Принцесса пепла и золы

– Ну, если уж тебе действительно хочется знать: принц намерен встречаться со мной, но он может выбросить это из головы: мне это совсем не интересно.

– Это тебе придется выбросить все из головы, – говорит моя фея-крестная. – По договору он имеет право требовать этих свиданий.

– Что-что?

– Ты подписала его, – кротко заявляет она. – Ну, помнишь, то согласие, которое я должна была передать в замок. Там были указаны несколько условий.

– Я так и знала!

– Тогда зачем подписывала?

– А-а-а! – раздраженно говорю я и отмахиваюсь. – Какая разница! После моего представления сегодня вечером он вряд ли пожелает дальнейших встреч.

Кротость моей феи сменяется ярым возмущением:

– В смысле? Что ты наделала? Что значит – после представления?

– Я не люблю твоего принца. Забудь об этом.

– Я видела корону на твоей голове! Знаю, что ты призвана спасти нашу страну! Я совершенно уверена!

– Хватит уже! Я же просила тебя не восхвалять меня, вовлекая в свои жуткие предчувствия.

– Он все еще кажется тебе уродливым?

– Спокойной ночи, добрая фея!

– Я тебя не так учила.

Я делаю долгий и демонстративный вздох.

– Да здравствуют призраки, добрая фея!

– Возблагодарим призраков, дитя мое.

Она встает и в конце концов уходит. Фея знает, когда проигрывает. Кроме того, она, должно быть, устала: минувший вечер был для нее не менее утомительным, чем для меня.

После того как ее шаги стихают, я снимаю платье, распускаю косу, вытаскиваю из волос наполовину увядшие цветы и надеваю сорочку, в которой обычно сплю.

Я зеваю; голуби, порхая крыльями, взлетают на опоры крыши и прячут головы в оперенье.

Слишком устала, чтобы думать.

Я люблю его.

Не знаю, как такое могло случиться.





13




Странно, но следующее утро проходит точно так же, как и многие другие до этого. Едва рассветает, я встаю, надеваю тысячу раз залатанное и перелатанное платье, скручиваю волосы в спираль на макушке, сонно спускаюсь на кухню, набираю воды, разжигаю огонь, готовлю завтрак.

Между делом выпускаю кур, открываю им, как и обещала, калитку на речной берег; наполняю миску Гворрокко и с облегчением обнаруживаю, что Наташа, чуть более оцепенелая, чем обычно, тоже успела заявиться на кухню и теперь вертится у моих ног. Я даю ей случайно разбитое яйцо, которое она мгновенно проглатывает.

Затем несу поднос с завтраком вверх по лестнице, как и каждый день до этого. Раздаю кофе и тарелки своим заспанным сестрам и матери, а они, как всегда, сонно валяются в кроватях, нехотя стонут и своими взглядами дают понять – в том, что ночь прошла слишком быстро, виновата именно я.

Оставив Гворрокко и поднос в спальне матери, хочу поскорее выскользнуть в коридор, но меня удерживает ее голос:

– Золушка?

О, я ненавижу это. Если утром мачеха подзывает меня к себе, значит, у нее есть для меня задание. Обычно – целая гора.

– Да, что такое?

– Спасибо за завтрак.

Чтоб мне пусто было! Я удивленно оборачиваюсь, но она молча разбивает яйцо, делает глоток кофе и гладит Гворрокко, который удобно устроился рядом с ней на постели.


– Это все, – говорит моя мать. – Можешь идти.

Я осторожно закрываю за собой дверь. Теперь уже не все, как обычно!

Все утро, в течение которого меня, на удивление, никто не дергает и не озадачивает никакими поручениями, так что я могу комфортно заниматься своими делами, смена настроения матери занимает меня. Полагаю, она решила, что однажды я стану королевой. И что в таком случае было бы удобно, если бы я не думала о ней слишком плохо. Возможно, она надеется, что я приглашу Этци и Каниклу в замок, чтобы они познакомились там с парочкой милых, состоятельных джентльменов.

На ум приходит то, что сказал Испе́р. Что я люблю свою семью несмотря на то, что она ежедневно вытворяет со мной. Вероятно, он даже прав. Я бы пригласила сестер в замок. Наслаждалась бы лекциями Этци и чертами лиц ее слушателей, когда они пребывали бы в неведении, стоит ли им смеяться или плакать. И радовалась бы возбужденной улыбке и пыхтению Каниклы, когда слуга ставил бы перед ее носом вкуснейшую выпечку, клубничные блинчики и пирожки с грибами, которые можно есть до отвала. Да, я бы так и сделала, только этого никогда не произойдет. Потому что я не выйду замуж за принца, даже если это означает, что я проживу в бедности всю свою жизнь, – не считая, конечно, небольшого сундучка с золотыми монетами, который я получу, когда достигну совершеннолетия.

Сегодняшний обед я несу в сад, потому что салон в руинах. Никто не заставляет меня убирать и вычищать его, даже я сама. Никто не приказывает это сделать. Моя мать и сестры делают вид, что никакого вреда не нанесено. Да и к чему говорить об этом: денег, чтобы привести все в порядок, у нас сейчас нет. Все сбережения ушли на бал, ежемесячный счет перерасходован, а это значит, что мы в черном списке у многих торговцев города. Следующий платеж с рудников придет не раньше, чем через три недели.

Солнце светит ярко; и если не принимать во внимание тот факт, что я влюблена, переживаю за своего возлюбленного и до сих пор не могу поверить, что из всех людей во всем мире я встретила сына императора, который украл мое сердце, я и в самом деле очень счастлива. Вчерашний вечер мне понравился: возможно, это был самый прекрасный вечер в моей жизни. И это несмотря на то, что он был таким хаотичным и сумасшедшим – а может, именно из-за этого. Испе́р прав. Я люблю жизнь, и независимо от того, что происходит, в основном нахожу ее интересной и удовлетворенной. По крайней мере, так было до того, как я встретила его.

К четырем часам дня от моего безмятежного, задумчивого настроения не остается и следа. По нашей подъездной дорожке скачут на лошадях три всадника, а один из них спешивается и забегает в огород, где я собираю бобы.

– Здравствуй, Клэри!

Это принц. Одет он сегодня довольно буднично. Куртку для верховой езды по причине жаркой погоды оставил дома и поэтому стоит передо мной в сапогах, бриджах и рубашке; рыжие курчавые волосы летят ему в лицо, оттого что так быстро вбежал в сад. Он приглаживает их за уши и слегка кланяется:

– Прости, что вторгаюсь сюда вот так, без предупреждения, но я хотел отдать тебе то, что ты вчера оставила в замке.

– Моя тачка! – радостно восклицаю я, глубоко впечатленная тем, что он озаботился доставить ее мне.

Принц столбенеет.

– Про тачку я ничего не знаю, – говорит он. – Я, вообще-то, имел в виду твою хрустальную туфлю.

– О, – разочарованно выдыхаю я. – И где она?

Потому что его руки явно пусты, а карманы недостаточно оттопырены, чтобы там могла скрываться моя туфля.

– В моей седельной сумке. Сейчас принесу. И кстати… если тебя это не побеспокоит…

– Да, в чем дело?

– Я подумал, мы могли бы поговорить. Немного.

– Я не выйду за тебя замуж, – прямо говорю я. – Не хочу.

– Но ведь это не было предложением вый- ти замуж! – возражает он. – От такого шага я далек.

– Ну если это так, – нерешительно отвечаю я. – Если ты действительно очень далек от этого, то я не возражаю, если мы минут пять посидим в саду. Я приготовлю тебе чай, если хочешь.

– Отлично! – сияя, говорит он. – Я сейчас вернусь!

Бьюсь об заклад, мачеха и сестры уже прижали свои носы к одному из многочисленных окон нашего дома. Но на протяжении всего визита кронпринца они даже не появились. Одна лишь Наташа в какой-то момент выскакивает в сад, развеивая во мне последние сомнения, что она могла пострадать во вчерашнем пожаре. Хорек незаметно забирается на липу, под которой стоит наш садовый столик, откуда внезапно и очень неожиданно прыгает на плечо принца, громко и весело стрекоча.

– Ну, а ты кто? – без всякого визга спрашивает принц, а затем пытается погладить Наташу, но это ему не удается, потому что Наташа позволяет прикасаться к себе только моим сестрам. И мне, если я держу в руке что-нибудь съедобное.

Поскольку этот фантастический прыжок оказался для Наташи огромным разочарованием (принц мог хотя бы съежиться), через некоторое время она спрыгивает в траву и исчезает. Я подозрительно прослеживаю за ней взглядом, потому что хорек любит охотиться на кур. Она знает, что этого делать нельзя, но перья всегда так красиво летают, а куры так энергично и громко кудахчут, что она просто не может отказать себе в удовольствии. И сегодня, как мне кажется, Наташа именно в том настроении, чтобы попытаться снова.

Пять минут, которые я отвела принцу, превращаются в час, и, признаюсь, мне нравится с ним общаться. Это как на балу: с ним легко болтать, из него вышел приятный собеседник. Моя хрустальная туфля стоит на столе рядом с чайником и напоминает мне, что я влюблена. Не знаю, говорить ли принцу. Было бы честно, если бы он отказался от всех планов относительно моей персоны. Но, с другой стороны, его это совсем не касается.

Я как можно незаметнее пытаюсь направить русло разговора на тему об императорском сыне, но, как и всегда, когда стараюсь сделать что-то незаметно, сразу рублю сплеча:

– Ты слышал что-нибудь об Испе́ре? Он сказал, что должен помочь своему брату где-то на границе с Тайтулпаном, и теперь я задаюсь вопросом, что это значит и находится ли его жизнь в опасности.

– Это он тебе рассказал? – удивленно спрашивает Вип. – Вы что, так долго говорили друг с другом?

– Э-э… говорили? Да. По правде говоря, все время.

– Правда? Я этого даже не заметил. Я думал, что он станцевал с тобой танец, а потом снова исчез.

– Может, так оно и было.

Принц испытующе смотрит на меня. Очень долго. Я чувствую себя все более некомфортно, он словно видит меня насквозь.

– Он сказал мне, что познакомился с девушкой. В лесу, когда искал Энни.

– Кто такая Энни? – обеспокоенно спрашиваю я.

Боюсь, это звучит ревниво.

– Энни – рогатый панцирный драгофант, который вот уже несколько недель опустошает наше королевство. Вернее, драгофантиха – это девочка.