Поток
Часть 26 из 73 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ример опустил глаза на лезвие. Тряпка, которой он зажимал острый край, сделалась красной и влажной.
Пленник
Дом Модрасме перестал быть уютным жилищем и превратился в выставку. В зал, который Хирка неохотно называла гостиной, набилось столько гостей, что протиснуться сквозь толпу казалось невозможно. Слепые приходили и уходили бесконечным потоком. Наружные двери стояли преимущественно открытыми, и у Хирки никак не получалось согреться. Уйти она тоже не могла, потому что все явились посмотреть именно на неё.
Умпири вручали ей разноцветные ленты с символами. Узоры домов. Ленты союзов. Декоративные клятвы верности, от которых Хирка чувствовала себя очень неуютно. Но она улыбалась пришедшим. Лицо застыло в приветливой маске, и приходилось прикладывать абсолютно все силы, чтобы удержать её. Перед каждым новым визитёром Модрасме опускала холодную ладонь дочери Грааля на руку, как будто помечала свою собственность. От этого у Хирки по коже бежали мурашки.
Многие приносили подарки – от табака и чая до дорогих скульптур из потокового стекла, в зависимости от благосостояния и амбиций семьи. Стол за спиной девушки ломился от вещей, о которых она никогда не просила.
Вперёд протиснулась пара слепых и представилась домом Семре. Женщина была одета в бледно-голубое облачение, вероятно, чтобы гармонировать с подарком: три птицы в клетке. Серые с голубыми горлышками. Они судорожно махали крыльями. Хирка приняла подношение и с удивлением заметила:
– Они пылают…
Женщина довольно приподняла бровь, как будто собственноручно изготовила пичуг.
– Мы называем их живыми фонариками, ну разве они не прекрасны?
Хирка щелкнула языком. Казалось, птиц это успокоило.
– Они великолепны, – сказала она.
Собеседница потрясла клетку, и серебристый цвет оперения стал ярче.
– Только не пересаживай их в загон побольше. Видишь ли, следует содержать их так, чтобы не хватало места. Они светятся, только когда загнаны в угол.
Улыбка сползла с лица Хирки. Птицы пищали. Клетка стала тяжёлой. Женщина стояла перед дочерью Грааля, как фокусница, и ждала восторгов. Та выдавила из себя:
– Спасибо.
Затем развернулась, поставила клетку на стол и облокотилась на него. Девушке хотелось сползти на пол и заснуть. Забыть. Но она не могла. Нельзя было даже присесть. Этой привилегией обладала только Модрасме, которой удавалось делать вид, что сидит она против своей воли.
Хирка услышала монотонный смех Рауна и обернулась. Они с Ухере прохаживались в центре зала и разговаривали с натужно и будто даже ожесточенно улыбающейся парой. Дочь Грааля не могла избавиться от мысли, что победа её семьи означала поражение какой-то другой. Дом Модрасме стал седьмым, следовательно, кто-то утратил своё место.
Здесь ли они сейчас? Так ли рады прибытию Хирки? По доброй ли воле отдали собственный статус в обмен на надежду завоевать Имланд и вновь прикоснуться к Потоку?
В памяти девушки вновь зазвучало эхо рёва, который она слышала сегодня в кратере.
Да. Всё говорило о том, что они действовали по доброй воле. Слишком уж доброй.
Перед Хиркой возникали всё новые лица. Появлялись и исчезали. Дарили ей ленты и подарки. Что-то говорили, но слова не проникали в её мысли.
Война… Наивная девчонка, она не понимала, как глубоко может сидеть потребность убивать. Это было не поверхностным желанием, а движущей силой. Подводным течением, жаждой. Чувством справедливости, охватившим целый народ.
Одного слепого можно остановить. Десятерых тоже. Но как остановить сотни тысяч?
Грааль отдавал себе в этом отчёт. Знал, что Хирка никогда не сумеет сдержать их, и воспользовался ею. И она ничего не могла сделать. Слепые получили её. Грааль обрёл власть.
И подчинил Римера.
От этой мысли у Хирки свело живот, а к горлу стала подниматься тошнота.
Гости говорили о новых временах. О Потоке. О стране по другую сторону. Но этого не должно было произойти. Она должна побеседовать с Граалем, причём немедленно.
Хирка посмотрела на последние подаренные ленты. Их слишком плотно затянули на её запястье, и рука побелела. Девушка сняла полоски ткани и положила в стопку к остальным.
Гости стояли так плотно, что пришлось протискиваться сквозь толпу в сторону Скерри, которая разговаривала рядом с сервированным столом. Чёрное кожаное платье начало собираться на бёдрах – единственный признак того, что сегодня был долгий день. Сама же Скерри выглядела безупречно.
Даже одежда устаёт раньше, чем Умпири.
Рядом с женщиной стоял Грид и что-то нашёптывал ей, вызвав у собеседницы кривую улыбку. Он откинул волосы за спину. Ремешок, перехвативший прядь за ухом, свисал до ключицы под весом пяти стальных бусин. По одной за каждую ежегодную победу на ринге, по слухам. И всё же Скерри регулярно поколачивала молодого Дрейри. Наверное, это было не так уж странно, поскольку Раун являлся лучшим тренером в городе.
Скерри взяла яйцо из чаши на столе, проделала когтем дырку в скорлупе и погрузила туда палец. Насколько поняла Хирка, если пользоваться когтями, а пищу можно назвать жидкой, то есть при других не считается невежливым. Ещё одно правило, которое полукровка никогда не поймёт и которому не станет следовать. Она не такая, как они. И никогда такой не станет.
Хирка подошла к Скерри и попыталась скрыть отчаяние.
– Нам надо поговорить.
Собеседница положила скорлупу в салфетку и раздавила содержимое в кулаке.
– Ну, слушаю.
– С Граалем. Нам надо поговорить с Граалем.
Грид навострил уши. Какой-то бородатый мужчина заметил Хирку и решил подойти к ней в обход очереди. Он поздравил дом с возвышением. Скерри поблагодарила его. Девушка беспокойно переминалась с ноги на ногу, пока терпение не иссякло, а потом положила руку на ладонь слепой.
– Скерри, это важно.
Та зарычала, выволокла Хирку в коридор и прижала к стене.
– Нас только что возвысили до седьмого дома. Седьмого! Гости едут издалека, чтобы посмотреть на нас. Чтобы увидеть тебя, чудесную дочь, которая не должна была родиться. А ты считаешь, что располагаешь свободным временем?
– Я должна с ним поговорить! И это будет совсем ненадолго. – Хирка попробовала вырваться, но Скерри снова прижала её к стене.
– Ты должна закрыть рот и стоять, выпрямив спину. Вот что ты должна делать. А ещё вести себя как Дрейри!
Подошли три гостя в сопровождении слуг. Скерри отпустила Хирку и поблагодарила слепых за визит, пока дочь Грааля безуспешно пыталась улыбнуться. После чего те удалились.
– Мы поговорим с Граалем, когда я скажу, – прохрипела Скерри, наклоняясь к девушке, а затем вытолкала её обратно в зал.
Хирка приложила руку к груди, опасаясь, что если останется здесь, то упадёт в обморок. Нужно срочно уйти.
Скерри направлялась к Гриду, и пока её внимание было сосредоточено на другом, Хирка выскользнула в коридор и прокралась к спальне. Коснулась дверной ручки и вздрогнула, услышав скрип. Когти. Фальшивые серебряные когти, приклеенные к кончикам пальцев. Девушка сорвала накладки, распахнула дверь в комнату и швырнула их на пол.
Что-то мешало войти внутрь. Шлейф холода. Хирка знала, откуда он идёт.
У неё за спиной находилась широкая лестница, высеченная прямо в скале, как и почти всё остальное, и ведущая на нижний этаж, где располагалось несколько комнат. Спальни Шильборра и Уни. Гостевая. И вместилище воронов, которое теперь стало тюрьмой.
От этого слова у Хирки волосы вставали дыбом, но как ещё следовало назвать это помещение? Она отвергла предложение семьи убить Урда, и его оставалось только запереть. Для этой цели лучше всего подходила комната посыльного ворона: окошко было маленьким, а дверь запиралась снаружи.
В последние дни Хирка несколько раз проходила мимо этой лестницы, но никогда не спускалась вниз.
Девушка посмотрела в сторону зала, услышала смех Рауна и разговоры. Ненатуральные аплодисменты Ухере. И внезапно вспомнила день, когда Ример вернулся в Эльверуа. Он сказал, что будет сопровождать Илюме в Маннфаллу. Хирка тогда заявила, что если бы она имела бабушку, то называла бы её только так, и никак иначе. А что ответил Ример?
Нет, если бы твоей бабушкой была Илюме…
Он оказался прав. Раун и Ухере – родители Грааля. Дедушка и бабушка Хирки. Но она не могла назвать их так. Или воспринимать их так. Они являлись трупорождёнными. Дрейри. Они ели когтями и смотрели молочно-белыми глазами. А сегодня все они ревели вокруг неё, подчёркивая криком разницу между ними.
Хирка спустилась по лестнице.
Звуки из зала стихли и превратились в глухой рокот. Она зашагала по коридору в сторону слабого света, который шёл из комнаты воронов. Из тюрьмы Урда. Из окошка на двери, которое украшало похожее на паутину потоковое стекло.
Решётка. Клетка.
Ворон выкрикнул предупреждение, но Хирка знала, что проигнорирует его: слишком сильным оказалось притяжение.
Она заглянула внутрь.
Чёрная птица сидела под потолком на перекладине. Сразу под ней находилась дырка в полу, куда ворон обычно гадил. Сейчас он полусонно щурился на горевший в углу закрытый фонарь. Урд расхаживал в глубине помещения. Дальняя стена была покрыта чёрными знаками. Имландские и умонийские буквы. Время от времени он останавливался, чтобы добавить что-то к надписи угольным карандашом, который, скорее всего, нашёл где-то на полке, а потом продолжал наматывать круги.
Хирка вновь поразилась, насколько молодо имлинг выглядел без бороды и с короткими волосами. Казалось, на вид ему не больше зим, чем сравнялось отцу, когда тот умер.
Урд нахмурился и зашевелил губами, как будто пытался что-то выучить наизусть. Заслуживает ли он новых знаний? Заслуживает ли вообще чего-нибудь? Мужчина, который попытался принести её в жертву на Бромфьелле? Который заколол Илюме?
Они должны были сразу убить его, а не отдать мне.
Хирка устыдилась своих мыслей. И разозлилась. Казалось, посмотрев на Урда, она стала другой. Как будто он внезапно обрёл власть решать, кто она такая.
Пленник остановился на полушаге и замер в ожидании спиной к двери, склонив голову набок, будто прислушивался.
Он знает. Знает, что я здесь.
Урд повернулся. Тонкую цепь, закреплённую на шее, он держал в ладони. Как будто сам себя водил на поводке.
Кожа мужчины приобрела землистый цвет, под глазами образовались круги. Казалось, он много дней не спал. Впалые щёки создавали впечатление, что скулы доходят до самого рта. Хотелось бы Хирке назвать Урда безобразным, но она не сумела.
Он подошёл ближе, медленно, как зверь. Робкий и утомлённый. Но он слишком нуждался в помощи, поэтому не мог не обращать внимания на гостью. Та боялась, что о ней можно сказать то же самое.
Урд стоял перед Хиркой. Их разделяло лишь потоковое стекло. Она поискала в себе страх или гнев, но сил на эмоции не осталось. Она слишком устала, чтобы делать вид, что отличается от пленника.
Ей просто требовалось взглянуть на Урда. На что-то знакомое. И раз уж так случилось, то плевать на то, что он являлся врагом.
Хирка положила руку на решётку и услышала, как цепь упала на пол. Ошейник дёрнулся под её тяжестью. Урд коснулся пальцами её ладони. Кожа к коже сквозь паутину стекла. Кончики ногтей были такими же, как у девушки. Полукруглыми. Без когтей.
Пленник
Дом Модрасме перестал быть уютным жилищем и превратился в выставку. В зал, который Хирка неохотно называла гостиной, набилось столько гостей, что протиснуться сквозь толпу казалось невозможно. Слепые приходили и уходили бесконечным потоком. Наружные двери стояли преимущественно открытыми, и у Хирки никак не получалось согреться. Уйти она тоже не могла, потому что все явились посмотреть именно на неё.
Умпири вручали ей разноцветные ленты с символами. Узоры домов. Ленты союзов. Декоративные клятвы верности, от которых Хирка чувствовала себя очень неуютно. Но она улыбалась пришедшим. Лицо застыло в приветливой маске, и приходилось прикладывать абсолютно все силы, чтобы удержать её. Перед каждым новым визитёром Модрасме опускала холодную ладонь дочери Грааля на руку, как будто помечала свою собственность. От этого у Хирки по коже бежали мурашки.
Многие приносили подарки – от табака и чая до дорогих скульптур из потокового стекла, в зависимости от благосостояния и амбиций семьи. Стол за спиной девушки ломился от вещей, о которых она никогда не просила.
Вперёд протиснулась пара слепых и представилась домом Семре. Женщина была одета в бледно-голубое облачение, вероятно, чтобы гармонировать с подарком: три птицы в клетке. Серые с голубыми горлышками. Они судорожно махали крыльями. Хирка приняла подношение и с удивлением заметила:
– Они пылают…
Женщина довольно приподняла бровь, как будто собственноручно изготовила пичуг.
– Мы называем их живыми фонариками, ну разве они не прекрасны?
Хирка щелкнула языком. Казалось, птиц это успокоило.
– Они великолепны, – сказала она.
Собеседница потрясла клетку, и серебристый цвет оперения стал ярче.
– Только не пересаживай их в загон побольше. Видишь ли, следует содержать их так, чтобы не хватало места. Они светятся, только когда загнаны в угол.
Улыбка сползла с лица Хирки. Птицы пищали. Клетка стала тяжёлой. Женщина стояла перед дочерью Грааля, как фокусница, и ждала восторгов. Та выдавила из себя:
– Спасибо.
Затем развернулась, поставила клетку на стол и облокотилась на него. Девушке хотелось сползти на пол и заснуть. Забыть. Но она не могла. Нельзя было даже присесть. Этой привилегией обладала только Модрасме, которой удавалось делать вид, что сидит она против своей воли.
Хирка услышала монотонный смех Рауна и обернулась. Они с Ухере прохаживались в центре зала и разговаривали с натужно и будто даже ожесточенно улыбающейся парой. Дочь Грааля не могла избавиться от мысли, что победа её семьи означала поражение какой-то другой. Дом Модрасме стал седьмым, следовательно, кто-то утратил своё место.
Здесь ли они сейчас? Так ли рады прибытию Хирки? По доброй ли воле отдали собственный статус в обмен на надежду завоевать Имланд и вновь прикоснуться к Потоку?
В памяти девушки вновь зазвучало эхо рёва, который она слышала сегодня в кратере.
Да. Всё говорило о том, что они действовали по доброй воле. Слишком уж доброй.
Перед Хиркой возникали всё новые лица. Появлялись и исчезали. Дарили ей ленты и подарки. Что-то говорили, но слова не проникали в её мысли.
Война… Наивная девчонка, она не понимала, как глубоко может сидеть потребность убивать. Это было не поверхностным желанием, а движущей силой. Подводным течением, жаждой. Чувством справедливости, охватившим целый народ.
Одного слепого можно остановить. Десятерых тоже. Но как остановить сотни тысяч?
Грааль отдавал себе в этом отчёт. Знал, что Хирка никогда не сумеет сдержать их, и воспользовался ею. И она ничего не могла сделать. Слепые получили её. Грааль обрёл власть.
И подчинил Римера.
От этой мысли у Хирки свело живот, а к горлу стала подниматься тошнота.
Гости говорили о новых временах. О Потоке. О стране по другую сторону. Но этого не должно было произойти. Она должна побеседовать с Граалем, причём немедленно.
Хирка посмотрела на последние подаренные ленты. Их слишком плотно затянули на её запястье, и рука побелела. Девушка сняла полоски ткани и положила в стопку к остальным.
Гости стояли так плотно, что пришлось протискиваться сквозь толпу в сторону Скерри, которая разговаривала рядом с сервированным столом. Чёрное кожаное платье начало собираться на бёдрах – единственный признак того, что сегодня был долгий день. Сама же Скерри выглядела безупречно.
Даже одежда устаёт раньше, чем Умпири.
Рядом с женщиной стоял Грид и что-то нашёптывал ей, вызвав у собеседницы кривую улыбку. Он откинул волосы за спину. Ремешок, перехвативший прядь за ухом, свисал до ключицы под весом пяти стальных бусин. По одной за каждую ежегодную победу на ринге, по слухам. И всё же Скерри регулярно поколачивала молодого Дрейри. Наверное, это было не так уж странно, поскольку Раун являлся лучшим тренером в городе.
Скерри взяла яйцо из чаши на столе, проделала когтем дырку в скорлупе и погрузила туда палец. Насколько поняла Хирка, если пользоваться когтями, а пищу можно назвать жидкой, то есть при других не считается невежливым. Ещё одно правило, которое полукровка никогда не поймёт и которому не станет следовать. Она не такая, как они. И никогда такой не станет.
Хирка подошла к Скерри и попыталась скрыть отчаяние.
– Нам надо поговорить.
Собеседница положила скорлупу в салфетку и раздавила содержимое в кулаке.
– Ну, слушаю.
– С Граалем. Нам надо поговорить с Граалем.
Грид навострил уши. Какой-то бородатый мужчина заметил Хирку и решил подойти к ней в обход очереди. Он поздравил дом с возвышением. Скерри поблагодарила его. Девушка беспокойно переминалась с ноги на ногу, пока терпение не иссякло, а потом положила руку на ладонь слепой.
– Скерри, это важно.
Та зарычала, выволокла Хирку в коридор и прижала к стене.
– Нас только что возвысили до седьмого дома. Седьмого! Гости едут издалека, чтобы посмотреть на нас. Чтобы увидеть тебя, чудесную дочь, которая не должна была родиться. А ты считаешь, что располагаешь свободным временем?
– Я должна с ним поговорить! И это будет совсем ненадолго. – Хирка попробовала вырваться, но Скерри снова прижала её к стене.
– Ты должна закрыть рот и стоять, выпрямив спину. Вот что ты должна делать. А ещё вести себя как Дрейри!
Подошли три гостя в сопровождении слуг. Скерри отпустила Хирку и поблагодарила слепых за визит, пока дочь Грааля безуспешно пыталась улыбнуться. После чего те удалились.
– Мы поговорим с Граалем, когда я скажу, – прохрипела Скерри, наклоняясь к девушке, а затем вытолкала её обратно в зал.
Хирка приложила руку к груди, опасаясь, что если останется здесь, то упадёт в обморок. Нужно срочно уйти.
Скерри направлялась к Гриду, и пока её внимание было сосредоточено на другом, Хирка выскользнула в коридор и прокралась к спальне. Коснулась дверной ручки и вздрогнула, услышав скрип. Когти. Фальшивые серебряные когти, приклеенные к кончикам пальцев. Девушка сорвала накладки, распахнула дверь в комнату и швырнула их на пол.
Что-то мешало войти внутрь. Шлейф холода. Хирка знала, откуда он идёт.
У неё за спиной находилась широкая лестница, высеченная прямо в скале, как и почти всё остальное, и ведущая на нижний этаж, где располагалось несколько комнат. Спальни Шильборра и Уни. Гостевая. И вместилище воронов, которое теперь стало тюрьмой.
От этого слова у Хирки волосы вставали дыбом, но как ещё следовало назвать это помещение? Она отвергла предложение семьи убить Урда, и его оставалось только запереть. Для этой цели лучше всего подходила комната посыльного ворона: окошко было маленьким, а дверь запиралась снаружи.
В последние дни Хирка несколько раз проходила мимо этой лестницы, но никогда не спускалась вниз.
Девушка посмотрела в сторону зала, услышала смех Рауна и разговоры. Ненатуральные аплодисменты Ухере. И внезапно вспомнила день, когда Ример вернулся в Эльверуа. Он сказал, что будет сопровождать Илюме в Маннфаллу. Хирка тогда заявила, что если бы она имела бабушку, то называла бы её только так, и никак иначе. А что ответил Ример?
Нет, если бы твоей бабушкой была Илюме…
Он оказался прав. Раун и Ухере – родители Грааля. Дедушка и бабушка Хирки. Но она не могла назвать их так. Или воспринимать их так. Они являлись трупорождёнными. Дрейри. Они ели когтями и смотрели молочно-белыми глазами. А сегодня все они ревели вокруг неё, подчёркивая криком разницу между ними.
Хирка спустилась по лестнице.
Звуки из зала стихли и превратились в глухой рокот. Она зашагала по коридору в сторону слабого света, который шёл из комнаты воронов. Из тюрьмы Урда. Из окошка на двери, которое украшало похожее на паутину потоковое стекло.
Решётка. Клетка.
Ворон выкрикнул предупреждение, но Хирка знала, что проигнорирует его: слишком сильным оказалось притяжение.
Она заглянула внутрь.
Чёрная птица сидела под потолком на перекладине. Сразу под ней находилась дырка в полу, куда ворон обычно гадил. Сейчас он полусонно щурился на горевший в углу закрытый фонарь. Урд расхаживал в глубине помещения. Дальняя стена была покрыта чёрными знаками. Имландские и умонийские буквы. Время от времени он останавливался, чтобы добавить что-то к надписи угольным карандашом, который, скорее всего, нашёл где-то на полке, а потом продолжал наматывать круги.
Хирка вновь поразилась, насколько молодо имлинг выглядел без бороды и с короткими волосами. Казалось, на вид ему не больше зим, чем сравнялось отцу, когда тот умер.
Урд нахмурился и зашевелил губами, как будто пытался что-то выучить наизусть. Заслуживает ли он новых знаний? Заслуживает ли вообще чего-нибудь? Мужчина, который попытался принести её в жертву на Бромфьелле? Который заколол Илюме?
Они должны были сразу убить его, а не отдать мне.
Хирка устыдилась своих мыслей. И разозлилась. Казалось, посмотрев на Урда, она стала другой. Как будто он внезапно обрёл власть решать, кто она такая.
Пленник остановился на полушаге и замер в ожидании спиной к двери, склонив голову набок, будто прислушивался.
Он знает. Знает, что я здесь.
Урд повернулся. Тонкую цепь, закреплённую на шее, он держал в ладони. Как будто сам себя водил на поводке.
Кожа мужчины приобрела землистый цвет, под глазами образовались круги. Казалось, он много дней не спал. Впалые щёки создавали впечатление, что скулы доходят до самого рта. Хотелось бы Хирке назвать Урда безобразным, но она не сумела.
Он подошёл ближе, медленно, как зверь. Робкий и утомлённый. Но он слишком нуждался в помощи, поэтому не мог не обращать внимания на гостью. Та боялась, что о ней можно сказать то же самое.
Урд стоял перед Хиркой. Их разделяло лишь потоковое стекло. Она поискала в себе страх или гнев, но сил на эмоции не осталось. Она слишком устала, чтобы делать вид, что отличается от пленника.
Ей просто требовалось взглянуть на Урда. На что-то знакомое. И раз уж так случилось, то плевать на то, что он являлся врагом.
Хирка положила руку на решётку и услышала, как цепь упала на пол. Ошейник дёрнулся под её тяжестью. Урд коснулся пальцами её ладони. Кожа к коже сквозь паутину стекла. Кончики ногтей были такими же, как у девушки. Полукруглыми. Без когтей.