Правая рука князя Тьмы

Еще не хватало подставить девчонку под удар и нарушить данное Матариэлю слово. Он, конечно, добился от меня обещания не самым честным путем, но кого я обманываю? Нам, демонам, честность побоку. Получил, что хотел, – и молодец. А мне теперь от слова отступаться – не дело.

– Арафель права, – заметил Авив. – Там будет опасно. Лучше оставайся здесь. А вот я, пожалуй, разомну кости.

Я насмешливо хмыкнула, но возражать не стала.



– Ну, и с каких пор тебя стала волновать борьба за права женщин, а также восстановление справедливости в отдельно взятом графстве? – поинтересовалась я, шагая с вором бок о бок по узкой улице.

Вызывать раштанга показалось нецелесообразным: по центру Раунда быстро не поездишь, а двигаться с черепашьей скоростью для такого существа – чистое мучение.

– Вообще мне и самому чуть не подпалили пятки, – напомнил Авив. – Могло это обстоятельство вызвать во мне чувство протеста?

– Могло, – охотно согласилась я. – Но, скорее всего, тут не обошлось без очаровательной голубоглазой девушки в брюках.

– Даже если и так, – беззаботно отозвался вор, – почему бы нет?

– Имеешь полное право. Но тебя не смущает то, как она относится к твоей работе?

Он хмыкнул, глядя прямо перед собой. Шаг стал шире, и над сапогами поднималось теперь больше пыли.

– Видишь ли, Арафель, я не буду защищаться и говорить, что у меня не было выбора. Наверное, тогда, семилетним мальчишкой, оставшимся без средств к существованию, я мог придумать что-нибудь другое. Не воровать булки, а, например, стучаться во все дома подряд: авось, кто-нибудь предложил бы хлеб и постель за какую-нибудь работу. Наверняка тяжелую, но зато честную. Я выбрал то, что выбрал. И сейчас поздно метаться. Но и рассчитывать на то, что кто-нибудь придет от моего рода занятий в восторг, глупо, ты не находишь? Тебе никогда не приходилось чувствовать, что ты – такая, какая есть, и не всем это нравится, но тут уж ничего не попишешь?

– Пожалуй, приходилось, – усмехнулась я.

О да, смириться с моей сущностью удалось бы мало кому из земных знакомых. Большинство бежали бы в страхе. Некоторые особенно смелые, наоборот, ринулись бы навстречу, вооружившись мечом и молитвой. Самым удивительным было то, что Эйтан, зная обо всем, оставался рядом.

– Отчасти ты прав, – признала я. – Но лишь отчасти. Не позволяй другим ставить тебе оценки. Жизнь – не школа, в ней нет учителей, только ученики. И нам не дано заранее знать, кому она поставит отметку «отлично», а кого запишет в непроходимые бездари.

– Они проедут вот здесь.

Эйтан ткнул пальцем в карту. Я кивнула, прищурившись, видя перед мысленным взором не зеленые и коричневые пятна, масштаб один к десяти тысячам, а настоящий лес, дубы и клены, заросли крапивы неподалеку от прогалины, и колею, оставленную проехавшей после дождя повозкой.

– Выедут в Раунд ранним утром. Больше мне помочь нечем, – закруглился Эйтан и, убедившись, что я увидела все необходимое, привычными движениями свернул карту в трубку.

– С нами не ходи, – предупредила я. – Если тебя хватятся, сразу поймут, откуда ноги растут у нашей осведомленности. Кому это поможет? Верно: никому.

– Я и не собирался.

– Хорошо. Стой, что, даже не скажешь, что будешь страшно за меня волноваться? – укоризненно приподняла брови я.

– А что тебе сделается-то? – фыркнул он. – За стражу буду волноваться, так и быть.

– Это правильно. Но хоть пожелай нам удачи!

– Удачи!

Он наклонился, чтобы поцеловать меня в губы. Я увернулась. Отступила на шаг.

– И не забудь: чем больше народу увидит тебя поутру в замке, тем лучше. Алиби – штука полезная.

– Спасибо за совет, – холодно отозвался Эйтан.

Сердито сверкнул глазами и вышел из комнаты.

Прикусив губу, я смотрела на хлопнувшую дверь. Зря я стала с ним заигрывать. Зачем? Ведь знала, что это неуместно, и все равно не удержалась. Есть вещи, которым не суждено осуществиться, и ни к чему морочить голову себе и другим. Жаль только, что мне так тоскливо от этого осознания.

Телега, поскрипывая, катилась по лесной дороге, то и дело рискуя завалиться набок. Причина заключалась в своеобразности груза, который на ней перевозили. Как-никак клетка в человеческий рост, можно даже сказать, перевозная камера. Да женщина внутри, которая то стояла, обхватив руками прутья, но сидела, забившись в угол. Но опытный кучер и хорошая ездовая лошадь обеспечивали вполне благополучное продвижение. Два всадника ехали впереди, по большей части придерживаясь темпа повозки, лишь изредка подгоняя коней, дабе проверить, все ли спокойно на очередном участке дороги. Еще трое ехали позади, а последние двое – по бокам от телеги, если того позволяла ширина дороги.

Девушка в клетке, с длинными, спутанными волосами, в измятой одежде, в которой наверняка провела всю прошлую ночь, молчала. Ее движения были необычно резкими, под глазами залегли темные круги, да и сами глаза казались красноватыми из-за полопавшихся сосудов. В данный момент она вцепилась обеими ладонями в крепкие деревянные прутья и ловила жадным взглядом картины, которые открывал перед ней на прощание знакомый лес.

Возница окрикнул лошадь, всадник, ехавший впереди других, выругался, натягивая поводья. Женщина в свободной цветастой юбке, какие носили джипси, стояла посреди дороги и явно не желала посторониться. Стража бы проехала и так, но вот для телеги это было затруднительно.

– Далеко ли собрались, молодые люди? Хотите, погадаю? Всю правду скажу!

– Спасибо, девица, да только не тяну я уже на молодого! – крикнул всадник лет пятидесяти, из тех, что двигались позади телеги.

– У кого душа молода, тот не стареет, – просияла джипси.

– Пшла отсюда, пока хлыстом не получила! – нетерпеливо рявкнул тот, что ехал первым.

И тронул коня, вынуждая путницу сойти с дороги. Заскрипело колесо, телега медленно двинулась по колее.

– Зачем так грубо говоришь, сержант? – окликнула женщина. – Понимаю, нелегко это, когда на службе ставят палки в колеса, лишь бы повышение твое грядущее расстроить. Ну так в жизни ведь и хорошие люди есть. Не все черным-черно. Вон, кузина недавно двойню родила, чем не радость?




…Они должны были проехать ярдов пятнадцать, не больше. Иначе план бы оказался под угрозой. Но мой расчет был верен. Сержант придержал коня, развернулся в мою сторону. Следом за ним остановились и другие.

– Ты что, меня знаешь? – жестко спросил он. – Откуда все эти подробности?

Моя осведомленность впечатлила и остальных. Они стали тихонько перешептываться, время от времени бросая на меня боязливые взгляды.

– Мы никогда не встречались, – ответила я. – Но ты, должно быть, из тех, кто недооценивает способности гадалки. Я знаю про тебя не так уж мало. А если покажешь руку, смогу рассказать кое-что еще.

– Не верь ей!

– С такими опасно связываться!

– Небось просто сплетен на базаре послушала! – принялись советовать сослуживцы.

Но сержант не торопился согласиться со скептиками: слишком уж многое я сумела «угадать».

– А сказано в сплетнях, что ты в детстве руку в огонь сунул, и только ведунья святой водой сумела ожог свести? – вмешалась я.

Сержант спрыгнул на землю, перебросил поводья одному из стражников.

– Эй, может, не пойдешь? – засомневался тот.

– Меньше болтай.

Сержант подошел ко мне и вызывающе вздернул подбородок.

– Ну? Что еще сказать хочешь?

– Не очень-то ты вежлив, – заметила я, не отрывая взгляда. – Руку покажи. Тогда скажу.

Он протянул мне мозолистую ладонь. Кожа грубеет от рукояти меча. От ручки хлыста, надо полагать, тоже.

– У меня для тебя две новости, касатик, – сообщила я, поглядев на его руку. – Одна хорошая, другая плохая. Начну с плохой. Здоровье твое подорвется, очень и очень скоро.

– А хорошая новость какая? – хмурясь, спросил он.

– А хорошей нет, – осклабилась я. – Просто мне очень хотелось сказать эту фразу, про две новости.

И тут просвистела тетива.

Стрела пробила сержанту грудь. Он дернулся, захрипел. Кровь засочилась между плотно подогнанных кольчужных колец. Я не пыталась поддержать его, чтобы замедлить падение. Выкарабкается. Сердце не задето.

Огляделась. Теперь здесь было так шумно, что не услышать ни звон спускаемой тетивы, ни свист стрелы, мчащейся к цели. Йуваль стреляла метко, и уже второй стражник ее стараниями выпал из седла. Другие девушки были под стать своей командирше. С крепкой дубовой ветки спрыгнул Авив, и приземлился на крыше клетки, в которой везли заключенную. Должно быть, обычно он проделывал такое с каретами. Сейчас оказалось потруднее: ему пришлось как следует постараться, чтобы сохранить равновесие. Но он удержался, а после быстро и легко спустился вниз, передвигаясь по прутьям, как по ступеням лестницы. И, не получив ни одной царапины, занялся нехитрым замком. Узница за все это время даже не пикнула, лишь зажимала себе рот рукой, но вряд ли может теплиться в человеческой душе столько надежды, сколько плескалось сейчас в ее глазах.

Я снова переключила внимание. Стоны, кровь, скачущие прочь лошади, оставшиеся на земле тела. Все как и должно быть при обстоятельствах такого рода. Стражник постарше, шутливо разговаривавший со мной в самом начале, лежал на траве без сознания, но невредимый. Маленькая игра не по правилам с моей стороны: вызвав обморок, я вывела его из боя прежде, чем тот начался. Нечестно, конечно, но стоит ли губить хорошего человека там, где можно обойтись без этого?

Тишина, которая закладывает уши после шума схватки, а потом – рыдания заключенной, только что обретшей свободу. Авив прижимает ее к себе, девушки говорят что-то участливое. Я склоняюсь над единственным стражником, который успел прийти в сознание.

– Смотри, сержант, – говорю я, притягивая его взгляд, вынуждая полностью сосредоточиться на моем лице. – Смотри и запоминай, чтобы потом рассказать.



Вольные Девы в компании Амины и Авива благополучно скрылись с места преступления. Я же направилась в противоположную сторону. Оставалось еще одно дело, и общество людей было нежелательно.

Добравшись до ближайшей прогалины, я остановилась в самом ее центре и запрокинула голову.

– Матариэль! Взываю к ангелу в надежде на благосклонность! – звонко произнесла я традиционные слова призыва. И, чтобы кое-кому не стало слишком приторно, добавила: – Матариэль, скотина такая, только попробуй не проявить благосклонность после всего, что я сделала для твоей протеже!

Перед глазами слегка зарябило, будто я смотрела на верхушки сосен сквозь дым от костра, а потом в воздухе стали медленно проявляться два силуэта.

– Это самый оригинальный призыв, какой мне доводилось слышать за долгие годы, – заявил Матариэль. – А слышал я, поверь, немало.

– Зато на другие ты небось и откликаться не спешил, – парировала я. – А тут не замедлил явиться.

– О да! Услышал, прослезился – и вот он я, здесь, перед тобой!

Он принял горделивую позу, какую скульптуры нередко придают изображениям великих полководцев.

– Тебе не следовало сюда являться! – сварливо прокаркал Пуриэль. – Виданое ли дело: ангел откликается на призыв демона!

– Два ангела, – поправила я. – И заметь: ты пришел по собственной инициативе. К тебе я точно не взывала.