Потому что ты мой

– Я приготовил кофе без кофеина. Есть будешь?

– Конечно.

Сегодня утром им придется сообщить страшную новость. Потом они выберут дату слушаний, уладят формальности, разберутся с вещами Ли и помогут Мейсону перебраться в новый дом. Боже. Даже думать о переезде не хочется: для бедняги это эмоциональный ад.

Грейс помогает с завтраком, раскладывая по трем тарелкам яичницу на масле, и наливает себе еще одну кружку кофе. На мгновение Грейс забывает, что Ли здесь больше нет, и осознав это, чтобы устоять на ногах, хватается за стол.

Они едят молча, тыкая зубцами вилок в дымящиеся яйца. Грейс запивает их второй за утро кружкой кофе и слышит ровно в восемь, как отворяется дверь Мейсона. Грейс и Ноа через стол встречаются взглядом и кивают друг другу.

Мейсон, потирая глаза, входит в столовую. На мгновение он принимает Грейс за Ли, на его лице вспыхивает надежда, но тут же гаснет.

– Где моя мама? Почему нет мамы? Где она?

Грейс пытается улыбнуться.

– Привет, милый. Почему бы тебе не позавтракать? Нам с Ноа нужно поговорить с тобой о твоей маме.

Засунув пальцы в маленькую прореху пижамных штанов, Мейсон фыркает и скрещивает руки на груди.

– Ваша яичница пахнет рыбой. Нельзя жарить яйца на чугунной сковороде. Мама готовит в ней рыбу.

Грейс мысленно делает зарубку на будущее.

– Что ж, спасибо за полезную подсказку. Постараюсь не забыть. – Она подтягивает к себе стул и похлопывает по нему: – Вот, присядь. Нужно поговорить.

Ноа тоже уговаривает Мейсона присесть, и наконец мальчик соглашается. Вновь скрестив руки на футболке с надписью «Улица Сезам», он бегает взглядом от Грейс к Ноа.

– Ладно, выкладывайте. Где мама?

Грейс теряется. В какие слова облечь правду, чтобы та не причинила душераздирающей боли? Можно сказать, что с его мамой произошел несчастный случай. Что она пошла в горы и упала. Как ни пытайся смягчить удар, жизнь мальчика перевернулась с ног на голову.

– Мейсон, я расскажу тебе, где мама. – Ноа прочищает горло и бросает взгляд на Грейс, и та одобрительно кивает. – Во время путешествия твоя мать поздно ночью отправилась в горы. Она плохо видела, куда ступает, и свалилась.

– Мама в больнице? – Мейсон начинает постукивать по столу пальцами.

Ноа сбивается, и Грейс приходит ему на помощь.

– Нет, Мейсон, не в больнице. Твоя мама упала с самой вершины и погибла. Мне так жаль. Просто… ужасная случайность.

Хотя Мейсону нужен четкий, однозначный ответ, собственная прямота причиняет боль, и Грейс тоже чувствует себя так, словно в первый раз услышала о смерти подруги.

Дыхание Мейсона учащается, грудь под пижамой ходит ходуном. Лицо идет пятнами, вначале правое ухо, затем висок, и, будто заразная сыпь, яростные брызги цвета на шее. В округлившихся глазах дрожат непролитые слезы.

– Мама упала с горы? – Мейсон поднимает на Грейс взгляд, на лице написана боль. – И умерла? – Его голос падает до шепота, и под броней логики Грейс в который раз угадывает ранимого ребенка.

– Ох, бедный ты мой… – шепчет она и тянется к нему, собираясь накрыть его ладонь своей, но вдруг останавливается за считаные миллиметры.

– Грейс… мама ведь не по-настоящему умерла? Она жива? – Мейсон в слезах яростно трясет головой. – Нет-нет-нет. Мама не мертва. Не мертва… – Он вновь мечется между ними взглядом, отчаянно пытаясь понять. – Грейс, пожалуйста. Ты же была там! Была с ней! Как мама упала? Она обещала вернуться. Обещала!

– Знаю. Знаю, что обещала. – Грейс закрывает рот ладонью и пытается успокоиться. Ради Мейсона, ради всех них, ей нужно быть сильной.

– Но, но, но, но… – всхлипывая, повторяет он, и Грейс, решительно обняв его за плечи, крепко прижимает к себе. – Но мама сказала, что вернется. Она обещала мне. Понимаешь, обещала вернуться через трое суток. Она обещала!

– Знаю, знаю. – Грейс прижимает Мейсона к себе еще крепче. – И сдержала бы обещание, не случись с ней беда. Ты ведь понимаешь.

Он утыкается ей в грудь и плачет. Грейс обнимает его, с лица капают собственные слезы. Ноа с мукой наблюдает за обоими. Она сжимает Мейсона крепче и ждет, что тот отстранится.

Наконец мальчик высвобождается.

– Это моя вина, да? – спрашивает он, икая.

– С чего вдруг такие мысли? – удивляется Грейс и ласково отводит с его лба спутанные волосы.

– Перед отъездом я сказал ей, что хотел бы жить с тобой. – Мейсон в смятении, его взгляд перескакивает с Грейс на Ноа. – Я заявил, что лучше бы ты была моей мамой. Но я же не взаправду. Я не хотел, чтобы она умерла.

– О, Мейсон, конечно же, ты не хотел. Ты ни в чем не виноват. Это просто несчастный случай. – Голос Ноа ласков, но в нем звучит убежденность.

– Ноа прав. Ты не виноват, слышишь? Мейсон, посмотри на меня. Это не твоя вина. Вообще никто не виноват. – Грейс отмахивается от угрызений совести: ссора, алкоголь, незапланированный поход на гору, падение…

Мейсон окидывает взглядом столовую, комнату за спиной, кухню.

– Но где я буду жить? Я живу здесь, с мамой.


– Знаю, – отвечает Грейс. – Нам придется это обсудить.

– Ты будешь жить с Грейс и Лукой, – вмешивается Ноа.

Грейс зыркает на него: сейчас не время вдаваться в детали. Пусть Мейсон переварит правду и все, что та влечет за собой: боль, скорбь, чувство потери, любовь к матери. Мальчику нужно время.

– Значит, то, о чем я просил, исполнится. – Он всхлипывает. – Я все-таки сделал так, чтобы это случилось, – Мейсон отталкивается от стола и убегает к себе в комнату.

– Боже! – Грейс закрывает лицо. Она понимает его боль. До чего же, наверное, ему хочется объявить правду выдумкой!

– Давай дадим парню капельку времени.

Грейс сердито вскидывает голову:

– Неужели это было действительно необходимо?

– Что именно? – Ноа моргает.

– Говорить, где Мейсон будет жить, в тот самый миг, когда он пытается осознать утрату? Мне это показалось очень бессердечным.

Всегда добродушный Ноа стискивает зубы, представая с незнакомой стороны.

– Я понимаю, как это выглядит, Грейс, но Мейсону нужно быть в курсе всего. Не только знать, что мать не вернется, но и уяснить, что он больше с ней не живет. Надо сказать ему все сразу, чтобы постепенно поборол горе и осознал свое положение.

Грейс не согласна. В комнате Мейсона что-то падает, и она бросается в коридор.

– Может, привести его сюда?

– Поверь, ему вначале нужно справиться с эмоциональным шквалом. – Ноа собирает тарелки. – Если полезем с разговором сию же секунду, мальчику это никак не поможет.

Как мать, Грейс жаждет дать Мейсону утешение. При чем тут «поможет» или «не поможет», она должна быть с ним и поддержать. Даже если нельзя прижать его к груди, она все равно в состоянии дать понять, что рядом. Ни один ребенок не должен оставаться наедине с таким горем. Несмотря на предостережение Ноа, она решительно идет в коридор и стучит в дверь. Ответа нет, и Грейс поворачивает ручку. Вопреки ожиданию, не заперто. Она осторожно переступает порог: Мейсон не любит, когда вторгаются на его личную территорию.

– Мейсон?

Он сидит на полу возле кровати и раскачивается, сжавшись в комок.

Присев на корточки, Грейс ласково кладет ладонь ему на спину.

– Эй, дружок. Не убивайся так. Знай, как бы там ни было, но Ли погибла не из-за тебя.

– Но я ведь и правда хотел жить с тобой! – Мейсон вскидывает голову, кудри сбились в тугие кольца. – Даже записывал это желание несколько раз… что мечтаю жить с тобой и Лукой. Мечтаю, чтобы ты была моей мамой. И вот сбылось! Это я натворил…

Спорить бесполезно. Если Мейсон верит, значит, для него это правда.

Грейс по-турецки усаживается на пол рядом.

– Знаешь, много лет назад у меня умерла сестра. Конечно, это не то же самое, что потерять маму, но тоже очень и очень тяжело. Мы были очень близки, и после ее смерти я не знала, что делать. Даже считала себя отчасти виноватой.

Грейс пронзает боль, в памяти вновь оживает прошлое. Как не могла поверить. Как отрицание стало ее лучшей подругой. Она даже никогда не говорила о смерти сестры ни с Ноа, ни с Ли, ни с кем бы то ни было еще.

Мейсон, шмыгнув носом, прекращает раскачиваться.

– Почему?

Грейс колеблется, на поверхность всплывает тысяча воспоминаний. Вот они вдвоем строят баррикады из мебели и подушек. Вот дерутся из-за мальчишек и тайком выскальзывают из окна. Вот, лежа в кроватях долгими ночами, разговаривают друг с другом. Вот становятся взрослыми, и после мучительной разлуки каждая идет своей дорогой.

– Мы отдалились, – наконец говорит Грейс. – Сестра уехала в другой город, так что я стала ее редко видеть. Порой из-за расстояния семейные узы слабеют. Когда она умерла, я винила себя, что не была рядом. Что не особо интересовалась ее жизнью.

– А какой была твоя сестра?

Непростой вопрос.

– Интересной. Твердолобой. Красивой. Эмоциональной. Умной. – Сердце Грейс сжимается, воздуха не хватает. – Думаю, тебе она понравилась бы.

– Странное описание, – утерев нос, говорит Мейсон.

– Да? – Грейс гонит прочь воспоминания о сестре, пытаясь не терять связи с настоящим. – Я пытаюсь донести до тебя, что терять близкого человека всегда тяжело, но ты не виноват. Никогда не виноват. Даже если так кажется.

«А верю ли я в это сама?»

Мейсон утыкается ей в плечо. Хоть он и не любит физических прикосновений, сейчас ищет контакта, даже нуждается в нем, и Грейс этому рада. Мейсон никогда не возражал против ее прикосновений, если, помогая, она случайно задевала его плечо или голову.

– Что мне теперь делать?

Еще один трудный вопрос и, как бы ни хотелось развеять все страхи мальчика, на это способно лишь время: любые слова сейчас бессильны.