохо отражается на работе сердца. Да и мужчины таких не любят.

– Что, отбить хочешь? И не надейся. На твою фигуру ни один нормальный мужик не клюнет.

– Возможно, – Машка окинула взглядом свои пропорции, затем телеса собеседницы и самокритично согласилась: – У тебя параметры интереснее. Что поделать, кому-то Бог дает большие сиськи. А на ту, которой не дал, у него более серьезные планы. Кстати, а кого тут отбивать? Вон того? – кивок в сторону пленного француза. – Какой смысл? Кстати, привет, дядюшка. И как тебя угораздило связаться с этой мымрой?

Глаза выпучили все. И Лисицын, и Полина, и американцы, и сам француз. Маша усмехнулась презрительно:

– Что, не узнал? А я вот узнала. Разрешите вам представить – мой дядя. Точнее, родство чуть более далекое. Он двоюродный брат моего деда, ну да эльфы живут долго, и это накладывает определенный отпечаток на восприятие. Как видите, данный экземпляр хорошо сохранился. И почти не изменился с момента, когда я видела его в последний раз.

– Однако же, леди, вы не слишком почтительны, – усмехнулся Смит.

– А с чего бы? Моего отца из-за этого брака изгнали из рода, мать травили… В обоих смыслах слова. Причем он особо активно в этом участвовал – наверное, чувствовал собственную неполноценность. Так что мне сейчас даже интересно наблюдать за ним.

Француз ответил на темноэльфийском. Удивительно красивый все-таки язык. И совершенно непонятный. Хуже, чем латынь, которую Лисицыну пришлось зубрить в студенчестве. А вот Машка поняла, и лицо ее словно закаменело и стало бледным-бледным.

– Что он сказал?

– Ничего особенного, – удивительно спокойно ответила девушка. – Просто назвал человеческой подстилкой. И подзаборной шавкой.

Шаг вперед – скорость, с которой Маша двигалась, вышла за пределы восприятия Сергея – и обутая в кроссовку нога с размаху проехалась по скуле полуэльфа. Уж очень удобно тот сидел. Голова мотнулась так, что Лисицын подумал, шея сломается. Но нет, француз только удивленно захлопал глазами – видать, кости у него были крепкие. На лице стремительно наливалась кровью огромная багровая ссадина.

– Укусила собака? – голос Маши звучал ласково-ласково. – Злая, небось? Ну ладно, не плачь. Сейчас укусит добрая.

Ко второму удару полуэльф был готов, но когда тебя изо всех сил пинают между ног, сохранить аристократически безразличное лицо сложно. С тихим шипением он втянул в себя воздух и сложился пополам. И тут же новый удар в лицо, такой, что заставил его распрямиться. По полу с отчетливым стуком покатились выбитые зубы.

– Вот такая я, – на лице девушки блуждала отстраненная улыбка. – Добрая-предобрая, правда?

Лисицын схватил ее за плечи, развернул и прижал к себе. Девчонка всхлипнула, и тут же плечи ее затряслись, а обильно выступившие слезы намочили рубашку. Обычная истерика. Он чертыхнулся мысленно, погладил ее, как в детстве, по голове. Взгляд ненароком зацепился за успевшие порядком отрасти волосы. Белые у корней, они придавали девушке какой-то пегий окрас.

– Все-все-все. Тихо-тихо… Все, я сказал! Он уже свое получил. Все нормально. На, – Сэм очень оперативно сунул ему в руки фляжку. – Глотни. Один глоток, я сказал!

– Кха!!! – не слушая его, девчонка высосала сразу полфляги фирменного американского самогона. – Что за гадость!

Ну, гадость, не гадость, а сработало пойло вероятного противника как надо. Во всяком случае, щеки девушки порозовели, и думать о чем-то кроме как продышаться от этой отравы она сейчас была не в состоянии. Чего Лисицын, в принципе, и добивался. С женской истерикой можно бороться по-разному. Можно по щекам отхлестать, а можно вот так. Правда, что вреднее для организма – вопрос открытый.

– Все, пакуйте его, парни, – Лисицын повернулся к морпехам. – Только не поломайте, когда тащить будете. Синяки я не считал, не проверишь, но кости вроде бы все целые, имейте в виду.

Предупреждение было не лишним. За время путешествия девчонка стала любимицей всей группы, и ее, судя по некоторым обмолвкам, считали чем-то вроде негласного талисмана. В такой ситуации полуэльфу и впрямь могли случайно оторвать что-нибудь ненужное. Голову, например.

Шипящего сквозь зубы француза утащили, остальные пленные смогли покинуть комнату своим ходом. Когда их увели, Смит осуждающе покачал головой:

– Думаю, вам стоило бы быть чуть более сдержанной, и…

– Не ваше дело!

Смит заткнулся чуть ошалело. До сих пор он ни разу не слышал от этих двоих подобного тона. Да, русский и его сестра были до ужаса неполиткорректны, вольны в суждениях, иногда резки, часто язвительны, но притом очень хорошо чувствовали грань, которую нельзя переходить. Во всяком случае, ни один из участников экспедиции не смог бы сказать, что его оскорбили – разве что дали жесткий отлуп в ответ на собственный косяк. Но сейчас…

Сейчас на Смита глядели две пары глаз, очень разных, но и невероятно похожих. Чем? Скорее всего, выражением. Очень схожая гамма чувств, преобладающим в которых было презрение. Смит, человек умный (а другого руководить экспедицией не поставили бы), сразу понял, что здесь не просто оттоптанная мозоль, а нечто большее. И лезть в это узкое, практически семейное дело не стоит. Хотя бы потому, что это опасно для здоровья. И уж как минимум его пошлют, далеко и надолго, полностью наплевав на авторитеты. В этой ситуации лучше всего было спустить вопрос «на тормозах», что он и сделал, пожав плечами и замолчав. И был прав.

Откуда ему было знать, что там случилось в прошлом? Знал только Лисицын, даже его мать и бабушка не посвящались в тему. Просто из-за того, что Машка прекрасно понимала: женщина может запросто разболтать информацию. Не со зла, а просто не следя за речью. Пожилая женщина, да в разговоре с подругами – тем более. Именно поэтому только брату она когда-то один-единственный раз облегчила душу. Просто в момент, когда не было сил держать все это в себе и надо было хоть с кем-то поделиться болью.

Все просто было, еще одна вариация на тему старой, как мир, истории. Темные и светлые эльфы издавна враждовали. И так же давно поняли, что война не приносит выгоды. Именно поэтому обе стороны уже много веков держали нечто вроде негласного, однако от того не менее жесткого перемирия. Но если эльфы старые, опытные, повидавшие мир и контролирующие свои эмоции к положению дел привыкли и, в общем-то, против таких раскладов ничего не имели, то шустрая молодежь… О, этой дай только побурогозить, ломая «замшелые традиции» и пытаясь создать что-то новое. Не понимая даже, что их родители когда-то пытались сделать то же самое.

Иногда подобное выливается в эксцессы, подчас кровавые. Но если рукой на перевязи или шрамом на лице можно похвастаться перед сверстниками, а старшие вряд ли станут вмешиваться, не мешая детишкам зарабатывать собственные шишки, то кинжал в сердце – это уже куда серьезнее. И проблемами грозит нешуточными, причем для обеих сторон.

Что уж не поделили темный эльф из Франции и светлый из уважаемого сицилийского клана, так и осталось неизвестным. Машка не говорила, а скорее всего, и сама была не в курсе. Все же к моменту, когда ее судьба пересеклась с Лисицыным, ей было всего десять лет. Но кое-что она знала.

Поединок двух молодых – им обоим не исполнилось еще и шестнадцати – эльфов кончился смертью одного из юнцов. А это уже грозило серьезными, вплоть до открытой войны, последствиями. Разумеется, сородичи не оставят без поддержки, но это относилось к обеим сторонам. А большой войны никому не хотелось. Эльфы любят кушать в хороших ресторанах и гонять на дорогих тачках, а не умирать из-за ошибки пары самонадеянных мальчишек. И потому на компромисс, демонстративно показывая окружающим, что не больно-то и хотелось, радостно пошли все.

Старейшины обоих кланов (о, уж они-то знали друг друга, кажется, вечность, и как врагов на поле брани, и как соперников на совместных попойках) посовещались и решили… В той ситуации, наверное, это было мудро. Раз темный убил светлого, то пускай его клан даст равноценную замену. Не другого эльфа, разу меется. Просто одна из женщин-дроу, по выбору отца погибшего, пойдет ему в наложницы, благо тот вдовец, и родит ему сына или дочь. Компромиссное решение, изрядно бьющее некоторых по самолюбию, но спасающее от взаимной резни. И, как это часто бывает с подобными решениями, что-то пошло не так.

Отец и мать Машки, так уж получилось, неплохо поладили. И, в конце концов, плюнув на условности, узаконили свои отношения. Под благовидным предлогом – детям надо расти в семье, а не считаться официально прижитыми на стороне ублюдками. И вот тут все взвыли, потому как ситуация с наложницей – это, в общем-то, овеянная веками традиция, подобное не раз случалось в прошлом. А вот межрасовые браки в среде эльфов, что темных, что светлых, не приветствовались. Еще можно было сдать назад, но парочка уперлась рогом… В общем, отца Маши изгнали из клана, его жену официально нет, однако грохнуть пытались раз пять, не меньше. Зря, что ли, они смылись из Европы в эту задницу мира, где на многое смотрели терпимее? Просто из-за того, что в окружении полудиких орков приходилось воздержаться от взаимной резни. И привело это в результате родителей девочки в тот самый аэропорт, где они и погибли. А с ними и оба старших брата Маши. Вот такая история… Которую остальным знать ну вообще не стоит.