Принцесса пепла и золы

Помпи прощается, а мы с Львиным Сердцем отправляемся на поиски Випа. Когда я нахожу его во внутреннем дворе замка, то пугаюсь. Слова благодарности остаются невысказанными. Сейчас, когда я вижу Випа таким подавленным и опустошенным, они были бы просто неуместны.

Принц сидит на ступенях и смотрит на каменную конную статую, украшающую центр двора. Легенда гласит, что всадник, о котором известно только его имя – Джохарт, и кто мог двигать камни силой своей мысли, основал нашу страну. Теперь – я вижу это по лицу Випа – история нашего королевства подошла к концу.

– Что случилось? – спрашиваю я. – Император напал на нас? И откуда вдруг взялся Львиное Сердце?

Вип переводит взгляд со статуи всадника на меня.

– Его доставил твой добрый друг Испе́р. Передавал тебе сердечный привет.

– Привет? – ошеломленно восклицаю я. – А где он сам?

– Отправился дальше. Но прежде попросил меня и моего отца о беседе. Или лучше сказать, принялся шантажировать нас от имени своего отца? Да, думаю, это ближе к истине.

– Он сделал это? В самом деле?

Мой мир рушится. Я опускаюсь на ступеньки рядом с Випом, и меня едва утешает то, что Львиное Сердце удивительно терпеливо лежит у моих ног, словно понимая, что меня что-то гнетет.

– У нас был выбор, – говорит Вип. – Воевать или сдаться добровольно. Мы сдались, Клэри. Не было сомнений, что мы поступим именно так, если вдруг столкнемся с таким выбором.

– Это значит… значит…

– Значит, что наша страна станет провинцией Империи. Мы будем управлять сами, что бы это ни значило, но в конечном итоге каждый раз, принимая решение, должны будем придерживаться законов и правил Кинипетской Империи. Самостоятельные решения караются. Мы будем освобождены от налогов, и Империя поддержит нас в делах, которые мы не могли продвигать из-за отсутствия денег. Якобы. Еще неизвестно, какие из этих обещаний будут выполнены.

Не могу в это поверить. Моя страна! Моя гордая, независимая страна!

– А у нас еще будет… король?

– Да, но с гораздо меньшим влиянием. Мой отец будет посредником между императором и своим народом.

– И с каких пор мы перестанем быть независимым государством?

– Соглашения находятся в разработке. Переговоры, касающиеся деталей, могут затянуться на месяц или два. Как только отец все подпишет, независимое королевство под названием Амберлинг уйдет в прошлое.

– Как он может делать что-то подобное? – ошеломленно спрашиваю я. – Как он может нас предать? Как он может предать меня?

– Он делает то, что говорит ему отец. И будучи самолюбивым, как и все представители Кинипетской династии, он считает, что делает нам одолжение. Ибо что может быть прекраснее, чем быть частью Империи?

Мы молча сидим бок о бок во дворе, пока не настают сумерки. Я не прошу у Випа одежду для верховой езды и седло. Решаю вернуться домой пешком и отложить полет до завтрашнего утра.

Львиное Сердце летит вперед. Когда я захожу домой, уже стемнело. Мой взгляд тут же устремляется к плоскому участку крыши между двумя самыми высокими фронтонами. Там, наверху, лежит мой линдворм, я вижу его черные очертания. Он спит. Эта крыша всегда была его любимым местом. Даже днем он часто лежал там, наблюдая за всем, что происходило вокруг дома. Я так счастлива, что он вернулся! И в то же время мне грустно. Как все, что касается Испе́ра и Амберлинга, могло зайти так далеко?

Я поднимаюсь по ступеням в свою комнатку в башне. После смерти мачехи я могла бы вернуться в свою старую комнату, но она стала для меня чужой. Какой бы сырой и продуваемой сквозняками ни была моя башенная комната, она мне нравится. Я люблю вид из окна, люблю общество голубей и не имею ничего против летучих мышей и пауков. Зимой, в самые холодные дни, я спала внизу, в доме, но теперь, когда на улице потеплело, мне по нраву лежать в своей постели и смотреть через окно прямо на звезды.

Войдя в комнату, я сразу ощущаю непривычный запах. Пахнет голубой куркумой и нотками летних трав. Я поднимаю лампу выше и вижу, что на кровати что-то есть. Моя накидка! Ту, что я потеряла прошлым летом в лесу, когда встретила Испе́ра! На ткани лежит мешочек, наполненный голубым порошком. Такое количество этой специи на рынке пряностей стоит монеты три-четыре.

С лампой в руке я разворачиваюсь, освещая все углы комнаты. Сначала думаю, что его здесь нет, но интуиция подсказывает – я здесь не одна. Более того, чувствую присутствие, которое приводит меня в возбуждение, восторженное, яростное возбуждение.

Да! У окна что-то мерцает. Я помню совет, который дала мне девушка, которая на самом деле была моей матерью: «Моргай, если что-то хочет от тебя ускользнуть, – говорила она. – Моргай, потому что глаза часто ошибаются. Когда глаза уже не будут смотреть так внимательно, а взгляд слегка затуманится, искать начнет сердце. Оно и найдет то, чего не могут разглядеть глаза».

Именно так сейчас и поступаю – и тот, по кому я так долго скучала, становится видимым!





19




– Превосходно! – восклицает он, хлопая в ладоши. – Ты сделала это!

Он сбрасывает маскировочное заклинание, и теперь я действительно вижу его: он выше меня, выше, чем Вип. Раньше я не принимала это во внимание. Веснушки покрывают его кожу, как и тогда, и я с облегчением отмечаю, что на его лице, несмотря на войну, не появилось никаких новых шрамов. Голубые глаза с темнотой внутри напряженно смотрят на меня. Вполне благожелательно, хоть и немного отстраненно. Мы давно не виделись. Очень-очень давно. О большей близости не может быть и речи.

– Ты знаешь, что это хороший знак? – спрашивает он. – Если кто-то может обнаружить кого-то под заклинанием маскировки – особенно если этот кто-то совершенно не обладает магическим даром, – это означает, что замаскированный человек что-то значит для него.

– Или что кто-то очень злится на замаскированного человека!

– Значит, ты сердишься, – говорит он и, похоже, считает это забавным, а не пугающим.

И это злит меня куда больше. У него всегда был этот вот-он-я-какой взгляд? Или победа над Тайтулпаном вскружила ему голову?

– Что ты о себе возомнил? – кричу я ему. – Ты осмелился прийти в эту страну, в мою страну, и шантажировать нашего короля? Только худшие люди угнетают более слабых и отбирают то, что им не принадлежит! Как можно так поступать? Я ненавижу это! Ненавижу находиться в беспомощном состоянии и позволять навязывать себе что-то лишь потому, что у меня нет другого выбора! Потому что кто-то приходит и говорит: «Я сильнее тебя! Я беру то, что хочу, потому что могу!» Я презираю таких людей! Я презираю тебя!


Кажется, его это не особо напрягает. Он пытается подавить улыбку, но ему это не удается.

– Если ты думаешь, что это смешно, – угрожающе заявляю я, – тебе уже ничем не поможешь!

– Извини, – отвечает он, – я просто вспомнил наш последний разговор. Ты говорила, что презираешь множество людей. А я ответил, что ты любишь тех людей, которых презираешь. И ты не отрицала этого.

Да уж. Я и сейчас не могу это отрицать, но точно не собираюсь говорить об этом ему. Все, что сказала Випу зимой у садовых ворот, по-прежнему актуально: я хочу прикоснуться к этому презренному монстру-волшебнику, который стоит передо мной. Хочу в его объятья, куда меня непреодолимо тянет. Но у меня есть гордость и честь. Я не поддамся этому позорному порыву.

Проблема в том, что он, похоже, ощущает то же влечение, но не собирается сдерживаться, предпочитая поддаться своим чувствам. Он подходит ко мне, обхватывает мою голову обеими руками, словно дыню на рыночном прилавке, которую можно взять так, как хочется, и приближает свое лицо к моему.

– Я сильнее тебя! – говорит он. – Гораздо сильнее! Но я люблю тебя – и твою страну люблю тоже. Ты совершенно не понимаешь, но я хочу возвести защиту между вами и своим отцом, намереваясь получить для Амберлинга самое лучшее! Моему отцу не нужно вести переговоры. Он может появиться здесь с небольшой частью своих войск и диктовать вашему королю условия. Тем самым образом, который ты так ненавидишь. И поверь, если бы меня здесь не было, он бы поступил именно так, полагая, что так будет лучше для всего мира. Но здесь я, и я готов выслушать, что скажут мне твой король и Вип. Не кричи на меня за то, что я отвоевал для вас у отца максимально возможную свободу действий. Он готов в будущем возложить ответственность за Амберлинг на меня, в случае, если аннексия – я признаю, она случится – пройдет гладко и быстро.

– И что, теперь я должна поцеловать тебя за то, что ты чуть менее омерзителен, нежели твой отец? Потому что ты оставляешь нам максимальную свободу?

– На самом деле мне все равно, почему и за что ты меня поцелуешь, но можешь начинать!

Он так обольстителен со мной, что я действительно испытываю искушение сделать это. Но невозможно! Только не так!

– Как насчет того, чтобы просто оставить нас в покое и вести себя как подобает?

– Вернуть вам независимость не в моих силах. Финал, конец, капут.

– Но ты и не страдаешь, отбирая ее у нас!

– Верно.

Я была так близка к тому, чтобы на несколько секунд отбросить все условности и ограничения и кинуться ему на шею, но теперь мои гнев и гордость возвращаются с новой силой. Я беру его руки, все еще держащие мою голову, и отбрасываю их от себя – мне удается, потому что он позволяет. Думаю, если бы он попытался противостоять мне, у меня бы не было шансов на успех. И кто знает, на что способны эти безрассудные узурпаторы, которым наплевать на чужие границы…

– Смотри, сумасбродный императорский сын: если ты продолжишь так себя вести, я выйду замуж за Випа, потому что нахожу его гораздо более симпатичным! Потому что он никогда не бывает таким надменным и снисходительным, как ты, и потому, что он мудр и обладает состраданием, и мне нравится его слушать. Он терпелив и может посмеяться над собой, а в ситуации, когда у него отнимают страну, традиции и достоинство, не теряет мужества и храбрости!

К моему глубокому удивлению Испе́р начинает хохотать:

– Бедный Вип, я сейчас заплачу от трагичности его положения!

– А разве оно не трагично?

– Нет, конечно, нет, моя дорогая! С ним все в порядке, он ничего не теряет. Что, если вашей стране придется бороться за независимость следующие десять или сто лет? Король и этот твой Вип просто абстрагируются, в то время как страна и народ будут медленно, но верно подвергаться разорению. Вы не можете позволить себе быть независимыми – это печальная правда. Конечно, у Випа и его отца всегда будут золотые ложки и вилки, и шеф-повар, который приготовит им карамелизованные стручки гороха, не волнуйся. Неважно, сохранят они свое королевство или потеряют, – они навсегда останутся монархами в этом королевстве, захватит его император или нет. Но тебе – именно тебе – лучше всего известно, каково в этой стране быть бедным и ничего не иметь. И при всем уважении, уж извини, если я слегка наступлю на твой шлейф гордости, в вашей стране слишком много бедных пьяниц! Тебе известно, сколько людей умирают в вашей стране от болезней? А сколько голодающих? Сколько человек вынуждены в нечеловеческих условиях выходить в море и как мало из них возвращается обратно живыми, целыми и невредимыми?

– Конечно, мне это известно. А все потому, что мы вынуждены откупаться. От твоего отца!

– Что за ерунда! Мой отец богат, Империя процветает, нам не нужны ваши деньги. Но мы вам нужны! Вам нужна эта сила на заднем плане, которую вы так осуждаете. Сила, которая вмешивается, когда дела идут плохо. Вам нужен император, чтобы отправлять девочек вроде тебя в школу, когда они теряют отца в возрасте двенадцати лет. Император, который следит за тем, чтобы таких детей, как ты, не эксплуатировали взрослые, в особенности их родственники. Вам нужен тот, кто из года в год вкладывает несусветные средства в медицинское обслуживание своих подданных и помогает беднейшим из бедных. Кто передаст вам часть своей силы; император, который верит в то, что страна преуспевает тогда, когда преуспевают живущие в ней люди. Знаешь, почему мы отвоевали провинции, завоеванные Тайтулпаном? Потому что они хотели принадлежать нам. А вовсе не Тайтулпану!

– Еще будучи маленьким ребенком, я слышала, что мы должны платить Кинипетской Империи огромные суммы, чтобы оставаться свободными!

– Ага. Вы ежегодно переправляете через границу тысячи ящиков с золотом, потому что где-то есть договор, в котором говорится: «Если вы не дадите нам золото, мы заберем вас!»

Я хмурюсь:

– А разве это не так?

– Полная чушь! Конечно, из Амберлинга в Империю текут очень большие деньги. Но и вы получаете кое-что взамен. Все, чего у вас нет, вы покупаете у нас. А нужно вам многое, потому что ваша страна маленькая и вы не можете производить все самостоятельно или неделями везти из другого независимого королевства. Твой линдворм – лучший тому пример. У вас нет места, чтобы разбирать такие случаи. Либо убиваете тех существ, которые считаются проблемными, либо передаете их нашим учреждениям и законам. Вы сами выбрали второй вариант, и это разумно. Итак, дракон переправился через границу и поселился у нас. Конечно, услуга Кинипетской Империи требует определенной платы. Кстати, вы отправляете к нам и своих преступников, они сидят в наших тюрьмах – вы платите за это деньги. А когда мы будем одной империей, это не будет стоить ни гроша. Вы получаете выгоду от нашей силы, мы расширяем страну, защищаем границы и стабилизируем мощь. Так что выигрывают все.

Я вызывающе смотрю на него. Не все так просто. Я уверена, что нет!

– Все, чего это будет вам стоить – чего это действительно будет стоить в конце концов и по итогу, – того, что над замковой горой будет развеваться уже не желто-голубой флаг Амберлинга, а зеленая ветка на фоне полотнища ежевичного цвета – флаг Кинипетской Империи. Неужели это так плохо?

– Это моя страна, и на замковой горе должен развеваться наш флаг!

– Это лишь другие цвета и другой рисунок.

– А вот и нет! Речь идет о достоинстве, традициях и свободе!

– Вы станете более состоятельными, чем прежде. И, если спросишь, я скажу, что отсутствие недостатка в деньгах – вот что делает людей свободными.

– Флаг должен остаться желто-голубым!

– Но этого не будет.

– Если он станет ежевично-зеленым, тебе придется обойтись без меня!

– Желто-голубой, желто-голубой. Ты вообще себя слышишь? Ты как некий восьмилетний принц, которому не нравится цвет его торта!

– Вряд ли ты можешь это сравнивать.